Но что же в таком случае является источником па­тологического раздражения районов мозга, непосредст­венно ответственных за возникновение судорожного при­ступа и расположенных в стороне от замораживаемых участков коры?

Отвечая на этот вопрос, Сперанский приходит к вы­воду, который навсегда и коренным образом изменяет его отношение к общепринятым формам оценки послед­ствий различных экспериментальных вмешательств, про­изводимых в физиологических и патофизиологических опытах: выключение и является раздражением.

Сложный организм представляет собой целостную саморегулирующуюся систему, отдельные элементы которой динамически связаны друг с другом. Их интегра­ция и взаимосвязь достигаются за счет исключительно высокого развития нервной функции. По ходу эволюции все более совершенствуется способность нервной систе­мы воспринимать изменения условий внешней и внут­ренней среды организма и соответственно с этими изменениями осуществлять перестройку своей деятель­ности.

Естественно, что воздействия, направленные непо­средственно на нервную систему, независимо от пункта их приложения, вызывают наиболее глубокие и обшир­ные изменения в работе и взаимоотношениях слагающих ее частей. При этом не имеет большого значения характер соответствующего воздействия, вызывает ли оно усиле­ние, извращение или ослабление какой-либо функции: во всех случаях произойдут изменения, захватывающие нервную систему в целом. Вот почему выключение функции есть не только «минус функция», но и «плюс новая функция». Вот почему в организме ничего нель­зя изменить «местно».

Таким или приблизительно таким был ход рассуж­дений А. Д. Сперанского, когда он на основании резуль­татов своих экспериментов, преследовавших поначалу сугубо специальную цель, пришел к формулировке ряда новых, революционных положений, руководствуясь ко­торыми, сумел пересмотреть основополагающие принци­пы теории медицины.

Тем временем незаметно — в обстановке непрерыв­ного труда и творческого напряжения — пролетели 4 года.

Как изменился за эти годы Сперанский! Какими пло­дотворными были они для него! Казалось, работа за­бирала все силы, а между тем силы прибавлялись. Казалось, став физиологом, он все более отходил от це­ли, ради которой пришел к Павлову, на деле же эта цель стала совсем близкой. И вот награда: по ходатайству И. П. Павлова А. Д. Сперанского в 1927 г. освобожда­ют от службы в Военно-медицинской академии и пере­водят на работу в лабораторию И. П. Павлова на должность его старшего ассистента. При этом он полу­чает право на самостоятельное ведение исследования. В том же году А. Д. Сперанский организовал и возгла­вил небольшую лабораторию при сывороточно-вакцин-ном отделе Института экспериментальной медицины, а годом позднее стал руководителем отдела патофизиоло­гии этого института.

С этого времени и начинается самый яркий период жизни А. Д. Сперанского. Все предшествующее было только подготовкой к нему. Чувство безмерного удивле­ния возможностям человеческого ума охватывает нас, когда мы пытаемся представить себе, как можно было за какие-нибудь 6—7 лет усилиями одного человека про­делать такую огромную созидательную и реформатор­скую работу.

Отдавая должное необычайной природной одаренно­сти А. Д. Сперанского, необходимо одновременно уста­новить объективные причины, способствовавшие успеху дела, к которому он так долго и тщательно готовился. Главными были, по-видимому, следующие три обстоя­тельства.

Первое из них как раз и заключается в долгой и тщательной подготовке. Начиная, наконец, дело, опре­делившее всю его творческую жизнь, А. Д. Сперанский имел за плечами колоссальный и разносторонний опыт. Он был анатомом, антропологом, хирургом, наконец, па­тологом-экспериментатором и в каждой из этих специ­альностей не только многое знал, но и многое умел. Будучи по призванию теоретиком, он предъявлял к те­ории требования, которые диктовал ему опыт предшест­вующей практической работы. Отсюда — реалистич­ность его замыслов, постоянный самоконтроль, стремле­ние на всех этапах экспериментально-теоретического исследования быть непосредственно полезным врачебной практике.

