Кавалерия была| главным козырем Деникина. Троцкий оказался одним из первых, кто это понял.

«Перевес конницы в первую эпоху борьбы сослужил в руках Де­никина большую службу и дал возможность нанести нам ряд тяже­лых ударов . В нашей полевой маневренной войне кавалерия играла огромную, в некоторых случаях решающую роль. Кавалерия не мо­жет быть импровизирована в короткий срок, она требует специфи­ческого человеческого материала, требует тренированных лошадей и соответственного командного материала. Командный состав кавалерии состоял либо из аристократических, по преимуществу дворян­ских фамилий, либо из Донской области, с Кубани, из мест прирож­денной конницы . В гражданской войне составить конницу представ­ляло всегда огромные затруднения для революционного класса. Ар­мии Великой французской революции это далось нелегко. Тем более у нас. Если возьмете список командиров, которые перебежали из рядов Красной армии в ряды Белой, то вы найдете там очень высо­кий процент кавалеристов .» (28. С 188).

Красная конница в тот период была в зачаточном состоянии, и несомненная заслуга Троцкого перед делом революции заключалась в том, что, провозгласив лозунг «Пролетарии на коней», он способ­ствовал созданию мощного кавалерийского кулака, который под наз­ванием Первой Конной армии в дальнейшем ходе гражданской вой­ны сыграл решающую роль.

Троцкому не могла прийти мысль, что впоследствии среди бес­численных обвинений во «вредительстве», выдвинутых против него Сталиным, будет фигурировать факт, что якобы именно он, Троцкий, умышленно препятствовал развитию красной кавалерии.

Наступление, длившееся почти шесть месяцев, сделало Деники­на главным и самым опасным врагом советской диктатуры в период гражданской войны. К началу октября он контролировал территорию в 820 тысяч квадратных километров, с населением 42 миллиона чело­век, с линией фронта, шедшей от Царицына на Волге через Воронеж, Орел, Чернигов и Киев до Одессы. Причем все перечисленные горо­да были заняты белыми войсками.

К началу общего наступления деникинских войск в мае 1919 го­да Вооруженные Силы Юга России состояли из трех армий: Добро­вольческой, Донской и Кавказской и из нескольких самостоятель­ных отрядов. Командующим Добровольческой армией был назначен генерал Май-Маевский, Донской армией командовал генерал Сидорин, а Кавказской — генерал Врангель.

Успех деникинских войск вдоль всего фронта развивался с неве­роятной быстротой. За первый месяц наступления, опрокидывая про­тивника, Добровольческая армия продвинулась широким фронтом на 300 с лишним километров в глубь Украины. 10 июня генералом Кутеповым был взят Белгород. 11 июня добровольческие отряды захватили Харьков. 16 июня конные части генерала Шкуро ворвались в Екатеринослав и вскоре завладели всем нижним течением Днепра. Тем временем Кавказская армия генерала Врангеля двигалась на Царицын. Советская власть называла тогда будущий Сталинград «красным Верденом» и клялась никогда не сдать его противнику. 17 июня, прорвав красные укрепления, Кавказская армия вор­валась в Царицын. Победа была огромная, ибо для советской власти город Царицын имел совершенно исключительное значение, как экономи­ческое, так и стратегическое. Он был конечным пунктом железной дороги, шедшей через Северный Кавказ в Новороссийск. Он сое­динял Поволжье с Черным морем: захват его лишал Центральную Россию доступа к нижнему течению Волги и к Каспийскому морю. В Царицыне находились большие артиллерийские заводы (орудийный и снарядный) и огромные склады всякого военного имущества.Быстрое и успешное продвижение белых войск открывало пе­ред генералом Деникиным необычайно большие перспективы.

Антон Иванович категорически отметал возможность остано­виться и закрепить за собой рубежи. Считал, что всякая задержка может играть на руку противнику. После захвата Царицына он ре­шил направить свои войска со всех отдаленных друг от друга пунк­тов к центру России по линиям, сходившимся в одной точке — Мо­скве.

В начале августа были заняты Херсон и Николаев; 10 августа за­хвачена Одесса; 17 августа — Киев. 7 сентября войска 1-го армейско­го корпуса, которым командовал генерал Кутепов, заняли Курск;

17 сентября конница генерала Шкуро закрепилась в Воронеже; 30 сентября части генерала Кутепова заняли Орел. Радостный перезвон московских колоколов уже звучал в ушах белого командования.

