Другой кандидатурой оказался не менее авторитетный и весьма талантливый юрист и поэт С.А.Андреевский. На предложение выступить обвинителем по делу Засулич он так же ответил отказом.

Наконец, для этой роли нашелся исполнитель: им оказался товарищ прокурора Петербургского окружного суда К.И.Кессель, который быстро включился в дело. А.Ф.Кони знал Кесселя, защищал его от нападок начальников, способствовал его продвижению по службе. «По странной оберации чувства, - писал Кони, - я питал совершенно незаслуженную симпатию к этому угрюмому человеку. Мне думалось, что за его болезненным самолюбием скрываются добрые нравственные качества и чувство собственного достоинства. Но я никогда не делал себе иллюзий относительно его обвинительных способностей»(69)

Вопрос о выборе защитника решился проще и без всяких осложнений. В.Засулич не хотела приглашать защитника и собиралась защищать себя сама. Но при получении 23 марта обвинительного акта она сделала официальное заявление, что избирает своим защитником присяжного поверенного Александрова.

При подготовке процесса возник вопрос о допуске публики в зал судебного заседания. Стала поступать масса просьб о предоставлении возможности присутствовать на процессе. 26 марта в газете « Русский мир» появилось следующее сообщение: « Число публики, желающей присутствовать на предстоящем в нашем окружном суде процессе о покушении на жизнь градоначальника, уже в настоящее время настолько значительно, что оказывается возможным удовлетворить не более одной четверти обращающихся с просьбами о допущении в заседание суда по этому делу».

Казалось, к проведению процесса уже все было готово. Но все ли? Недоставало еще одного - последнего напутствия министра юстиции графа Палена. Он, конечно, начал понимать, что поступил легкомысленно, передав дело Засулич на рассмотрение суда с участием присяжных заседателей, и ощущал эту свою оплошность все отчетливее. Временами его охватывал страх за свой опрометчивый шаг. Его волновало, как отнесутся присяжные к поступку В.Засулич, но его не меньше он беспокоился о том, как проведет процесс А.Ф.Кони. 27 марта Пален пригласил его к себе по какому-то маловажному делу, что, конечно служило лишь предлогом.

Отказ Жуковского и Андреевского выступить обвинителями встревожил графа. Разговор с А.Ф,Кони с этого и начался. Высказав упреки в их адрес, пален грозно произнес: «Пусть только пройдет дело, а там мы еще поговорим». Воспроизведем состоявшеюся беседу по воспоминаниям А.Ф.Кони. «Пален сказал мне: «Ну, Анатолий Фёдорович, теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия». - «Граф, - ответил я, - умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме - беспристрастие и спокойствие . Мои обязанности и задачи так ясно определены в уставах, что теперь уже можно сказать, что я буду делать в заседании .» - «Да, я знаю -беспристрастие! Беспристрастие! Так говорят все ваши «статисты» (так называл он людей, любивших ссылаться на статьи судебных уставов), но есть дела, где нужно смотреть так, знаете, политически; это проклятое дело надо спустить скорее и сделать на всю эту проклятую историю так (он очертил рукою в воздухе крест), и я говорю, что если Анатолий Фёдорович захочет, то он так им (т.е. присяжным) скажет, что они сделают всё, что он пожелает! Ведь, так, а?» - «Граф, влиять на присяжных должны стороны, это их законная роль; председатель же, который будет гнуть весь процесс к исключительному обвинению, сразу потеряет всякий авторитет у присяжных, особенно у развитых, петербургских, и, я могу вас уверить по бывшим примерам, окажет медвежью услугу обвинению». - «Да, но, повторяю, от вас, именно от вас правительство ждет в этом деле услуги и содействия обвинению. Я прошу вас оставить меня в уверенности, что мы можем на вас опереться Что такое стороны? Стороны - вздор! Тут всё зависит от вас .» - « Но позвольте, граф, ведь вы высказываете совершенно невозможный взгляд на роль председателя, и могу вас уверить, что я не так понимал эту роль, когда шел в председатели, не так понимаю ее и теперь. Председатель - судья, а не сторона, и, ведя уголовный процесс, он держит в руках чашу со святыми дарами. Он не смеет наклонять ее нив ту, ни в другую сторону - иначе дары будут пролиты .

