Я иначе не могу, и вы сами знаете, что вот уже два года, как я пробую отказаться от старого. Но новая, спокойная жизнь не для меня, и , если бы я даже и сделал хорошую карьеру, я все равно кончил бы тем же, чем теперь кончаю.

Целую много, много раз . Митя.

(Террористы начали "охотиться" на Столыпина сразу после его выдвижения на пост главы правительства. Уже через месяц "защитники народа" взорвали мощную бомбу на даче П.А. Столыпина на Аптекарском острове во время приема посетителей. Хозяин по счастливой случайности не пострадал, но его дочь и сын были ранены. Находясь на посту премьера, Петр Аркадьевич на протяжении пяти лет ежеминутно ожидал трагического финала своей жизни.)

Когда Столыпина отнесли в одну из комнат театра и наскоро перевязали, выяснилось, что от мгновенной смерти его спас крест святого Владимира, в который попала первая пуля. Она раздробила крест и ушла в сторону от сердца. Но все же этой пулей были пробиты грудная клетка, плевра, грудобрюшная преграда и печень. Другое ранение было не столь опасным - пуля пронзила кисть левой руки.

Врачи распорядились поместить раненого премьера в клинику доктора Маковского. Агония Столыпина длилась четыре дня. 5 сентября врачи констатировали смерть.

Столыпин скончался. Похоронен он был в Киево-Печерской лавре, поскольку в свое время завещал похоронить его там, где его настигнет смерть.

Кончина Столыпина вызвала массу откликов в российской и зарубежной печати. Заграничная левая пресса восприняла этот факт с удовлетворением. Так, в газете Независимой рабочей партии Англии отмечалось: "Столыпин обратил Думу в фарс и мошенническую проделку. Он, именно он, бросил тысячи людей в зараженные тюрьмы и послал тысячи на виселицу". "Он не может воротиться - и, конечно, многие тысячи русских благоговейно поблагодарят за это господа". Печатный орган Французской социалистической партии заявлял: "Смерть Столыпина заслуженная. Пред этой могилой человечество может лишь вздохнуть с облегчением".

В целом же сохранились весьма противоречивые оценки как самой личности Столыпина, так и его деятельности. С. Ю. Витте, который придирчиво следил за политической карьерой своего преемника, отмечал, что Петр Аркадьевич "был человек с большим темпераментом, человеком храбрым", но обвинял его в отсутствии государственной культуры, неуравновешенности, излишнем влиянии на его политическую деятельность жены Ольги Борисовны, использовании служебного положения для протекции родственникам. В этом есть доля истины, поскольку министром иностранных дел был Сазонов, женатый на сестре жены Столыпина. Младший офицер императорской яхты Бок, женившись на дочери Столыпина, тотчас получил должность морского агента в Берлине.

Витте обвинял Столыпина в заимствовании у него, Сергея Юльевича, идеи о выходе крестьян из общины, но подчеркивал разницу в методах осуществления этой идеи. Оценивая Указ от 9 ноября 1906 г., он писал: "Я чувствую, что закон этот послужит одной из причин пролития невинной крови. Был бы счастлив, если бы мое чувство меня обмануло". Наиболее неприемлемое он видел в том, что "Столыпин последние два-три года своего правления водворил в России положительный террор, но самое главное, внес во все отправления государственной жизни полицейский произвол и полицейское усмотрение". В своих мемуарах Витте отмечал эволюцию Столыпина от либерального премьера до "такого реакционера, который бы не брезговал никакими средствами для того, чтобы сохранить власть, и произвольно, с нарушением всяких законов, правил Россией".

Представляется интересным мнение П. Н. Милюкова, одного из лидеров партии кадетов, которых Столыпин, несмотря на, казалось бы, непреодолимые разногласия с ними, именовал "мозгом нации": "Столыпин выступал в двойном обличье - либерала и крайнего националиста". Милюков весьма скептически относился к эффективности реформаторской деятельности Столыпина, но отдавал должное его неординарности. "П. А. Столыпин, - писал Милюков, - принадлежал к числу лиц, которые мнили себя спасителями России от ее "великих потрясений". В эту свою задачу он внес свой большой темперамент и свою упрямую волю. Он верил в себя и в свое назначение. Он был, конечно, крупнее многих сановников, сидевших на его месте до и после Витте".

Один из первых русских марксистов, Петр Бернгардович Струве, дал следующую характеристику деятельности Столыпина: "Как бы ни относиться к аграрной политике Столыпина - можно ее принимать как величайшее зло, можно ее благословлять как благодетельную хирургическую операцию, - этой политикой он совершил огромный сдвиг в русской жизни. И - сдвиг поистине революционный и по существу, и формально. Ибо не может быть никакого сомнения, что с аграрной реформой, ликвидировавшей общину, по значению в экономическом развитии России в один ряд могут быть поставлены лишь освобождение крестьян и проведение железных дорог".

Отец Столыпина, познакомившись с Л. Н. Толстым во время Крымской войны, подружился с ним. Лев Николаевич был хорошо знаком с детьми своего друга. Узнав о высоком назначении Петра Аркадьевича, Толстой писал ему письма с осуждением его политического курса. Толстой видел в деятельности Столыпина две ошибки - "начал насилием бороться с насилием, что привело только к разрастанию его масштабов, и приступил к проведению такой земельной политики, которая имеет в виду не умиротворение, а утверждение земельного насилия".

В то же время другой гуманист XX в. - В. В. Розанов - дал очень высокую оценку Столыпину, на котором, по мнению философа, "не лежало ни одного грязного пятна: вещь страшно редкая и трудная для политического деятеля", его "смогли убить, но никто не мог сказать: он был лживый, кривой или своекорыстный человек".

В. И. Ленин, оценивая Столыпина как политического деятеля, писал, что тот умел прикрывать свою деятельность "лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под "европейские". Характеризуя же государственную деятельность Столыпина, Владимир Ильич отмечал, что он "пытался в старые мехи влить новое вино, старое самодержавие переделать в буржуазную монархию, и крах столыпинской политики есть крах царизма на этом полезном, последнем мыслимом для царизма пути". Пожалуй, это подходит к определению сути политики, разработанной и проводимой не только Столыпиным, но и Витте. При всей непохожести средств достижения оба пытались достичь одной цели - во что бы то ни стало сохранить монархию, не допустить революционного взрыва посредством уступок различным социальным силам.

Предложенные ими реформы объективно способствовали ускорению развития рыночных начал в экономике, многоукладности. Но если Витте в своей политике был сориентирован на западноевропейский путь развития, то Столыпин пытался найти свой, особый, русский путь. Оба активно использовали силы государства в осуществлении реформ, что давало основание некоторым современникам упрекать обоих в введении "государственного социализма". Витте делал упор на экономические методы воздействия, а Столыпин использовал административную мощь государства. Это прослеживается в их видении путей перехода от общинного к частному землевладению. Если Витте высказывался за постепенный, без принудительности переход на хутора, то Столыпин, понимая живучесть общины и консерватизм крестьян, предлагал этот процесс ускорить административными методами.

Витте и Столыпин ставили вопрос о необходимости реформирования политической системы, но если Столыпин предлагал в основном реформы местного самоуправления, то Витте добился введения начал конституционализма.

Задуманные ими реформы, увы, были слишком запоздалые. Их эффективность могла быть более высокой лишь в условиях парламентаризма и правового государства.

Опыт политической деятельности Витте и Столыпина наглядно показывает, что без должного изменения политической системы даже талантливо задуманные экономические реформы обречены на неуспех, а промедление в решении назревших экономических и социальных проблем создает реальную угрозу самой общественной системе. )