Вторая причина — осознание А. Д. Сперанским тех огромных возможностей, которые открывает в условиях нашей страны принцип комплексности, коллективной работы в научном исследовании. Он был несомненно пионером в подобной организации исследовательского процесса, а объем созданного им комплекса, по крайней мере в границах медицинской науки, до сих пор не имеетсебе равных. Под общим идейным руководством А. Д. Сперанского в разное время работали десятки научных коллективов самого различного профессиональ­ного направления. Здесь были морфологи, физиологи, патофизиологи, микробиологи, представители едва ли не всех клинических дисциплин.

Наконец, третий и, пожалуй, решающий фактор. Предпринятая А. Д. Сперанским попытка изменить лицо теории медицины была исторически необходимой и свое­временной, предопределенной всем ходом предшествую­щего развития научной и философской мысли. Она встречала сочувствие и понимание широких кругов об­щественности. Значение исследований А. Д. Сперанско­го хорошо представляли и оказывали ему всяческую помощь (особенно на раннем, самом трудном этапе рабо­ты) И. П. Павлов (видевший в нем одного из основных своих продолжателей), А. А. Ухтомский, первый нар­ком здравоохранения СССР Г. Н. Каминский, А. М. Горький, С. М. Киров.

Нервная система в патологии

Бесконечно разнообразен мир болезненных явле­ний — извечных спутников жизни. На основе каких за­конов возникают и развиваются все эти, столь непохо­жие друг на друга нарушения функций и структур ор­ганизма? Что общего между ними? Каким образом причины болезней порождают болезни? Эти и подобные им вопросы всегда вызывали острый интерес, составляя главное содержание теоретического раздела любой меди­цинской системы.

Попытки ответа на них требовали, естественно, прежде всего рассмотрения простейших случаев, когда причины болезни казались очевидными. Соответствую­щий анализ также естественно приводил к представ­лению о болезни как реакции тканей на прямое действие вредоносного фактора. Отсюда — закономерное стрем­ление связывать особенности различных болезненных состояний и их индивидуальные вариации только со свойствами повреждающего фактора и своеобразием местных расстройств, им вызываемых.

В результате перед медициной открывалась «ог­ромная масса самостоятельных агентов, хозяйничающих в организме по законам, которые сами же они и дик­туют .»1.

Такой подход неизбежно предопределял чисто меха­нистическое понимание развития болезни, ограниченное учетом лишь простейших механизмов (распространение болезненного процесса из места возникновения на сосед­ние клетки, перенос возбудителя болезни током крови в отдаленные от пункта внедрения районы, отравление организма продуктами погибших тканей и т. д.).

Так, шаг за шагом, в медицине все более укрепля­лись локалистические тенденции, становились господст­вующими идеи, далекие от тех, которые двигали вперед физиологию.

Если физиология руководствовалась преимуществен­но стремлением к установлению общих закономерностей, определяющих конкретные механизмы изучаемых реак­ций, то медицина основное внимание уделяла анализу отличий между разными патологическими процессами и выяснению частных закономерностей болезнетворного влияния воздействий, выступающих в роли причин бо­лезней. Если физиология, опираясь на эволюционное учение, строила свою исследовательскую практику и те­орию на основе представлений о ведущей роли нервной системы в текущих и приспособительных реакциях сложного организма, то медицина эти представления как принцип, как ключевую позицию отвергала, рассматри­вая нервную функцию и ее изменения в ходе болезни не как производящий, а лишь как участвующий в патоло­гическом процессе компонент.

Таково было положение, сложившееся в медицинской науке к тому времени, когда в ней стал звучать голос А. Д. Сперанского.

Не следует, конечно, думать, что А. Д. Сперанский начинал прямо с обобщений и теоретических реформ. Он был опытным исследователем и начинал с накопления материала, хотя предварительный рабочий план был у него рассчитан на многие годы вперед. )