Была у него, правда, еще одна привязанность в жизни, но о ней Антон Иванович боялся тогда даже мечтать. Это была Ася Чиж. Из ребенка маленькая Ася превратилась в очаровательную женщину, Ксению Васильевну. Окончив незадолго до войны институт благород­ных девиц в Варшаве, она училась в Петрограде на курсах профессо­ра Платонова. Она чувствовала себя так же одиноко, как Антон Иванович. Он знал ее с момента рождения, видел ее ребенком, затем подростком, навещал в институте, стыдил за пальцы, вымазанные чернилами. Он наблюдал, как она постепенно превращается в привлекательную девицу, и . решил просить ее руки.

Письма генерала Деникина с фронта с описанием окружающей его обстановки, собственных мыслей и переживаний, к счастью, не потеряны. 96 таких писем, никогда еще не опубликованных, аккурат­но пронумерованных, начиная с 15 октября (ст. ст.) 1915 года до кон­ца августа 1917 ,то есть до момента ареста генерала Деникина Вре­менным правительством и заключения его в Бердичевскую тюрьму по обвинению в участии в "мятеже "генерала Корнилова») сохранились в семейных бумагах его вдовы, Ксении Васильевны. Приведенные ни­же с ее разрешения выдержки из писем Антона Ивановича освещают духовный облик замкнутого человека, не любившего пускать посто­ронних в свой внутренний мир.

В письмах той, о ком он все больше и больше думал, с кем все чаще и чаще перетесывался, кто «так близко вошел в его жизнь», Ан­тон Иванович искал «ответа на вопросы незаданные и думы невыс­казанные».

«Я не хочу врываться непрошенным в Ваш внутренний мир»,— говорил он ей в одном из своих писем в марте. Но полупризнания не передавали на бумаге его чувства, добиться письменного ответа на мучивший его вопрос было невозможно. Он это отлично сознавал и хотел лишь уловить в ее письмах те оттенки мыслей, которые дали бы ему мужество письменно просить ее руки. (28, С. 119)

Потребовалось несколько недель упорных письменных уговоров, чтобы склонить Ксению Васильевну дать свое согласие стать невес­той, а затем связать раз и навсегда свою жизнь с судьбой генерала Деникина. Но пока этот вопрос решался, генерал переживал «такое напряженное настроение, как во время боя, исход которого коле­блется».

Потом было решено факта жениховства пока что не оглашать, временно даже скрыть его от ее родных. Однако к лету 1916 года жениховство от семьи уже не было секретом. Тогда же решили — по настоянию Антона Ивановича — венчаться не сразу, а лишь по окончании войны. Нелегко далось ему решение, но, думая, прежде всего о своей невесте, он считал, что поступить иначе было бы неблаго­разумно.

С конца 1916 года письма генерала Деникина к своей невесте полны надежд на яркое и радостное будущее. Моментами появ­ляются сомнения, но они быстро рассеиваются.

«Пробивая себе дорогу в жизни,— писал он ей 24 апреля,— я испытал и неудачи, разочарования, и успех, большой успех. Одного только не было — счастья. И как-то даже приучил себя к мысли, что счастье — это нечто нереальное, призрак. И вот вдали мельк­нуло. Если только Бог даст дней. Надеюсь . Думаю о будущем. Теперь мысли эти связные, систематичные, а главное, радостней. Те­перь я уже желаю скорого окончания войны (прежде об этом не думал), но, конечно, постольку, поскольку в кратчайший срок мож­но разбить до основания австро-германцев. Иначе не представляю себе конца. В одном только вопросе проявляю недостаточно патрио­тизма, каюсь: когда думаю об отдыхе после войны, тянет к лазур­ному небу и морю Адриатики, к ласкающим волнам и красочной жизни Венеции, к красотам Вечного города. Когда-то, 10 лет тому на­зад, я молчаливо и одиноко любовался ими — тогда, когда мой маленький друг Ася была с бабушкой на Рейне. Вы помните? Вы одоб­ряете мои планы?» (28, с. 187).

