Во время приступов болезни Императрица не отходила от постели мальчика ни днём, ни ночью. Она „сидела у изголовья сына с начала заболевания, нагибалась к нему, ласкала его, окружала его своей любовью, стараясь тысячью мелких забот облегчить его страдание” (2, стр. 42). Естественно, что Алексей Николаевич был самым любимым, самым дорогим ребёнком для Императрицы.

У цесаревича было четыре старших сестры. Анна Вырубова пишет, что княжны - простые, ласковые и образованные девушки. Они ни в чём не выказывали своего положения в обращении с другими: убирали вместе с прислугой свои постели, наводили порядок в комнатах, нередко приходили в гости к своим няням и играли с их детишками (14) . Во дворце их называли по имени и отчеству: Ольга Николаевна, Анастасия Николаевна. Когда к девушкам обращались официально, называя их полный титул, они очень смущались. Если они отдавали какие-то распоряжения , это всегда звучало как просьба, а не как приказ. Аналогичным образом был воспитан и Алексей Николаевич.

Все дети Николая Александровича рисовали, занимались музыкой (играли на фортепиано, пели), сочиняли стихи (2, 3, 6, 9). Так, широко известно стихотворение Ольги Николаевны „Молитва”.

Сёстры нежно любили брата, часто играли с ним. „Они вносили в его жизнь веселье и молодость, без которых ему было бы очень трудно“ (2, стр. 65). Когда во время приступов гемофилии мальчик лежал в своей комнате, „изредка отворялась дверь, и одна из Великих Княжон на цыпочках входила в комнату, целовала маленького брата и как бы вносила с собою струю свежести и здоровья“ (2, стр. 42).

Как родители, так и дети были очень набожны, регулярно посещали церковь, исповедывались и причащались (3, 2).

Как видно из вышесказанного, Алексей Николаевич жил, буквально со всех сторон окруженный любовью родных. И этот огромный заряд любви, который он получил в детстве, несомненно должен был оказать влияние на развитие личности мальчика.

Личность Алексея Николаевича в воспоминаниях современников

Многие качества, которыми обладал царевич Алексей, были выработаны им в противостоянии болезни.

Так как Алексей, как и все дети, любил двигаться, он часто падал или ударялся обо что-нибудь и это иногда приводило к осложнениям. Поэтому в то недолгое время, когда царевич был здоров, родители старались как можно меньше делать ему замечания. И Наследник никогда не был подчинён строгой дисциплине и часто баловался. Например, Георгий Шавельский в своих воспоминаниях пишет следующее: „Сидя за столом, мальчик часто бросал в генералов комками хлеба; взяв с блюдца на палец сливочного масла мазал им шею соседу, так было с великим князем Георгием Михайловичем. Однажды, за завтраком Наследник три раза мазал ему шею маслом… А однажды выкинул совсем из ряда вон выходящий номер. Шел обед с большим числом приглашённых, — был какой-то праздник… Наследник несколько раз вбегал в столовую и выбегал из неё. Но вот он ещё раз вбежал, держа назади руки, и стал за стулом [великого князя] Сергея Михайловича. Последний продолжал есть, не подозревая о грозящей ему опасности. Вдруг Наследник поднял руки, в которых оказалась половина арбуза без мякоти, и этот сосуд быстро нахлобучил на голову великого князя. По лицу последнего потекла оставшаяся в арбузе жидкость, а стенки её так плотно пристали к голове, что великий князь с трудом освободился от непрошенной шапки“ (5, стр. 362). Несмотря на этот, казалось бы, непростительный поступок, Государь не сказал Наследнику ни слова.

Так как любая случайность могла привести к новым приступам болезни, при царевиче всё время находились боцман Деревенко и его помощник Нагорный. Они должны были следить за ним и ограждать его от всякой опасности. Но „то, что выигрывалось [за счет этого] в смысле безопасности, ребёнок проигрывал в смысле действительной дисциплины… Было невозможно всё предусмотреть, и чем надзор становился строже, тем более он казался стеснительным и унизительным ребёнку и рисковал развить в нём искусство его избегать, скрытность и лукавство“ (2, стр. 40) — таким было мнение Жильяра, наставника цесаревича. Он рассказал о своих мыслях Императору и Императрице. Они разделили его мнение, и с тех пор безопасность мальчика всецело зависела от него самого. Конечно, это способствовало развитию у Алексея самостоятельности, воли и умения владеть собой.