Да и если требовать от председателя не юридической, а политической деятельности, то где предел таких требований, где определение рода услуг, которые может пожелать оказать иной, не меру услужливый председатель? Нет, граф! Я вас прошу не становиться на эту точку зрения и не ждать от меня ничего, кроме точного исполнения моих обязанностей . Вы знаете, что суд отказал в вызове свидетелей, могущих разъяснить факты, внушившие Засулич мысль о выстреле в Трепова. Но на днях истекает неделя с объявления ей об этом, и она может обратится и, вероятно, обратится с требованием об ее счет. Оно будет для суда обязательно. Мы не имеем права отказать ей в этом. Но свидетели такого рода, несомненно коснуться факта сечения Боголюбова, рассказы о котором так возбудили Засулич. Этим будет дан защитнику очень благодарный и опасный в умелых руках материал. Вы знаете Александрова больше, чем я, и не станете отрицать за ним ни таланта, ни ловкости. Несомненно, что он напряжет все свои силы в этом деле, сознавая, что оно есть пробный камень для адвокатской репутации . Против такого защитника и по такому вообще благодарному для защиты делу необходим по меньшей мере равносильный обвинитель - холодный, спокойный, уверенный в себе и привыкший представлять суду более широкие горизонты, чем простое изложение улик»»(73).

Видя, что граф после возбуждения впадает в сонливое состояние, А.Ф. Кони прервал беседу, прося не ожидать от него каких-либо исключительных действий. «»И вы думаете, что может быть оправдательный приговор?» - спросил Пален. Зевая. - «Да, может быть при неравенстве сторон более чем возможен .» - «Нет, что обвинитель! - задумчиво сказал Пален. - А вот о чем я вас очень попрошу . Знаете что? Дайте мне кассационный повод на случай оправдания, а(«» - и хитро подмигнул Кони, на что тот ответил: « . ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно я не стану, считая это совершенно несогласным с достоинством судьи .»(74). Пален вновь повторил свою просьбу. Тогда Кони молча встал, и они расстались.

Итак, последняя попытка «напутствия» оказалась неудачной. А день разбирательства дела все приближался. 30 марта к Кони явился судебный пристав и сообщил, что присяжные, сознавая всю важность предстоящего дела, отнеслись к нему с некоторой тревогой. Они поручили судебному приставу спросить у председателя, не следует ли им ввиду важности заседания 31 марта надеть фраки и белые галстуки. А.Ф.Кони просил пристава передать, что не находит нужным делать это.

Все ждали 31 марта. Бушевали страсти . Готовила модные наряды петербургская знать, получившая билеты на процесс. Волновались присяжные заседатели. Репетировали свои речи защитник и прокурор. А в одиночной камере дома предварительного заключения проводила тревожную ночь Вера Засулич.

С беспокойством ждали этого дня и А.Ф Кони. « Вечером 30 марта, - вспоминал он в последствии, - пойдя пройтись, я зашел посмотреть, исполнены ли мои приказания относительно вентиляции и приведении залы суда в порядок для много людного заседания Смеркалось, зала смотрела мрачно, и бог знает, что предстояло на завтра. С мыслями об этом завтра вернулся я домой и с ними провел почти бессонную ночь .»(76)

Ровно в 11 часов утра 31 марта 1878 г. открылось заседание Петербургского окружного суда. Председательствующий объявил, что слушанию суда подлежит дело о дочери капитана Веры Засулич, обвиняемой в покушении на убийство, и отдал распоряжение ввести подсудимую. Затем были уточнены ее биографические данные. Судебный пристав доложил, что не явились свидетели: со стороны обвинения генерал-адьютант Трепов, а со стороны защиты - Куприянов и Волоховский. Секретарь суда доложил, что он по состоянию здоровья не может явится в суд, а также подвергаться допросу на дому без явного вреда для здоровья. В подтверждение было оглашено медицинское свидетельство, выданное профессором Н.В.Склифосовским и другими врачами. )