IV. ИСТОКИ НЕНАВИСТИ ПЕТРА I КО ВСЕМУ РУССКОМУ

I

После своего восшествия на престол, Петр сближается с шотландцем Патриком Гордоном, ярым католиком, находившимся в постоянных сношениях с иезуитами. Гордон ненавидел Россию, как и все католики и иезуиты. Он мечтал вернуться в Шотландию. Жил Гордон в Москве только преследуя английские политические цели. Ключевский не прав, называя Патрика Гордона "нанятой саблей". Патрик Гордон не раз вызывался английским королем Карлом II и Яковом II в Англию для докладов о своей политической деятельности в Москве и для получения дальнейших указаний о том, как ему надлежит действовать. Патрик Гордон действовал по двум линиям, и как англичанин и как масон. "Встречи Петра, — пишет В. Ф. Иванов, автор книги "От Петра до наших дней", — не могли не оставить известных следов и не оказать на Петра влияния. Не без основания историки масонства указывают, что Гордон и Петр принадлежали к одной масонской ложе, при чем Гордон был первым надзирателем, а Петр — вторым". В 1690 году Петр сблизился с швейцарцем Лефортом, влияние которого на Петра было исключительно огромным. Петр попал в полную духовную кабалу к Лефорту и Патрику Гордону. Они стали для него непререкаемыми духовными авторитетами в то время, как авторитет всех русских государственных деятелей и Патриарха, окончательно померк в его глазах. "Думают, что Лефорт, доказывая царю превосходство западноевропейской культуры, развил в нем слишком пренебрежительное отношение ко всему родному. Но и без Лефорта, по своей страстности, Петр мог воспитать в себе это пренебрежение", — указывают С. Платонов. Тут и думать нечего, и Лефорт, и Патрик Гордон, и другие обитатели Кокуя также презиравшие и ненавидевшие тогдашнюю Московию, как современную Россию современные европейцы и американцы, конечно, сделали все, чтобы внушить будущему царю презрение и ненависть не только к национальной религии, историческим традициям, но и ненависть к самому русскому народу. И они достигли больших успехов в поставленной себе цели. Кокуй, немецкая слобода под Москвой, в которой стал дневать и ночевать Петр, "оказала на него большое влияние, — указывает С. Платонов, — он увлекся новыми для него (формами и отношениями, отбросил этикет, которым была окружена личность Государя, щеголял "немецком" платье, танцевал "немецкие" танцы, шумно пировал в "немецких" домах. Он даже присутствовал на католическом богослужении в слободе, что, по древнерусским понятиям, было для него вовсе неприлично". Петр вел в Кокуе образ жизни, с точки зрения московских традиций совершенно недостойный царя. Чинную жизнь в Московских дворцах Петр сменил на безобразничание в обществе сомнительных иностранцев в кабаках и веселых домах Кокуя. Поведение Петра в Кокуе и в Преображенском дворце, в который он переехал из ненавистного Кремля, ничем не напоминает нравственную, наполненную духовными интересами жизнь его отца. В доме Лефорта, по словам современника Петра Куракина, — "началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать". Подобное поведение царя шло вразрез с представлениями москвичей о том, как должен вести себя православный царь. У москвичей был жив в памяти благородный образ отца его, его благочестие, его величавый истинно царский стиль жизни. В народе, естественно, возникает недовольство поведением молодого царя. Да и как не возмущаться странным и неприличным поведением молодого царя. И. Солоневич метко сравнивает поведение Петра с поведением гимназиста, сжегшего свои книги и с наглым озорством показывающего всем взрослым кукиш: "Накося — выкусите". Даже в изданной в 1948 году советским издательством "Молодая Гвардия", биографии Петра, историк В. Мавродин и тот признает, что Петр ненавидел все русское. "Но близость Петра к "Кокую", это "фамилиарите", — пишет он, — с пестрым населением немецкой слободы имели и отрицательную сторону. В своем, еще незрелом уме Петр путал бородатых стрельцов и церемониал кремлевских покоев, обычаи царского двора и его благолепие, то есть все, что как бы олицетворяло собой порядки, породившие и страшное 15 мая 1682 года и ненавистную Софию и ее "ближних бояр", со всеми сложным и многообразным укладом русской национальной жизни. Возненавидев стрельцов и бояр, он возненавидел и среду, их породившую, и обстановку, их окружавшую. Увидев язвы на теле Московского государства, обратив внимание на бесчисленные недостатки (положим не на такие уж бесчисленные.) русской действительности, он начал отворачиваться от нее. Раздраженный Москвой, он повернулся лицом к иноземному Кокую, подчас слишком опрометчиво решая спор запада и Руси в пользу первого, слишком неразборчиво заимствуя у Запада на ряду с полезным, ненужное для Руси". В Кокуе, к ужасу всех москвичей, русский царь завел себе любовницу немку, дочь винного торговца, Анну Монс . Как стали относиться москвичи после всего этого к молодому царю, сыну Тишайшего царя? На этот вопрос С. Платонов дает следующий ответ: " .Дружба Петра с иноземцами, эксцентричность его поведения и забав, равнодушие и презрение к старым обычаям и этикету дворца, вызывали у многих москвичей осуждение — в Петре видели большого греховодника". И надо сказать, москвичи имели право так думать. Немецкие кафтаны, пьянство с иностранцами, дикие выходки, все это москвичи расценивали как ребячью блажь. Надеялись, что когда юный царь женится — то он остепенится. Но и женитьба не положила конец недостойному поведению царя. Как мы увидим дальше, Петр заимствовал в Кокуе, а позже в Европе, главным образом ненужное для России, а то, что он заимствовал полезного, благодаря насильственным и жестоким мерам, он тоже превращал только во вредное для России и русского народа. "Ненависть к Москве, — законно утверждает И. Солоневич в "Народной Монархии", — и ко всему тому, что связано с Москвой, которая проходит через всю "реформаторскую" деятельность. Петра, дал, конечно, Кокуй. И Кокуй же дал ответ на вопрос о дальнейших путях. Дальнейшие пути вели на Запад, а Кокуй был его форпостом в варварской Москве. Нет Бога кроме Запада и Кокуй пророк Его. Именно от Кокуя технические реформы Москвы наполнились иным эмоциональным содержанием: Москву не стоило улучшать — Москву надо было послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось, с традициями, с бородами, с банями, с Кремлем и с прочим." Юность, проведенная среди иностранного сброда в Кокуе привела к тому, что в Петре Первом, по характеристике Ключевского "вырастал правитель без правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без элементарных политических понятий и общественных сдержек".

