Вступив в управление епархией, дю-Плесси сразу выказал большие административные способности. За какие-нибудь пять лет он не только отстроил заново церкви, разрушенные во вре­мя религиозных войн, но и обзавелся серебряной посудой, без которой человеку его сана и происхождения неприлично было, как он полагал, садиться за обед. Вместе с тем юный епископ обдумывал будущую свою карьеру и вырабатывал обстоятель­ный план действий на случай возвращения ко двору. Имея обыкновение письменно излагать мысли по особенно интересо­вавшим его вопросам, он составил тогда для себя самого под­робную инструкцию, озаглавленную: "Наставления и правила, которыми я намерен руководствоваться, когда буду состоять при дворе". Этот любопытный документ прекрасно очерчивает программу будущего великого кардинала.

Дю-Плесси решил, что в первое время будет являться во дворец ежедневно, чтобы произвести таким усердием на короля желаемое впечатление. Потом можно посещать его величество и пореже, например, раз в неделю. "При этом необходимо принять во внимание, что королю нравятся лишь те из приближенных, которые обращаются с ним смело и свободно, не выходя, однако, из границ должного уважения. Надлежит почаще повторять королю, что только обстоятельства вынуждают меня ограничиваться оказанием маловажных услуг и что для верноподданного нет ничего трудного или невозможного на службе у такого доброго государя и такого великого монарха . Важнее всего наблю­дать, откуда именно дует ветер и не мозолить королю глаза, когда он в дурном расположении духа". Юный епи­скоп, всесторонне обсуждая вопрос, каким образом надо держаться с королевскими любимцами и фаворитками, при­ходит к убеждению, что их следует посещать "в виду не­обходимости приносить жертвы как добрым, так и злым богам: первым для того, чтоб помогали, последним — чтоб не делали зла". При дворе следует "воздерживаться от мно­гоглаголания и как можно внимательнее слушать, отнюдь не дозволяя себе принимать рассеянного, равнодушного или меланхолического вида; напротив того, надо выказывать жи­вейшее сочувствие к предмету, о котором идет речь, но проявлять это сочувствие более вниманием и молчанием, чем словами, или жестами одобрения. Особенно важно за­ручиться расположением таких служащих, которые в чем-либо могут пригодиться". К числу их принадлежат, между прочим, почтальоны. "Письма, которые опасно сохранять, следует немедленно сжигать" и т. п. В заключение дю-Плесси рассматривает случаи, когда "необходимо прибегать к притворству и лести".

Тем временем Генрих IV пал от руки убийцы (14-го мая 1610-го года) и люсонскому епископу пришлось ехать в Париж, чтобы присягнуть на верность королеве-регентше, Марии Медичи. Полгода спустя он вернулся опять в свою епархию. Материальное его положение, хотя несколько и улучшилось, но все-таки он продолжал нуждаться в деньгах. В 1614-м году Мария Медичи созвала генеральные штаты и. дю-Плесси снова прибыл в Париж в качестве депутата от духовенства. Во время совещаний он, несмотря на мо­лодость, сумел приобрести до такой степени доверие сото­варищей, что ему было поручено представить королю в день открытия заседаний докладную записку от лица всего духовного сословия. Люсонский епископ обратился при этом к Людовику XIII с речью, свидетельствовавшей как об его ораторских способностях, так и о решимости не пренебрегать никакими средствами для достижения намеченной цели. Вся Франция была в то время возмущена правлением Марии Медичи и ее фаворита, итальянца Кончини, пожалованного без всяких военных заслуг в маршалы. В совещаниях ге­неральных штатов депутаты жаловались на общую неурядицу и полное расстройство финансов. Уступчивость королевы-ре­гентши по отношению к испанской политике вызывала об­щее неудовольствие.

