Каким же средствами пытались бороться с кризисным состоянием ольвиополиты и к каким мерам прибегли для его преодоления? Прежде всего ими были предприняты усиленные попытки устранить одну из первопричин того бедственного положения, в котором они очутились, а именно ликвидировать вражескую угрозу, которая как Дамоклов меч нависла над полисом. Здесь они столкнулись с тройной задачей. Во-первых, оградить свой город мощными оборонительными сооружениями. Ольвия обносится стенами в первой половине V в. Однако Иротогеновский декрет свидетельствует о том, что даже к концу III в. большая часть территории города, лежащая у реки, не была защищена. Благодаря частным пожертвованиям, ссудам и личной инициативе Протогена все эти фортификационные сооружения удалось построить, завершить и привести в порядок, а сверх того и соорудить новый пилон у выставки товаров.

Второй задачей явилось строительство мощного военного флота с целью отразить со стороны моря и лимана нападения как своих соплеменников, так и пиратов.

И наконец, самой главной и первоочередной задачей было организовать сухопутные вооруженные силы, способные отразить неприятельские набеги на полис и обеспечить надежную защиту его территории.

Не менее решительно, чем против варварской угрозы, боролись ольвиополиты с постоянно бичевавшими их общество продовольственными кризисами, вводя для этого ряд действенных мер. Одной из них была ситония - массовые закупки хлеба государством и перепродажа его населению по твердым и достаточно умеренным ценам.

Декрет в честь Антестерия сообщает некоторые важные подробности об устройстве в Ольвии другой меры борьбы с голодом - ситометрии, т. е. раздаче хлебных рационов.

Ольвийская ситометрия была бесплатной, долгосрочной, распространялась исключительно на граждан, причем только имевших на это право. Подобный порядок нельзя не признать справедливым, ибо такие богачи, как Протоген, сами предоставлявшие для продажи зерно тысячами пудов, причем в моменты острой нехватки хлеба, с точки зрения неимущих граждан, едва ли нуждались в минимальных его порциях, необходимых, чтобы только не умереть с голода. Наконец, эти раздачи происходили (или стали происходить) не только в индивидуальном, но и в коллективном порядке, т. е. в виде всенародных угощений, совершавшихся, как мы знаем из практики других городов, во время праздников, как правило религиозным.

Регламентация налогообложения и упорядочение поступлений доходов в полисную казну были только одной мерой по спасению городских финансов из катастрофического положения и, видимо, далеко не столь эффективной, как того хотелось бы. Гораздо более многообещающими, как поначалу могло казаться, были манипуляции с медной монетой. Из одного декрета Сеста эллинистического времени известно, что даже простая чеканка меди в условиях стабильного уровня экономики приносила значительный доход полису. Можно себе представить, какие прибыли создавались от выпуска в обращение медной монеты по принудительному курсу путем частой смены монетных типов, редукции веса, постоянных надчеканок и перечеканок.

Следует заметить, что с середины III в. ольвиополиты прекратили чеканку серебра[26]. Это неуклонно вело к тому, что количество циркулировавшего на внутреннем рынке золота, превратившегося в номинальные счетные деньги, резко сократилось, а функции реального средства обращения практически безраздельно приняла на себя медь, которую брали в обращение в любом количестве по принудительному курсу, что влекло за собой ее обесценение.

Гораздо более обещающим был финансовый трюк, когда государство брало ссуду золотом, а выплачивало долг по курсу редуцированной медью.

Однако даже введением в действие всех названных мер Ольвийский полис не мог выкарабкаться из перманентного состояния негативного платежного баланса. Нерегулярное поступление доходов, подорванных расстроенной экономикой, сплошь и рядом приводило к тому, что городские власти не были в состоянии вернуть заимодавцу одолженную сумму основного капитала и наросшие на ней проценты.

Из этого и аналогичных случаев следует, что для ольвиополитов оставалось одно наиболее эффективное средство: постоянно прибегать к частной благотворительности как своих сограждан, так и иностранцев. Однако денежных пожертвований одних только сограждан не хватало, что толкало ольвийские городские власти прибегать к займам и великодушию иноземцев.

Первый признак элитаризации я вижу в нарушении одного из основных принципов античной демократии - превышении годового срока для исполнения полномочий обычного магистрата. Причина этого кроется не столько в том, что исполнение этих должностей требовало больших расходов со стороны магистратов, сколько в том, что по отношению к ним ввиду серьезной финансовой и административной ответстввенности применялся высокий имущественный ценз, под который уже не подходили средняя и низшая прослойки гражданства.

Во-вторых, в ольвийском обществе позднеэллинистической эпохи заметно начало той тенденции, которая в римское время станет доминантой политической структуры полисов Средиземноморья и Причерноморья. Элитаризацию государственного аппарата, когда, с одной стороны, доступ к верхушке полисной иерархии становится прерогативой немногих очень богатых аристократических родов, а с другой - одни и те же представители этих родов занимали год за годом высшие посты в полисе.

Из достаточно обильного совпадения имен дедов, отцов, внуков, возможно также - братьев и племянников следует закономерный вывод о том, что в III-II вв. верховное жречество и эпонимат часто замещали представители одних и тех же состоятельных и знатных фамилий.

Наконец, третье проявление исследуемого нами процесса элитаризации ольвийского общественного строя наблюдается в эйсегетике декретов.

Подводя итоги, попробуем в русле общих тенденций протогеновской эпохи определить роль, которую играли в общественной жизни полиса ольвийские mattres de la politique. Одни характеризуют ольвийских Протогенов как неких "мироедов", захвативших власть в государстве и наживавшихся на несчастье и бедах своих неимущих сограждан. Как-никак это был и их родной полис, с гибелью которого - даже если отрешиться от их, вполне естественных, патриотических чувств - они теряли если не жизнь, то свои состояния, заключавшиеся в немалой степени и в недвижимости. Но, с другой стороны, при общем плачевном состоянии финансов и экономики, повторяющихся хлебных голодах, при постоянной военной опасности, угрожавшей благополучию и даже существованию города, и сами сограждане нуждались в благотворительности-доброхотной или вытребованной - Протогена и иже с ним, волей-неволей платя за нее некоторым ущемлением своих реальных политических прав.

2.3 От Скилура до Буребисты

Нарисованная в предыдущей главе картина глубокого экономического упадка не должна породить впечатления, что кризис, в котором очутилась Ольвия, непрерывно нарастая, превратился на два столетия в неразлучного спутника полиса вплоть до его разгрома гетами в середине I в. до н. э. Полоса кризиса не была непрерывной: успешные попытки его преодоления стали давать свои плоды уже во второй четверти II в., приводя к временному подъему и оживлению экономической конъюнктуры.

Во второй четверти II в. ольвиополиты возрождают чеканку по родосской системе серебряных монет трех номиналов: статеров, драхм и триоболов, притом в сравнительно большом количестве. Реальный признак улучшения экономической и финансовой ситуации города следует усматривать только в возобновлении чеканки серебра, поэтому нам остается лишь попытаться выяснить, с какими историческими событиями эта перемена могла быть связана.

Нет сомнения, что и Ольвия должна была извлечь выгоды из создавшейся благоприятной ситуации. Поскольку, как уже было сказано к этому времени полис своей хоры окончательно лишился, нормализация международной обстановки и какая-то, пусть временная нейтрализация агрессивности воинственных варваров не могли благотворно не сказаться прежде всего на поставках в город продовольствия от соседних земледельческих племен, а успешная борьба с пиратами – и на заморской торговле, одном из немногих оставшихся источников как снабжения хлебом, так и доходов Ольвийского полиса. )