"Все государственные деятели знают, что излишнее благосо­стояние только вредит народу, вызывая у него стремление, забывать верноподданнические свои обязанности . Благора­зумие не дозволяет освобождать от налогов податное сосло­вие, которое утратило бы тогда наглядное внешнее доказа­тельство подчиненного своего положения . Крестьян можно сравнить с мулами, до такой степени привыкшими к ноше, что долгий отдых вредит им более, чем работа . С другой стороны необходимо, впрочем, сообразовать тяжесть вьюка с силами животного. Подобным же образом следует отно­ситься и к налогам, взимаемым с народа".

В 1640 году вспыхнуло в Португалии и Каталонии восстание против испанского владычества. Благодаря этому перевес решительно склонился в пользу Франции и ее союзников; Португалия окончательно отделилась от Испании, а Каталония в 1642 году отдалась под покровительство Людовика XIII, провозгласив его графом барселонским и руссильонским. Герцог лотарингский вынужден был заклю­чить мир, по которому Франция и приобрела часть Лотарингии. Уже с 4 мая 1641 года Ришелье начал также с австрийским домом переговоры, закончившиеся, однако, лишь через три года после его смерти, а именно в 1645 году, Вестфальским миром.

В июле месяце 1642 года скончалась в Кельне мать Людовика XIII Мария Медичи, тщетно умолявшая Ришелье дозволить ей вернуться во Францию. Сам кардинал пережил ее лишь несколькими месяцами. Он умер 4 декабря 1642 года, объявив на прощание Людовику XIII: "Теперь песенка Испании спета".

Ришелье оставил Францию могущественным и прочно централизованным государством, обладавшим хорошо орга­низованной армией, сильным флотом и значительными го­сударственными доходами. При нем французы утвердились в Гвиане и в Вест-Индии, вернули себе Канаду, овладели островом Бурбоном и завели колонии на Мадагаскаре. Вме­сте с тем кардинал очень интересовался французскими по­селениями в северной Африке на алжирском берегу и на­меревался устроить поселения также в Тунисе. Для укреп­ления авторитета верховной власти упразднены были должности коннетабля и генерал-адмирала. Тем не менее, Ришелье не удалось совершенно уничтожить систему продажи государственных должностей. Напротив того, возраставшая потребность в деньгах, зачастую побуждала его создавать новые должности. Так, он увеличил число парламентских советников, причем, продавая патенты преимущественно сво­им сторонникам, убивал, как говорится, одним камнем двух воробьев.

В заслугу Ришелье надо поставить также и заботы об улучшении образования французского юношества. В 1636 году он основал Королевскую Академию с двухлетним кур­сом для подготовления молодых людей к военной и дипломатической службе. В 1640 году были основаны еще одна академия и Королевская коллегия для французского и ино­странного дворянства. По мнению Ришелье, к изучению так называемых гуманитарных наук надлежало допускать срав­нительно лишь немногих избранных. Знакомство с этими науками он считал безусловно вредным для людей, которым предстояло заниматься земледелием, ремеслами, торговлей и т. п., а потому высказывался в пользу сокращения числа классических коллегий и замены их двух — трехклассными реальными училищами, в которых молодые люди, приго­товляющиеся к торговле, ремесленному труду, военной службе в унтер-офицерских чинах и т. п. получали бы необходимое образование. Лучших учеников он хотел переводить из ре­альных школ в высшие учебные заведения. Смерть помешала Ришелье выполнить эту программу преобразования француз­ских учебных заведений.

