Соловецкий монастырь - выдающийся памятник русской архитектуры, крупнейший центр духовной жизни России, после Великой Октябрьской социалистической революции был превращен в один из самых страшных концентрационных лагерей в истории человечества.

Великий ученый, один из творцов современного экологического мышления Павел Флоренский был одним из его узников.

Павел Александрович Флоренский (9.01.1882 г.- 8.12.1937 г.), православный богослов, философ, математик и физик, теоретик и практик, всю свою недолгую жизнь посвятил поиску вечных истин, видел будущее мира в чистоте духа и бытия, в единстве природы и человека. Еще в двадцатые годы священник Флоренский связывал крах цивилизации с началом ее бездуховности. Ныне человечество встало перед этой трагической чертой.

За ней пропасть, духовная пустота. И то, что мы сегодня обращаемся к изначалам русской культуры и духовности, к поискам вечных истин, подтверждает мысль: во сто крат был прав Флоренский в своих прозрениях.

Мы, как всегда, опоздали на полстолетия. Наша сегодняшняя публикация - дань уважения ученому, признания его трудов, его непоколебимой вере в разум человека.

Вспоминая о годах ученичества во 2-й тифлисской гимназии, Павел Флоренский писал: “Страсть к знанию поглощала все мое внимание и время”. В этот период он с увлечением занимался физикой, наблюдением природы. Правда, в конце гимназического курса, летом 1899 года, Флоренский переживает духовный кризис. Открывшаяся ограниченность и относительность физиче ского знания впервые заставила поставить вопрос об Истине абсолютной и целостной.

Первым порывом после духовного переворота было уйти в народ. Однако родители настояли на продолжении образования.

В 1900 году Флоренский поступает на физико-математический факультет Московского университета, где он сближается с одним из основателей Московской математической школы Н.В.Бугаевым. Не случайно свое кандидатское сочинение Павел Флоренский задумывает сделать частью большой работы, синтезирующей математику и философию. Помимо основных заня-

тий будущий философ и ученый посещает лекции на историко-филологическом факультете, самостоятельно изучает историю искусства.

Уже тогда начинают складываться его философские воззрения, пронизанные критикой позитивизма, рационализма и кантианства с позиции объективного идеализма.

“Мои занятия математикой и физикой,- писал он впоследствии, - привели меня к признанию формальной возможности теоретических основ общечеловеческого религиозного миросозерцания (идея прерывности, теория функций, числа). Философски же и исторически я убедился, что говорить можно не о религиях, а о религии и что она есть неотъемлемая принадлежность человечества, хотя и принимает бесчисленные формы”.

После окончания университета в 1904 году П.Флоренский поступает в Московскую духовную академию, желая, как он писал в одном из своих писем, “произвести синтез церковности и светской культуры, вполне соединиться с Церковью, но без каких-нибудь компромиссов, честно, воспринять все положительное учение Цсркви и научно-философское мировоззрение вместе с искусством .”.

Молодой богослов стремится познать духовность не отвлеченно-философски, а через призму окружающего мира. Его кандидатское сочинение “0 религиозной Истине” (1908 г.), которое легло в основу магистерской диссертации а затем и книги “Столп и утверждения Истины” (1914), было посвящено путям вхождения в Православную Церковь. “Живой религиозный опыт, как единственный законный способ познания догматов” - так сам П.Флоренский выразил главную мысль книги, выстраданную жизнью.

После окончания Московской духовной академии Флоренский был оставлен преподавать по кафедре истории философии. За время работы в МДА (1908 - 1919 гг.) он создает ряд оригинальных работ по истории античной философии, кантовской проблсматике, философии культа и культуры.

