Никто из них не был поставлен в худ­шее положение по условиям качества дорог, количества переходов, их слож­ности. Однако Ягайла на битву не пришел.

Почему же? Что оста­новило их движение? Что не позволи­ло пройти последние километры — три часа хода для конницы — после многодневного похода? Какая же во­рожба зауздала решимость Ягайлы, что заставило изменить слову, не вы­нуть меч, не нанести удар — удар действительно смертельный — своему противнику Московской Руси?

И как ни посмотришь — удивительно стран­но, очень странно поступил Ягайла. Стань его хоругви против засадного полка — и многое могло бы изменить­ся: могли бы русские и не увидеть победы, могла бы сникнуть сила, сдер­живающая Ягайлу на Востоке, и про­пал бы князь, приязненный к беглецам из Великого княжества Литовского.

По-разному объяснялся историками этот загадочный поступок Ягайлы. Высказывали мнение, что Ягайла не успел на битву, опоздал, что ему не хватило «одного дня». Действительно не хватило. Но совсем не потому, что был далеко и переходы были длинные и полные напряжения. При желании он смог бы соединиться с татарами на дня два раньше. 125 верст войско его сумело одолеть за десять дней — это чрезвычайно медленные темпы, полз­ком-— и то выйдет быстрее.

Пробовали объяснить опоздание Ягайлы его лич­ной трусостью — будто бы он вообще опасался боя. Это не так. Ягайла был, храбрым человеком; об этом свиде­тельствуют его смелый заговор про­тив Кейстута и особенно непосредст­венное участие в московских походах отца, в набегах на крестоносцев, на польские земли (например, на Свенто-кшыжский монастырь). Был бы Ягай­ла боязлив, он вообще не выступил бы на соединение с Мамаем. Или, может быть, отказала Ягайле в решитель­ный момент политическая дальнозор­кость, военное мышление?

Нет, Ягай­ла обладал глубоким и трезвым умом. Суть дела крылась в другом: стоя­ние в стороне решил не он — решили люди, которых он вел, его хоругви, войско. Единственной причиной, какая заставила Ягайлу не лезть в битву, было настроение белорусских полков, то есть подавляющего большинства войска. Белорусы были православны­ми, их сочувствие русским как одноверцам вылилось в решительное не­желание рубиться на стороне Мамая. В этом религиозном чувствовании на­шло объективное проявление и чувст­во славянского единства против этни­чески враждебных народов. Но самым главным препятствием для соедине­ния войск Ягайлы с Мамаем была память белорусов о разгроме ими та­тар на Синей Воде. Эта битва неза­служенно находится в тени. Между тем как раз на Синей Воде в 1362 го­ду татары потерпели первое крупное поражение, которое и определило ко­нец их владычества на захваченных славянских землях. Точнее сказать, оно положило конец татаро-монгольскому игу на украинских землях. Ве­ликий князь Ольгерд повел на осво­бождение Украины всю военную силу Великого княжества Литовского — ты­сяч тридцать войска, не считая челя­ди и обозников. К нему присоедини­лись полки украинских земель, кото­рые давно мечтали скинуть гнет та­тар. В битве на Синей Воде, как рас­сказывают летописи, особенно отличи­лось ополчение новогрудцев.

Эта битва входит в число крупнейших сра­жений средневековья, а по своим ре­зультатам едва ли имеет себе рав­ных — ведь татары были изгнаны из Киева, Волыни, Подолья, со всей степ­ной Украины до Крыма и устья До­на. Еще одним следствием этой исто­рической победы было воссоединение белорусского и украинского народов. Оно произошло через двести пятьде­сят лет после распада Киевской Руси (1125 год). Только теперь народы вос­соединились в новом государстве — Великом княжестве Литовском, Рус­ском, Жемойтском.

В войсках Ягайлы было достаточно воинов, которые участвовали в той исторической битве, и сейчас высту­пать на Куликовском поле вместе со своим недавним побитым врагом про­тив близкого по крови и братского по вере русского народа им было невоз­можно. Оценивая такое настроение своих хоругвей, их нежелание осквер­нить себя общими действиями с ино­верцами, Ягайла счел за лучшее не рисковать. И поступил разумно. Бело­русские хоругви в ходе битвы могли присоединиться к русским полкам, и уже тогда неминуемо, тут же по раз­громе ордынцев, сгорела бы, как зничка, звезда княжения Ягайлы.

