В 52 г. Помпеи женился на Корнелии, дочери Метелла Сципиона и вдове погиб­шего в войне с парфянами Публия, сына Красса, на которой тот женился, когда она была еще девушкой. У этой молодой женщины, кроме юности и красоты, было много и других достоинств. Действительно, она получила прекрасное образование, знала музыку и геометрию и привыкла с пользой для себя слушать рассуждения философов. Эти ее качества соединялись с характером, лишенным несносного тщеславия — не­достатка, который у молодых женщин вызывается занятием науками. Происхождение и доброе имя ее отца были безупречны. Тем не менее брак не встре­тил одобрения из-за больший разницы в возрасте жениха и невесты: ведь по годам Корнелии скорее подходило быть женой сына Помпея. Более проницательные люди полагали, что Помпеи пренебрегает ин­тересами государства: находясь в затруднительном положении, государство избрало его своим врачом и всецело доверилось ему одному, а он в это время увенчивает себя венками и справляет свадебные тор­жества, меж тем как ему следовало бы считать несча­стьем это свое консульство, ибо, конечно, оно не было бы предоставлено ему вопреки установившимся обы­чаям, если бы в отечестве все обстояло благополучно.

Помпей допустил чтобы на 51 г. были избраны в консулы два члена сенатской парии. Когда в 50 г. Цезарь потребовал себе консульства, Помпей открыто восстал против этого требования, ссылаясь на закон, запрещавший соединять магистратуру с промагистратурой, и предложил Цезарю сложить с себя управление Галлией и распустить легионы. В ответ на это Цезарь подкупил Куриона, сторонника оптиматов, через него предложил Помпей распустить свои войска и отказаться от наместничества в Испании. Помпей отвечал уклончиво; Kypион предложил сенату решить вопрос категорически; большинство сената приняло предложение, которое было одобрено и народом. Оптиматам и Помпей оставалось только объявить войну Цезарю; Помпей получил полномочия производить набор войска. Не смотря на тактичное и осторожное, скорее примирительно поведете Цезаря, противоположная партия действовала с необдуманною горячностью, ведя дело к неминуемой войне. Когда в начале 49 г. пришло письмо Цезаря, с предложением мира, предложение это было резко отвергнуто: Цезарю приказано было к определенному сроку распустить войска, под угрозой поступить с ним как с врагом отечества. Тогда же Помпей был назначен главнокомандующим всех сухопутных и морских сил, с неограниченной военной властью и с правом свободно распоряжаться казной. Между тем пришло сообщение, что Цезарь занял Аримин, большой город в Италии, и со всем войском идет прямо на Рим. Последнее известие, однако, было ложным. Ибо Цезарь шел, ведя за со­бой не больше трехсот всадников и пяти тысяч пехо­тинцев. Он не стал дожидаться подхода остальных сил, стоявших за Альпами, так как предпочитал на­пасть на врага врасплох, когда тот находится в заме­шательстве, чем дать ему время подготовиться к вой­не. Подойдя к реке Рубикону, по которой проходила граница его провинции, Цезарь, остановился и молча­нии и нерешительности, взвешивая, насколько велик риск его отважного предприятия. Наконец, подобно тем, кто бросается с кручи в зияющую пропасть, он откинул рассуждения, зажмурил глаза перед опас­ностью и, громко сказав по-гречески окружающим; «Пусть будет брошен жребий»,— стал переводить войско через реку.

Лишь только распространились первые слухи об этом событии, в Риме воцарилось беспокойство, страх и смятение, какого не бывало никогда раньше. Сенат тотчас с величайшей поспешностью собрался к Пом­пею, явились и высшие должностные лица. Тулл спро­сил Помпея, где его войско и насколько оно много­численно. После некоторого промедления Помпеи не­уверенно ответил, что легионы, пришедшие от Цезаря, находятся в готовности, а кроме того, он предпола­гает быстро снести воедино набранные прежде три­дцать тысяч человек. Тогда Тулл вскричал: «Ты обма­нул нас, Помпей!» — и предложил послать послов к Цезарю. Некто Фавоний, вообще человек незлобивый, но уверенный, что своей упрямой надменностью он подражает благородному прямодушию Катона, пред­ложил Помпею топнуть ногой и вывести из-под земли обещанные легионы. Помпеи спокойно вынес эту бес­тактную издевку. Когда же Катон стал напоминать ему о том, что еще вначале говорил о Цезаре, Пом­пеи ответил, что предсказания Катона оказались более верными, а он, Помпеи, действовал более дру­желюбно, чем следовало.