После каждого приступа болезни, Алексей Николаевич медленно выздоравливал, ещё долгое время был очень слаб, и ему часто была запрещена всякая напряжённая работа, в том числе и учёба. Во время таких долгих передышек мальчик отвыкал от занятий. Поэтому он не имел привычки к последовательной сосредоточенной работе. „Алексей не без способностей, но привычку к усидчивой работе ему не привили. У него наблюдается какая-то порывистость, нервность в занятиях“ (8, стр. 29), — так говорила о царевиче Клавдия Михайловна Битнер, учительница, обучавшая Алексея во время ареста царской семьи в Тобольске.

Во время каждого приступа болезни царевич Алексей страдал от сильнейших болей. И страдания заставляли его быть необычайно отзывчивым к страданиям других. Со всей ясностью это подтверждает следующий случай, описанный в воспоминаниях Георгия Шавельского. В алтаре церкви, которую посещал Наследник, прислуживал один скромный и воспитанный мальчик. Он приглянулся цесаревичу, и Алексей захотел узнать, кто он такой. Шавельский рассказал Наследнику, что у этого мальчика больная мать. Потом Алексею предложили назначить час для встречи с мальчиком, Наследник нерешительно сказал: „Хорошо“, а „потом, помолчав минутку, прибавил — „а, может быть, ему нужно быть около больной матери?” Он, конечно, теперь мысленно представлял себе несчастную больную мать и горе её сына…“ (5, стр. 365).

„У него была большая живость ума и суждение и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе“ (2, 40). Так вспоминает об Алексее Николаевиче его наставник Пьер Жильяр.

Кроме того Алексей Николаевич обладал чувством юмора и мог в нужных случаях быстро найти подходящую шутку для ответа собеседнику.

„— Это что такое? — спрашивает его Государь, указывая пальцами на пролитый им на стол суп из ложки. — Суп, ваше императорское величество! — совершенно серьезно отвечает он. — Не суп, а свинство! — замечает Государь.

Генерал Риккель всегда сидел против Наследника по другую сторону стола и между ними постоянно происходила пикировка. Риккель начинал гладить свой большой живот, показывая глазами Наследнику: у тебя, мол, такого «благоутробия» нет. Наследник тоже начинал разглаживать свой животишко. «Non, non, non», улыбаясь, отвечает Риккель. Алексей Николаевич начинает крутить пальцами около носа, где должны бы быть усы. «Non, non, non!» — опять слышится тихая октава Риккеля. Наследник побежден, но не хочет сдаться. Посидев минуты две спокойно, он начинает крутить у себя надо лбом волосы и, предвкушая победу, упорно смотрит на Риккеля. Последний пробует копировать Наследника, но ничего не выходит, так как череп генерала Риккеля голый, без волос. Риккель побежден… И Наследник кричит: «Non, non, non!» “. (5, стр 364)

Несмотря на то, что Алексей был Наследником престола, вкусы его были очень скромны и он очень смущался когда ему оказывали почести как Наследнику. Так, однажды крестьяне одной из центральных губерний России пришли поднести подарки Наследнику Цесаревичу и по приказу боцмана Деревенко опустились перед Алексеем Николаевичем на колени, чтобы вручить ему свои подношения. Мальчик багрово покраснел. Оставшись наедине с наставником, он сказал, что ему было очень неприятно видеть этих людей перед собою на коленях. И когда Пьер Жильяр „переговорил по этому поводу с боцманом, ребёнок был в восторге, что его освободили от того, что было для него настоящей неприятностью” (2, стр. 80). Также, Жильяр вспоминает, что, когда он сообщил Алексею Николаевичу об отречении Императора, мальчик ни слова не сказал о своих правах на престол (2, стр. 203).

„Сколько раз мне приходилось слышать, как Николай II отзывался в самых резких выражениях про тех лиц, которые не сумели сдержать данного им обещания и разболтали какой-нибудь вверенный им секрет“ (4, стр. 72). Наверняка, если отец мальчика так относился к излишней откровенности, такое же отношение было привито и Алексею Николаевичу. )