Тем бо­лее, что не надо было искать преемни­ка, он находился рядом — полоцкий князь Андреи Ольгердович. Вот поче­му те тысячи, которых так не хватало Мамаю, на которых в известной степе­ни основывалась его уверенность в победе, недвижимо простояли поодаль поля, а узнав о боевом успехе русских, двинулись назад, в Великое княжест­во.

Надо сказать, что лояльные отноше­ния белорусов к жизненно важной за­даче русского народа, отношения, какие посодействовали уничтожению войска Мамая, нашли понимание в Московском княжестве и остались в памяти.

Через тридцать лет, во время Грюнвальдской битвы, где решались исторические судьбы белорусов и ли­товцев, русский народ в лице своихкнязей не воспользовался моментом, не ударил в спину, не пошел воевать Смоленск, Брянщину, белорусские земли. Момент, стоит подчеркнуть, был наиудобнейшим — в Грюнвальдскую битву вступили полки всех белорус­ских земель. Восточная Беларусь, Смоленщина остались без защитников — бери голыми руками. Случись такое нападение, и Великому княжеству Литовскому пришлось бы разделить силы, биться на два фронта.

Так что Куликовский долг, долг косвенной по­мощи, русские вернули благородно. Это взаимное уважение ко­ренных интересов друг друга и пред­ставляется наиболее сущест­венным в истории наших братских народов того времени.

Как же сложились дальнейшие судь­бы некоторых главных участников Куликовской битвы? Андрей Полоц­кий после настойчивой борьбы с Ягайлой был побежден, несколько лет про­вел в темнице, откуда его освободил под свою заруку князь Витовт. Погиб Андрей в жестокой битве с татарами на реке Ворскле в 1399 году. В трагической битве на Ворскле по­гибли и герои Куликовки — Дмитрий Ольгердович и Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский .

Мамай через год после своего пора­жения на Дону был разбит Кипчак­ской Ордой, сбежал в Крым, где в ско­ром времени был зарезан. Во главе Зо­лотой Орды стал Тохтамыш. В 1382 го­ду он с большим войском напал на Московское княжество, сжег Москву и хитростью вошел в Кремль. Населе­ние Москвы (10—15 тысяч человек) было поголовно н безжалостно выруб­лено. Новое усиление Орды стало угрожать не только Москве, но и Ве­ликому княжеству Литовскому.

По­этому Ягайла, по казни своего дяди Кейстута став самодержцем, решил из­менить политику отношений с Моск­вой — примириться. Для скрепления союза предполагался брак Ягайлы с дочерью Дмитрия Донского. Об этом велись переговоры в 1384 году. Но тогда же последовало более выгодное для Ягайлы предложение от поля­ков — вступить в брак с польской королевой Ядвигой и стать королем Польши. Ягайла его принял.

Благодаря этому браку Польша и Литва были соеди­нены унией. Эта уния была сначала довольно слабой. Попытка включить Литву в состав Польского государства не имела успеха, так как Литва стремилась сохранить свою самостоятель­ность. Ягайло оставался «верховным князем» Литвы, но действительное управление Литвой сосредоточива­лось в руках его двоюродного брата, князя Витовта. Всё же уния Литвы и Польши привела к значительному усилению Польского государства.

Основной целью унии была борьба с Тевтонским орденом, представлявшим одинаковую опасность для обоих государств. Сверх того, литовские паны рассчитывали усилить своё поли­тическое влияние путём унии с можновладской Польшей. Поль­ских панов привлекала перспектива захвата белорусских и украинских земель, входивших в состав Литовского госу­дарства.

Ягайло, ставший польским королём под именем Владисла­ва II (1386—1434), начал своё царствование с подтверждения всех вольностей панов и шляхты и пожалования им ряда новых привилегий.

Панская колонизация устремилась в украинские земли — Подолию и Волынь, входившие в то время в состав великого княжества Литовского. Захватив здесь огромные земельные владения, польские паны стремились присоединить Подолию и Волынь непосредственно к Польше. Это привело даже к военным столкновениям между Литвой и Польшей, закончив­шимся захватом Польшей части Подолии (1430). )