Прибегая к суровым мерам, чтобы восстановить уваже­ние к закону и уверяя Людовика XIII в необходимости устранить лицеприятие в судах, Ришелье на самом деле обращался с правосудием довольно бесцеремонно. Он до­пускал суд правый и нелицеприятный лишь в тех случаях, когда это согласовалось с его собственными видами. Про­цессы против политических противников и личных врагов кардинала обставлялись сплошь и рядом так, что о ка­ких-либо гарантиях беспристрастия не могло быть и речи. Даже в случаях действительной виновности противников Ри­шелье приговоры над ними имели скорее характер судебных убийств, чем законной кары. Нарушение правосудия носило зачастую характер вопиющей несправедливости, наглядными образцами которой могут служить процессы де-Ту и Урбана Грандье.[7]

Друг и приятель Сен-Марса, де-Ту, не принимал уча­стия в заговоре и даже старался отклонить обер-шталмейстера от преступных его интриг. Правда, что, зная о них, он все-таки не счел уместным донести на своего друга. Объясняя на суде причины, по которым он не сделал этого, де-Ту показал: "Я узнал о договоре, заключенном с Испанией, из рассказа самого Сен-Марса, сообщившего, что договор вступает в силу лишь в том случае, если фран­цузские войска в Германии потерпят поражение. Войска наши постоянно одерживали победы, а потому не было настоятельной надобности изменять другу для спасения го­сударства от воображаемой опасности. К тому же у меня не было фактических доказательств справедливости доноса и если б виновные не пожелали добровольно сознаться, суд был бы вынужден приговорить меня к тяжкому наказанию за клевету”.

Многие из судей, находя доводы эти основательными, были расположены оправдать де-Ту, но Ришелье требовал вследствие особых соображений, чтоб этот несчастный юноша был подвер­гнут смертной казни. Один из клевретов кардинала Лобардемон отыскал в архивной пыли декрет Людовика XI, предписывав­ший карать наравне с главными зачинщиками всех, кто, зная о договоре, не довел о нем безотлагательно до сведения прави­тельства. Декрет этот никогда не применялся даже в царство­вание самого его автора, но это не помешало судьям подчи­ниться воле кардинала и приговорить де-Ту наравне с Сен-Марсом с обезглавлению.

Враги Ришелье уверяют, будто он сказал: "Де-Ту—отец включил мое имя в свою историю, я же включу имя его сына в мою". Действительно в XXIV книге истории, со­ставленной де-Ту, говорится о безнравственной жизни Антуана дю-Плесси Ришелье, носившего прозвище монаха, так как он действительно был расстригой. Несмотря на злопа­мятность кардинала и мстительный его характер, трудно предположить, однако, чтоб Ришелье руководился в данном случае чувством мести. Гораздо правдоподобнее допустить, что он хотел казнью де-Ту навести ужас на своих против­ников. Сам кардинал в своих мемуарах проводит ту мысль, что там, где дело идет о политических преступлениях, правительство ни под каким видом не может щадить своих противников. Отвадить от этих преступлений можно лишь в том случае, если виновных непременно будет постигать строжайшая кара. "Для достижения такого результата не следует останавливаться даже перед такими мероприятиями, от которых могут страдать невинные".

Гораздо труднее приискать какое-либо оправдание образцу действий Ришелье и его опричников в процессе луденского ка­ноника Урбана Грандье.

Лобардемон, который играл видную роль в большинстве су­дебных убийств, запятнавших репутацию великого кардинала, был прислан в Луден с поручением следить за срытием там городских укреплений. Разузнав через наушников, что Грандье был автором появившегося за пятнадцать лет перед тем пам­флета, в котором осмеивались притязания Ришелье на получе­ния десятины с доходов луденского аббатства, Лобардемон до­нес об этом кардиналу и получил от него разрешение проучить памфлетиста надлежащим порядком.

Необходимо заметить, что остроумие Грандье создало ему в самом Лудене много врагов. Этим только и можно объяснить то странный факт, что бесноватые, появившиеся в луденском монастыре урсулинок, единогласно объявили, будто бесы вселились в них по приказанию каноника. Зло­получный Грандье, убежденный в своей невинности, отказался бежать за границу, как ему советовали некоторые из его приятелей. Он не хотел даже подчиниться приговору суда инквизиции, который, признавая несостоятельность главного обвинения против каноника, назначил, однако, ему церковное покаяние за "легкомысленные речи и поступки". Грандье, апеллировал против этого приговора и дело было передано, по приказанию Ришелье, в судебную комиссию под пред­седательством Лобардемона. )