II

Петр Первый, как мы видим из характеристики основных черт его личности, Ключевским, — не мог иметь и не имел стройного миросозерцания. А люди, не имеющие определенного миросозерцания, легко подпадают под влияние других людей, которых они признают для себя авторитетами. Такими авторитетами для Петра, как мы видим, били Патрик Гордон и Лефорт, влияние которого на Петра, как признают все современники, было исключительно. Петр не самостоятельно дошел до идеи послать все московское к черту и переделать Россию в Европу. Он только слепо следовал тем планам, которые внушили ему Патрик Гордон и Лефорт до поездки заграницу и различные европейские политические деятели, с которыми он встречался в Европе. Политические деятели Запада, поддерживая намерения Петра насаждать на Руси европейскую культуру, поступали так, конечно, не из бескорыстного желания превратить Россию в культурное государство. Они, конечно, понимали, что культурная Россия стала бы еще более опасна для Европы. Они были заинтересованы в том, чтобы Петр проникся ненавистью к русским традициям и культуре. Понимали они и то, что попытки Петра насильственно превратить Россию в Европу обречены заранее на неудачу и что кроме ослабления России они ничего не дадут. Но это то именно и нужно было иностранцам. Поэтому то они и старались утвердить Петра в намерении проводить реформы как можно быстрее и самым решительным образом. В книге В. Иванова "От Петра до наших дней" мы читаем: "Передовой ум Петра, безудержно восхваляется в сочинении Франсиса Ли, расточаются похвалы намерению Петра произвести реформы. В Торнской гимназии во время диспута утверждалось, что русские до сих пор жили во мраке невежества и что Петру суждено развить в Московии науку и искусство". "Уже в Митаве Петр раскрыл свое инкогнито и, — как пишет историк Валишевский, — поразил гостей "насмешками над нравами, предрассудками, варварскими законами своей родины". "Интересно проследить, — пишет В. Ф. Иванов, — первое заграничное путешествие Петра: а) Идея поездки дается Лефортом, кальвинистом и пламенным поклонником Вильгельма III, б) относительно маршрута идет переписка с Витзеном, который поджидает посольство в Амстердаме, в) Лейбниц принимает самое горячее участие во всех событиях поездки и старается создать европейское общественное мнение в пользу будущего реформатора России, г) конечная цель поездки — свидание с масонским королем Вильгельмом Ш Оранским и вероятно посвящение Петра в масонство". )