Крупный советский философ А. Ф. Лосев, отмечал в свое время: “Флоренский дал концепцию платонизма, по глубине и тонкости превосходящую все, что я читал о Платоне”. “В отце Павле,- писал Сергей Николаевич Булгаков, известный экономист, религиозный философ,- встретились культурность и церковность. Афины и Иерусалим, и это органическое соединение само по себе уже есть факт церковно-исторического значения”. Вокруг Флоренского, который в 1912 - 1917 гг. еще и возглавлял журнал ”Богословский вестник”, постепенно образуется круг друзей и знакомых, во многом определявших тогдашнюю атмосферу русской культуры. Первым проложив интеллигенции дорогу к православному свяшенству, он являлся как бы связующим звеном между Московской духовной академией и московской интеллигенцией, искавшей духовной опоры в Церкви.

Флоренский стремился к священству в течение многих лет, чувствовал в этом свое духовное призвание. С. Н. Булгаков вспоминал: “ . Все, что может быть сказано об исключительной научной одаренности отца Павла, как и об его самобытности, в силу которой он всегда имел свое слово, как некое откровение обо всем, является все-таки второстепенным и несущественным, если не знать в нем самого главного. Духовным же центром его личности, тем солнцем, которым освещались все его дары, было его священство, В. В. Розанов, который, однажды узнав отца Павла, затем не мог уже от него оторваться как от источника жизни ( .), написал мне однажды о нем тоже совершенно гениальное по силе и выразительности письмо ( .). Я помню из него только одно слово. В качестве самого существснного его определения В. В. Розанов сказал: он есть ( .) священник. И это было именно так”.

Октябрьская революция не явилась неожиданностью для Флоренского. Он и раньше много писал о глубоком кризисе буржуазной цивилизации, часто говорил о надвигающемся крушении привычных устоев жизни. “В то время, когда вся страна бредила революцией,- писал позже С. Н. Булгаков, - а также и в церковных кругах возникали одна за другою, хотя и эфемерные, церковно-политические организации, отец Павел оставался им чужд, - по равнодушию ли своему вообще к земному устроению, или же потому, что голос вечности вообще звучал для него сильнее зовов временности”.

Конечно жс, не надо думать, будто Флоренский был столь наивен и не сознавал, чем для него может обернуться такое “равнодушие” к происходяшим событиям. Прекрасно все понимал. Почему же не эмигрировал, как это сделала значительная часть русской интеллигенции? Думается, исчерпывающий ответ на этот вопрос мы найдем у того же С.Н.Булгакова, до конца испытавшего горечь изгнания: “Сам уроженец Кавказа, он (отец Павел) нашел для ссбя обетованную землю у Троицы Сергия, возлюбив в ней каждый уголок и растение, ее лсто и зиму, весну и осень. Не умею псредать словами то чувство родины, России, великой и могучей в судьбах своих, при всех грехах и падениях и как испытания своей избранности, как оно жило в отце Павле. И, разумеется, это было не случайно, что он не выехал за границу, где могла, конечно, ожидать его блестящая научная будущность и, вероятно, мировая слава, которая для него и вообще, кажется, не существовала. Конечно, он знал, что может его ожидать, не мог не знать, слишком неумолимо говорили об этом судьбы родины, сверху донизу ( .) Можно сказать, что жизнь ему как бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, но он избрал . родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом. Отец Павел органически не мог и не хотел стать эмигрантом в смысле вольного или невольного отрыва от родины, и сам он и судьба его есть слава и величие России, хотя вместе с тем и величайшее ее преступление”.

Флоренский был одним из первых среди лиц духовного звания, -кто, служа Церкви, стал работать в советских учреждениях. Никогда при этом он не изменял ни своим убеждениям, ни священному сану, записав себе в назидание в 1920 году: “Из убеждений своих ничем никогда не поступаться. Помни, уступка ведет за собою новую уступку, и так - до бесконечности”. Интересная деталь: до тех пор, пока это было возможно, то есть вплоть до 1929 года, Флоренский на

работе появлялся всегда в подряснике. Тем самым открыто свидетельствовал, что он в сане священника. Это странное сочетание работника Совдепа и <ученого попа> более всего и поражало в 20-е годы. )