Весной, летом и осенью 1919 года о генерале Деникине говорили повсюду. Одни — с надеждой, другие — с ненавистью. Многие осуждали отсутствие определенной программы в его дви­жении, критиковали позицию в вопросах политики и государствен­ного управления. Одни тянули вправо, другие влево, но даже самые строгие и резкие порицатели стратегии генерала Деникина умалчи­вали о нем как о человеке.

Антон Иванович жил чрезвычайно замкнуто. Он твердо придер­живался точки зрения, что его семейная жизнь отношения к делу не имеет. В том, что касалось его деятельности, он рад был бы иметь под­держку в общественных кругах, но политические партии отталкива­ли его своим партийным и классовым эгоизмом. Правые круги от­стаивали интересы землевладельцев и торгово-промышленников. В разум социалистов-революционеров и меньшевиков (после того, что случилось в 1917 году) он не верил. Антон Иванович считал, что они страдали атрофией воли, «недержанием речи», и согласен был с по­койным атаманом Калединым, сказавшим перед смертью, что Россия погибла от болтовни.

Теоретически власть генерала Деникина не имела ограничений, На деле же это было совсем не так. Ему приходилось считаться с настроением офицеров, и это сильно связывало руки. Обещание Де­никина не предрешать будущую форму правления государства (формула, в которую он искренне верил) являлось в то же время единст­венным лозунгом, который, по его мнению, мог удержать в рядах армии и монархистов, и республиканцев.

Опасаясь стать орудием партийных интриг, Деникин замкнулся в себе. Он окружил себя главным образом военными соратниками, которые вместе с ним видели крушение советской власти в Пораже­нии и разгроме Красной армии. (28. С. 199).

Его одиночество смягчалось дружбой с начальником штаба Ива­ном Павловичем Романовским. Оба были поглощены одними инте­ресами, радостями и печалями. Времени для личной жизни не оста­валось.

Деникин власти не искал. Она случайно пришла к нему и тяго­тила. И он нес ее как тяжелую обязанность, выпавшую на его долю. В мыслях уносился к жене, которую редко приходилось видеть,— же­ланная личная жизнь вот уже почти сорок семь лет проносилась ми­мо. Он мечтал об уединении, чтобы заняться всегда привлекавшей его работой в области военной литературы и истории.

Жена Антона Ивановича, слабая здоровьем, частенько прихва­рывала. А он с тревогой стареющего отца мечтал о сыне, которого мысленно уже окрестил Иваном. О будущем Ваньке шли тихие бесе­ды с женой в те редкие вечера, когда Антон Иванович бывал у себя дома в Екатеринодаре. О нем же писал он Ксении Васильевне с фрон­та, из-под Ставрополя, из разных станиц, городов, деревень.

«Безмерно рад, если правда, что исполнится моя мечта о Вань­ке»,— писал он в одном из этих писем. (28, с171). Однако Ваньке не суждено было появиться на свет. Вместо него 20 февраля 1919 года родилась дочь Марина. Роды были тяж елью. Врачи, опасаясь за жизнь Ксении Васильевны, телеграфировали генера­лу на фронт, что, возможно, придется выбирать между жизнью не родившегося младенца и жизнью матери. Они просили его указаний. Спеша, домой, мучаясь догадками и неизвестностью, Деникин телег­рафно просил врачей сделать все возможное, чтобы спасти жизнь жены. К счастью, все обошлось благополучно.

Антону Ивановичу хотелось со временем, «когда все кончится», приобрести клочок земли на южнорусском побережье. Где именно, он не задумывался. Но возле моря, с маленьким садиком и с неболь­шим полем позади, чтобы . «сажать капусту». К этой «капусте» он часто возвращался в своих разговорах с женой и друзьями. О скром­ных мечтаниях генерала Деникина сохранилось несколько писем.

«Моя программа,— сообщил он однажды посетившей его группе представителей кадетской партии,— сводится к тому, чтобы восста­новить Россию, а потом сажать капусту». «Ох, Асенька,- писал он жене,---когда же капусту садить». )