Под командою Цезаря собралось 11 легионов, 5000 конницы и флот из 500 кораблей. Завоевав Испанию, где стояли Помпеевы легионы, Цезарь зимой 49 - 48 г. приступил к переправе войска в Грецию. Часть войска переправилась удачно, но легат Помпей, Бибул, сжег корабли, на которых должна была переехать другая; в то же время Помпей стеснил Цезаря при Диррахии. Цезарь удалился в Фессалию, куда последовал за ним и Помпей

Неизвестно, чем кончилась бы кампания, если бы Помпей действовал по собственному плану и не был стесняем вмешательством нетерпеливых оптиматов, которые увлекали его к решительному шагу. По настоянию оптиматов, Помпей, в августе 48 г., вынужден был вступить в битву с Цезарем, при Фарсале; не смотря на значительный перевес его войска над войском Цезаря, сражение было им проиграно. Помпей упал духом, покинул войско и отправился на восток, чтобы там искать помощи. Прибыв в Лесбос, он взял на корабль свою жену Корнелию и младшего сына Секста и поплыл к Кипру, где был снабжен деньгами, а оттуда направился к Египту, в расчете на помощь египетского царя.

Таким образом, верх одержало предложе­ние отправиться в Египет, и Помпеи с женой отплыл с Кипра на селевкийской триере; остальные спутники плыли вместе с ним частью на боевых, частью па грузовых кораблях. Море удилось пересечь беспре­пятственно. Узнав затем, что Птолемей стоит с вой­ском у Пелусия и ведет войну против своей сестры, Помпеи двинулся туда, отправив вперед посланца объявить царю о своем прибытии и просить о помощи. Птолемей был еще очень молод. Потин, управлявший всеми делами, собрал совет самых влиятельных людей (их влияние зависело исключительно от его произво­ла) и велел каждому высказать свое мнение. Возму­тительно было, что о Помпее Магне совет держали евнух Потин, хиосец Теодот — нанятый за плату учи­тель риторики, и египтянин Ахилла. Эти советники были самыми главными среди спальников и воспита­телей царя. И решения такого-то совета должен был ожидать, стоя на якоре в открытом море вдали от берега, Помпеи, который считал ниже своего достоин­ства быть обязанным своим спасением Цезарю!

Советники разошлись во мнениях: одни предлага­ли отправить Помпея восвояси, другие же—пригла­сить и принять. Теодот, однако, желая показать свою проницательность и красноречие, высказал мысль, что оба предложения представляют опасность: ведь, приняв Помпея, сказал он, мы сделаем Цезаря вра­гом, а Помпея своим владыкой; в случае же отказа Помпеи, конечно, поставит нам в вину свое изгнание, а Цезарь—необходимость преследовать Помпея. Поэтому наилучшим выходом и:» положения былобыпригласить Помпея и затем убить его.В самом деле, этим мы окажем и Цезарю великую услугу, и Помпея нам уже не придется опасаться. «Мертвец не кусает­ся»,— с улыбкой закончил он.

«Советники одобрили этот коварный замысел, возложив осуществление его на Ахиллу. По­следний, взяв с собой некоего Септимия, ранее слу­жившего военным трибуном у Помпея, Сальвия, кото­рый был у него центурионом, и трех или четырех слуг, вышел из гавани и направился к кораблю Пом­пея, На борту корабля находились в этот миг знат­нейшие из спутников Помпея, чтобы наблюдать происходящее. Когда они заметили, что прием не по отли­чается царственной пышностью и новее не соответст­вует ожиданиям Теофана, так как всего только не­сколько человек на одной рыбачьей лодке плывут навстречу кораблю, им показалось подозрительным это неуважение и они стали советовать Помпею не­медленно выйти в море, пока они находятся еще вне обстрела. Между тем лодка приблизились, Септимий встал первым и, обратившись к Помпею по-латыни, назвал его императором. Ахилла же приветствовал его по-гречески и пригласил сойти в лодку, так как, дескать, здесь очень мелко и из-за песчаных отмелей проплыть на триере невозможно. В это время спутни­ки Помпея заметили несколько царских кораблей, на борт которых поднимались воины; берег был занят пехотинцами. Поэтому спастись бегством, даже если бы Помпеи переменил свое решение, казалось немыс­лимым, а к тому же выказать недоверие означало бы дать убийцам оправдание в их преступлении. Итак, простившись с Корнелией, которая заранее оплакива­ла его кончину, Помпеи приказал двоим центурионам, вольноотпущеннику Филиппу и рабу по имени Скиф спуститься н лодку. И когда Ахилла уже протянул ему с лодки руку, он повернулся к жене и сыну и произнес ямбы Софокла: )