Есть еще одна немаловажная проблема – на протяжении многих лет историки обходили вниманием 2 ряда источников, дающих важные данные, до­полняющие сведения “Повести времен­ных лет": 1) Воскресенская, Никонов­ская и др., 2) Иоакимовская и ряд других новгородских летописей, сообщающих не только то, как произошло призвание варягов, но и почему это случилось. В Никоновской летописи мы находим о призвании варягов следующее: “И по сем собравшеся реша о себе:“поищем межь себе, да кто-бы в нас князь был и владел нами; поищем и уставим такового или от нас, или от Казар, или от Полян, или от Дунайчев, или от Воряг”. И бысть о сем молва велиа: овем сего, овем другого хо­тящем; таже совещавшася послаша в варяги”. Это место чрезвычайно ценно: оно показывает тип работы состави­теля “Повести временных лет”: он не писал самостоя­тельную историю — он сокращал протограф. Приведенный отрывок дает чрезвычайно важные све­дения. Прежде всего управление посредством князя от­нюдь не являлось какой-то новинкой. Это была давно известная институция. Затруднение было в том, что кня­зя не было. Историки представляют дело так, будто до появления Рюрика с братьями в Древней Руси была аморфная масса людей, вообще без государственного строя. Шлeцер ви­дел в наших предках полудикарей, живших наподобие зверей и птиц. А из отрывка видно: в середине IХ века новгородцы не только имели давний опыт княже­ского управления, но и знали, что делается на Дону (Хазария), на Днепре (у полян), на Дунае (у тамошних славян) и даже в Западной Европе (у варягов). Стадия культуры у новгородцев была совсем иная, чем это представляли себе немцы, основоположники нашей историографии.

Дело с призванием князя обстояло гораздо сложнее, чем думали. Новгородцы не только послали к варягам, а сначала обсуждали, откуда им лучше всего раздобыть князя. Было предложение прежде всего избрать князя из своей среды. Это, очевидно, наткнулось на соперничест­во между местными группами и не решало междоусобно­го спора. Удовлетворяло всех лишь нейтральное решение — выбор чужого, который не имел никаких пред­убеждений, а мог судить справедливо.

Если бы речь шла о том, чтобы получить вообще вы­сокоавторитетного князя, то проще всего было бы обра­титься к Византии или Риму, но этого не сделали и об этом даже не думали, ибо нуждались не в чужестранце, который ничего не понимал в местных условиях, а в сла­вянине, который знал веру, язык, право и обычаи, мог “судить их по праву”. Нужно помнить, что функция кня­зя состояла отнюдь не в руководстве войском (для этого существовали воеводы), а, главное, в управлении и судо­производстве. Нуждались в умелом, разумном управителе и справедливом, знающем законы судье. Этим требова­ниям мот соответствовать только славянин. Действительно, один из предлагаемых кандидатов был “от полян”, т. е. из Киева. В славянстве другого кандидата — “от дунайчев” вряд ли можно сомневаться, так как на нижнем течении Ду­ная, о котором только и могла быть речь, сидели лишь славяне. Третий кандидат был “от хозар”. Хорошо известно, что на Дону и на нижней Волге (Итиль) было много сла­вян и они играли видную роль в жизни Хазарии. Наконец, четвертый кандидат был “от варяг”. Вряд ли приходится сомневаться, что и здесь речь шла о славянине. Как и почему это случилось, стано­вится ясным из ряда Новгородских летописей, в первую очередь — Иоакимовской.

Иоакимовская летопись до нас не дошла. Но самая существенная часть ее, попавши в руки Татищева, была перепечатана в его “Истории” и тем вошла в оби­ход. Небезынтересно будет отметить, что самая полная Новгородская летопись, по содержанию в основном сов­падающая с Иоакимовской, до сих пор не опубликована. Объясняется это тем, что Новгородские летописи наме­ренно отодвигались на задний план, содержание их под­вергалось сомнению, ибо оно противоречило “Повести временных лет”, которая стала как бы каноном истори­ков.

