Первый серьезный факт неповиновения 1-й Особой дивизии произошел, думается, 14 мая, когда генерал Ф.Ф. Палицын приказал построиться солдатам без оружия для разъяснения текущих событий в России. 1-я Особая бригада не выполнила приказ, вышла с оружием и « .вела себя неровно, неспокойно, недисциплинированно, генерала Палицына прерывали, не дали иногда говорить, были слышны выкрики весьма резкого характера». 3-я Особая бригада, напротив, приказ выполнила.

Ситуация сложилась весьма непростая. В главной французской штаб-квартире «русский вопрос» старались вообще не замечать, надеясь на то, что все образуется «само по себе». Иллюзии развеял генерал Кастельно, лично посетивший 4 июня Особые бригады и убедившийся, что, во-первых, русские офицеры не имеют контроля над подчиненными; во-вторых, войска утратили дисциплину и, как результат, русских необходимо отправить в Россию. Этого мнения придерживался и генерал Занкевич: «Это [вывод войск в Россию] было бы наилучшим выходом из создавшегося положения».

Для дальнейшего разрешения проблемы с русским военным контингентом 1-ю Особую дивизию решили временно разместить в одном из внутренних военных лагерей во Франции – в Ля-Куртине (департамент Крё, провинция Лимузен). Именно в Ля-Куртине в июне-июле расположилась русская дивизия - 318 офицеров, 18.687 (или 16.187) солдат и 1.718 лошадей. Отныне она выводилась из состава группы войск действующей армии и входила в подчинение тылового управления командующего XII военным округом генерала Комби, назначившего военным комендантом лагеря подполковника французской службы Фарина. Для наблюдения за русскими войсками генерал разместил около лагеря 19-й пехотный и 21-й драгунский полки.

Однако спасти дивизию уже было невозможно. Препровождая русских солдат в тыл, французское командование обрекало их на бездеятельность и анархию, которая постепенно охватывала 1-ю Особую дивизию, и, прежде всего 1-й Особый полк; но иначе поступить французские генералы не могли. Необходимо учитывать и разный социальный состав Особых бригад – в 1-й подавляющее большинство составляли рабочие Самары и Москвы, вторая – крестьяне Урала.

Не все солдаты в 1-й Особой дивизии поддались антивоенным настроениям. В составе дивизии раздавались голоса отправить их поскорее на фронт, дабы спасти от бездеятельности и недисциплинированности. «Дальше такая жизнь невыносима». Желающих сражаться на фронте, чем сидеть в тылу, например, составляло большинство среди 1-й, 3-й, 4-й, 9-й, 10-й и 11-й рот 5-го Особого полка. Подобные настроения сохранились, по крайней мере, до сентября 1917 г. Некоторые офицеры и солдаты, не дожидаясь решения дальнейшей судьбы 1-й Особой дивизии, сами подавали ходатайства о переводе их на службу в иностранные армии на передовую.

Обстановка в лагере Ля-Куртин, по сравнению с недавним прошлым никак не изменилась, точнее, если изменилась, то в худшую сторону. Начало ля-куртинской трагедии, имевшая корни задолго до прибытия в лагерь, можно вести с 5 июля, когда генерал Занкевич докладывал военному министру А.Ф. Керенскому в Петроград: «Части 1-й Особой пехотной дивизии состоявшей в лагере “Ля-Куртин” [так в тексте], поддавшись агитации ленинцев 22 июня [о новому стилю - 5 июля] отказались вопреки приказа Начальника дивизии приступить к занятиям, имевшим целью боевую подготовку дивизии, заявив через свои организации о нежелании сражаться на Французском фронте и требуя немедленной отправки в Россию».

Огромную роль в лякуртинском мятеже сыграли агитаторы с пробольшевистскими взглядами, несомненно, имевшие большой успех среди солдатской массы. Большевиков в документах того времени часто иносказательно называют «агентами Прусского Короля» и т.п. эпитетами. По выражению неизвестного офицера, отказ воевать достигал такого размаха, что словно шло « .исполнение большого плана целой политической организации». «Движение [в Ля-Куртине] имело все черты русского большевизма, но было еще больше, откровенно .». Временное правительство способствовало проникновению антивоенных и большевистских идей в солдатскую массу. Оно « .предписывало из Петрограда не препятствовать доступу к русским войскам всех лекторов “на политические темы”, если таковые пожелают во Франции изложить свои мысли молодым солдатам-гражданам. ( .)