С рассветом 22 мая (4 июня н. ст.) вся линия русского Юго-Западного фронта взорвалась сильнейшим артиллерийским огнем. Снарядов не жалели. После артиллерийской подготовки русские части по всему фронту длиной в 350 километров перешли в наступ­ление против австрийцев. Атака была настолько неожиданна для неприятеля, что, несмотря на сильные укрепления, воздвигнутые в период зимних месяцев, австрийцы не выдержали. Их опрокинули, и фронт был прорван. Операция эта была поручена генералу Бруси­лову, незадолго до того принявшему пост Главнокомандующего Юго-Западным фронтом. В состав фронта входили четыре армии. С севера к югу они шли в следующем порядке: 8-я, 11-я, 7-я и 9-я.

Нанести главный удар выпало армии генерала Каледина, а в его армии — на дивизию Деникина. Удар был направлен на город Луцк. Деникин хорошо знал этот город: в сентябре 1915 года, как известно со слов генерала Брусилова, Деникин «бросился на Луцк одним махом и взял его». С тех пор Луцк снова перешел в руки неприятеля, и здесь Деникину пришлось вторично брать его, сильно за это время укрепленный противником. Еще в марте генерал Деникин был ранен осколком шрапнели в левую руку, но остался в строю. И, несмотря на не совсем зажившую рану, руководя атакой, он шел со своими войсками в передовых цепях. За, доблесть, проявленную при захвате Луцка в мае 1916 года, генерал Деникин получил весьма редкую награду — «Георгиевское оружие, бриллиантами украшенное». Награда эта давалась не только за личный подвиг, но и когда он имел большое общественное значение.

Брусиловское наступление 1916 года, получившее также название Луцкого прорыва, продолжалось около четырех месяцев. «Тактиче­ские результаты этой битвы,— писал историк Головин,— были громадными. Взято было в плен 8924 офицера, 408000 нижних чинов, захвачено 581 орудие, 1 795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов. Отнята у противника территория более чем в 25000 квадратных километров. Таких результатов не достигала ни одна наступательная операция наших союзников в 1915, 1916 и 1917 годах».

В одном из своих писем, касаясь успеха Юго-Западного фронта, Деникин выражал надежду, что этот успех повлечет за собой более широкое наступление и что, быть может, и союзники «встрепенутся».

В общественном мнении России отношение к союзникам за годы войны прошло разные фазы. Вначале был восторг и готовность жертвовать собой для достижения общей цели. Затем восторг охладел, но сохранилось твердое решение безоговорочно выполнять свои союзные обязательства, не считаясь ни с трудностями, ни с риском. И, наконец, как отметил Головин, видя, что союзники не проявляют такого же жертвенного порыва, чтоб оттянуть на себя германские силы, как это делала русская армия,—в русские умы постепенно стало закрадываться сомнение. Оно перешло в недоверие. Когда австрийцам приходилось плохо, немцы всегда шли им на выручку. Когда того требовали союзники, русские войска всегда от­тягивали на себя силы неприятеля. Однако в критические моменты на русском фронте союзники ни разу не проявили должной военной инициативы. Неудачная их попытка в Галлиполе в расчет не прини­малась. Их начали винить в эгоизме, а среди солдат на фронте (воз­можно, что не без участия германской пропаганды) все сильнее слы­шался ропот: союзники, мол, решили вести войну до последней кап­ли крови русского солдата. В солдатской массе это притупляло же­лание продолжать борьбу.

Следует отметить, что генерал Деникин, хоть и искренне желав­ший более деятельной стратегической помощи от союзников, никог­да не бросал обвинения в том, что русскими руками они хотели ос­лабить Германию. Наоборот, до самого конца, даже в период русской между-усобной смуты, когда Россия вышла из войны, а Германия еще продолжала ее на западе,—он неизменно оставался, верен идее со­юза.

Но еще серьезнее недоверия к союзникам было недоверие к соб­ственной власти. Осенью 1915 года, с отъезда государя из столицы в Ставку, императрица с невероятной настойчивостью стала вмеши­ваться в дела государственного управления. По совету своих приб­лиженных она выставляла кандидатов на министерские посты, и, за редким исключением, государь одобрял ее выбор. Кандидаты — лю­ди бесцветные, не подготовленные к ответственной работе, часто не­достойные — вызывали резкое неодобрение в общественном мнении и в Думе, где с осени 1916 года начались бурные выпады не только против членов правительства, но и против личности императрицы и «темных сил» вокруг трона. Авторитет власти и династии падал с невероятной быстротой. От патриотического единения между пра­вительством и законодательными палатами периода начала войны не осталось и следа. Постоянная смена состава министров ослабляла и без того непопулярное и безпрограммное правительство. )