Обратимся теперь к данным Новгородских летописей, которых насчитывается вместе с Иоакимовской 14. Ока­зывается, в Новгороде существовала династия князей, насчитывавшая ко времени призвания варягов 9 поколе­ний. После смерти последнего из них, Гостомысла, начались неурядицы из-за отсутствия князя (этот-то момент и отмечает “Повесть временных лет” как начальную точку русской истории). Были найдены законные наследники князя и ими оказались “варяги” Рюрик, Синеус и Трувор, ибо они были внуками Гостомысла по линии его средней дочери Умилы, к тому же сла­вянами по отцу. Проясняется, почему братья “пояша по себе всю Русь”, т. е. разделили между собой всю Русь, — потому что они имели на то право, а государство настолько велико, что требовало при тогдашних путях сообщения нескольких князей. Трое братьев-князей были особо удачным решением по­сланцев: каждая значительная часть Руси получала по князю. Ипатьевская летопись говорит, что по смерти братьев Рюрик “прия власть всю един”. Отсюда следует, что братья были не его ставленниками, как это случилось да­лее с его воеводами, а равноправными князьями. Итак, мы видим, что Новгородские летописи исчер­пывающим образом разъясняют все недоумения в связи с призванием варягов-князей. А все вышеизложенное показывает, что летописи не только недостаточно точно понимались, но и не все они изучались и сравнивались.

В поддержку антинорманской теории говорят также работы по изучению присхождения слов и заимствований в русском языке, например, происхождение и значение термина "русь". Филологи из Европы — Экблом, Стендер-Петерсен, Фальк, Экбу, Мягисте, а также историки Пашкевич и Дрейер пытались утвердить и укрепить построение, согласно которому "русь" происходит от "руотси" — слова, котором финны называют шведов и Швецию. "Русь" в смысле "Русское государство" — означало государство шведов-руси. Пашкевич говорил, что "русь" — норманны из Восточной Европы. Против этих построений выступал Г.Вернадский, говоривший о том, что термин "русь" имеет южнорусское происхождение, и что "рукхс" — аланские племена южных степей середины I тысячелетия нашей эры. Слово "русь" обозначало существовавшее задолго до появления варягов сильное политическое объединение Русь, совершавшее военные походы на побережье Черного моря. Если обратиться к письменным источникам того времени — византийским, арабским, то можно увидеть, что они считают русь одним из местных народов юго-восточной Европы. Также некоторые источники называют его, и это особенно важно, славянами. Отождествление понятия "русь" и "норманны" в летописи, на которое упирали норманисты, оказалось позднейшей вставкой.

Более пятидесяти ученых на протяжении двух веков занимались проблемой скандинавских заимствований в русском языке. Норманисты хотели показать, что многие предметы и понятий в русском языке имеют скандинавское происхождение. Специально для этого шведский филолог К.Тернквист проделал огромную работу по поиску и отсеивания из русского языка скандинавских заимствований. Результат был совершенно неутешителен. Всего было найдено 115 слов, абсолютное большинство из которых — диалекты XIX века, в наше время не употребляемые. Лишь тридцать — очевидные заимствования, из которых только десять можно привести в доказательство норманской теории. Это такие слова, как "гридин", "тиун", "ябетник", "брьковск", "пуд". Такие слова, как "наров", "сяга", "шьгла" — употребляются в источниках по одному разу. Вывод очевиден. Точно с таким же успехом исследователь А.Беклунд пытался доказать наличие на территории русского государства скандинавских имен.

Таким образом мы видим, что все доводы норманистов можно опровергнуть если всесторонне подойти к изучению русской истории.

5. Альтернативные взгляды.

В последнее время в истории, как в науке, появились теории, способные, если не перевернуть устоявшиеся традиционные взгляды на историю, но заставить историков вступить в полемику и заново доказать или отвергнуть, как ошибочные, “незыблемые” исторические факты. )