Они-то [большевики и «пораженцы»] в большинстве, и направились в госпитали читать с разрешения начальства лекции нашим солдатам-гражданам. Им беспрепятственно давались всякие пропуски и разрешения . И кроме того - разве кто-либо из наших военных и гражданских представителей в Париже знал хорошо в то время, кто такие большевики и меньшевики, и чего, в сущности, хотят те и другие .».

С 5 июля можно вести отсчет расколу 1-й Особой дивизии на две большие группы. Одна из них требовала сражаться в России, вторая надеялась вернуться в Россию (если возможно), но выражала согласие принять участие в борьбе на французском фронте, если прикажет Временное Правительство. Первого мнения придерживалась большая часть всех русских солдат 1-й Особой дивизии (преимущественно 1-я Особая бригада).

Отношения между двумя группами обострились в конце июня, когда произошел неприятный инцидент. Солдатыиз 1-й Особой бригады избили и арестовали штабс-капитана 5-го Особого полка В.Н. Разумова. Узнав об этом, солдаты из его 1-й пулеметной роты того же полка приготовились выручать офицера, приготовив даже пулеметы. Однако благодаря своевременному вмешательству русского коменданта Ля-Куртина подполковника Гринфельда инцидент был пресечен.

Желая впредь не допустить подобных инцидентов, генерал Занкевич решил разделить 1-ю Особую дивизию на две части, и отвести лояльные ему подразделения от взбунтовавшихся солдат. В результате 8 июля часть солдат уходит из лагеря в Фельтен, что в 25 км от Ля-Куртина (из 5-го и 6-го Особых полков ушло около 3,0 тыс. чел., из 1-го и 2-го Особых полков - около 1,0 тыс. чел). «Высыпавшие на дорогу “неверные” [т.е. те, кто остался в Ля-Куртине] провожали “верных” [т.е. тех, кто ушел из лагеря] свистками и с этой минуты между первыми и вторыми выросла на долгое время высокая стена настоящей ненависти».

В Куртине осталась подавляющая часть 1-й Особой дивизии - около 12,0 тыс. чел (по другим сведениям - около 10,0 тыс. чел), преимущественно все - из 1-й Особой бригады, возглавляемой председателем и секретарем Отрядного совета солдатами М. Волковым и Ю. Балтайтисом, избранные только 1-м Особым полком, что являлось незаконным; их подозревали в шпионаже в пользу немцев. По одним сведениям, Балтайтис еще до Февральской революции подозревался в сношениях с германскими агентами, и французские военные власти требовали его выдачи, но командир 1 -го Особого полка отстоял его.

В Куртине так « .враждебно относились к своим офицерам, что их решено было во избежаний насилий удалить [в Фельтен], оставив минимально необходимое количество для хозяйственных надобностей».

«Реакция этого приказа [о разделе дивизии] заранее пред­полагала возможность неподчинения, так сказать, оформливала [так в тексте] неподчинение. Он [приказ] свидетельствовал о неуверенности власти в своей силе, и, как всякая неуверенность, мог вызвать только неподчинение».

С июля 1917 г. французское правительство вступило в долгие переговоры с Временным правительством по поводу отправки 1-й Особой дивизии в Россию. Между договаривающимися сторонами возникли разногласия - обе стороны никак не могли придти к общему знаменателю. Временное правительство не желало, чтобы 1-я Особая дивизия прибыла в Россию, так как она непременно оказалась бы еще одним источником напряжения в стране. Поэтому Петроград пытался разрешить проблему другими способами. Во-первых, Временное правительство решило послать 1-ю Особую дивизию на Салоникский фронт, но из-за нежелания французского командования иметь недисциплинированные войска в одном месте от данного проекта отказались: французское правительство мотивировало отказ тем, что « .перевозка войск пойдет в ущерб доставки в Россию . военных материалов».

Не последнюю роль сыграло следующее обстоятельство - не подвергнутые пропаганде большевиков солдаты и офицеры, не желали выезжать в Салоники. К тому же французское правительство не обладало необходимым тоннажем для осуществления перевозки 1-й Особой дивизии. Во-вторых, Временное правительство чуть было не согласилось на вывод дивизии, но, оставляя на прежнем месте 2-ю Особую дивизию, явно не понимало, что могло бы произойти с русскими войсками на Салоникском фронте. Таким образом, Петроград демонстрировал полное бессилие в разрешении проблемы с русскими заграничными войсками. )