Несмотря на это, Арман дю-Плесси в своей речи осыпал Марию Медичи и ее систему управления государством не­заслуженными похвалами. Речь эта послужила первой сту­пенью к будущей политической карьере люсонского епископа, так как юный король и регентша с благосклонным вни­манием выслушали оратора. Мария Медичи не замедлила вознаградить ревностного своего апологета. В начале 1616 года Ришелье был назначен штатным священником при дворе молодой королевы Анны Австрийской и поселился в Париже, где купил себе дом; в том же году он был зачислен в государственный совет и назначен секретарем в кабинете Марии Медичи, удостоившей избрать молодого, изящного и ловкого епископа своим фаворитом. Матери­альное положение Ришелье значительно улучшилось, так как ему ассигновали 6.000 ливров (10.000 рублей) на расходы "по служебному положению".

Тем временем между гугенотами происходили серьезные волнения, начавшиеся тотчас же по обнародовании манифеста о предстоявшем бракосочетании Людовика XIII с Анной Авст­рийской и сестры его, принцессы Елизаветы, с принцем Фи­липпом Испанским. К недовольным примкнули многие влия­тельные вельможи, желавшие воспользоваться этим случаем, чтобы низвергнуть ненавистного им Кончини.[2]

В это смутное время Кончини возложил на дю-Плесси сперва конфиденциальные переговоры с герцогом Неверским, а затем поручил ему же портфель военного министерства и ми­нистерства иностранных дел с годовым окладом в 17.000 лив­ров (30.000 р.) Сан епископа обеспечивал ему председательст­во в государственном совете. Всемогущий в то время Кончини и его жена покровительствовали дю-Плесси, перед которым от­крывалась тогда уже, по-видимому, самая блестящая карьера, но судьба решила иначе.

ПЕРВОЕ МИНИСТЕРСТВО РИШЕЛЬЕ. - ОПАЛА. - КАРДИНАЛЬСКАЯ ШАПКА. - ВТОРИЧНОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

В МИНИСТЕРСТВО.

Без сомнения, никто не подозревал, что новый министр, достигший власти при помощи испанской партии, сделается со временем самым опасным противником Габсбургов. Действи­тельно в 1616 году Ришелье так пламенно разделял симпатии Марии Медичи и Кончини, что посол Филиппа III отзывался о нем как о самом искреннем стороннике Испании. На этот раз люсонский епископ не долго держался в министерстве и не успел ознаменовать свое управление никакими важными ме­роприятиями. Деятельность его, как военного министра, была парализована недостатком в деньгах, доходившим до того, что перед самой катастрофой 24-го апреля 1617 года он принужден, был выдать из собственных средств 3.000 ливров для уплаты жалованья войскам.

В качестве министра иностранных дел, Ришелье деятельно хлопотал о заключении союза с протестантскими государствами, чтобы лишить мятежных французских католиков и протестантов убежища за границей. "Суть дела не в религии, а в неповинове­нии,— писал люсонский епископ,— король желает одинаково от­носиться ко всем своим подданным без различия исповеданий, но вместе с тем требует, чтоб и католики и протестанты не укло­нялись от исполнения верноподданических обязанностей".

24-го апреля 1617 года капитан королевских телохраните­лей Витри, получив приказание арестовать Кончини, убил его во дворце, после чего Людовик XIII вступил сам в управление государством. Накануне, вечером, люсонский епископ получил анонимное письмо, в котором его извещали о заговоре против Кончини.

Ришелье сперва задумался, а потом положил письмо под подушку и заснул. Понимая, что душою заговора был сам ко­роль, он считал опасным для себя вмешиваться в дело и даже не нашел нужным предупредить своего "друга и благодетеля" о надвигавшейся грозе. Новое министерство, составленное герцо­гом Люинем, следовало политике Генриха IV, прямо противо­положной видам Марии Медичи и Ришелье.

Спустя всего лишь несколько часов после трагической смерти Кончини, Ришелье явился в Лувр, чтобы участвовать в заседании государственного совета, но получил от короля пове­ление удалиться от двора и более не вмешиваться в государ­ственные дела.

— Наконец-то мы избавились от вашей тирании! — восклик­нул Людовик XIII, не подозревавший, что вскоре безропотно ей подчинится.[3] )