Прекращение казней и уступки со стороны опричных властей ободрили недовольных и породили повсеместно надежду на полную отмену опричнины.

2.6. Разгром земской оппозиции.

Оппозицию поддержало влиятельное духовенство. Митрополит Афанасий 19 мая 1566г. в отсутствие царя демонстративно сложил с себя сан и удалился в Чудов монастырь [2, c.116].

Грозный поспешил в столицу и после совета с земцами предложил занять митрополичью кафедру Герману Полеву, казанскому архиепископу. Рассказывают, что Полев переехал на митрополичий двор, но пробыл там всего два дня. Будучи противником опричнины, архиепископ пытался воздействовать на царя "тихими и кроткими словесы его наказующе ".

Когда содержание бесед стало известно членам опричной думы, те настояли на немедленном изгнании Полева с митрополичьего двора. Бояре и земщина были возмущены бесцеремонным вмешательством опричников в церковные дела. Распри с духовными властями, обладавшими большим авторитетом, поставили царя в трудное положение, и он должен был пойти на уступки в выборе нового кандидата в митрополиты.

В Москву был спешно вызван игумен Соловецкого монастыря Филипп. Колычев был хорошо осведомлен о настроениях земщины и по прибытии в Москву быстро сориентировался в новой обстановке. Он изъявил согласие занять митрополичий престол, но при этом категорически потребовал распустить опричнину.

Поведение соловецкого игумена привело Грозного в ярость. Царь мог бы поступить с Филиппом так же, как и с архиепископом Германом. Но он не сделал этого, понимая, что духовенство до крайности раздражено изгнанием Полева. На исход дела повлияло, возможно, и то обстоятельство, что в опричной думе заседал двоюродный брат Колычева.

20 июля 1566г. Филипп вынужден был публично отречься от своих требований и обязался "не вступаться" в опричнину и не оставлять митрополию из-за опричнины.

Известный исследователь опричнины ПА Садиков указывал, что протест против насилий опричнины исходил от членов созванного в Москве Земского Собора. Выступления земской оппозиции и собор состоялись в одном и том же году. Одинаковым было число участников оппозиции и членов Собора. И те и другие составляли самую активную часть земского дворянства [2, c.113].

По словам слуги царского лейб-медика Альберта Шлихтинга, земцы обратились к царю с протестом против произвола опричных телохранителей, причинявших земщине нестерпимые обиды. Выступление служилых людей носило внушительный характер: в нём участвовало более 300 знатных людей земщины, в том числе некоторые бояре-придворные.

По свидетельству Шлихтинга, царь отклонил ходатайство земских дворян и использовал чрезвычайные полномочия, предоставленные ему указом об опричнине, чтобы покарать земщину.

300 челобитчиков попали в тюрьму. Правительство, однако, не могло держать в заключении цвет столичного дворянства, и уже на шестой день почти все узники получили свободу. 50 человек, признанных зачинщиками, подверглись торговой казни: их отколотили палками на рыночной площади. Нескольким урезали языки, а трех дворян обезглавили.

Опричные репрессии испугали высшее духовенство. Но Филипп, по -видимому, выхлопотал у царя помилование для большинства тех, кто подписал челобитную грамоту. После недолгого тюремного заключения они были выпущены на свободу без всякого наказания.

Сообщая об этом, Шлихтинг сделал важную оговорку. По прошествии непродолжительного времени, замечает он, царь вспомнил о тех, кто был отпущен на свободу, и подверг их опале. Власти были поражены не только масштабами земской оппозиции, но и тем, что протест исходил от наиболее лояльной части думы и руководства церкви. На царя протест произвел ошеломляющее впечатление. Он должен был отдать себе отчет в том, что все попытки стабилизировать положение путем уступок потерпели неудачу. Социальная база правительства продолжала неуклонно сужаться.

2.7. Усиление опричнины.

После выступления земцов власти не только не отменили опричнину, но постарались укрепить её изнутри. Царь забрал в опричнину Костромской уезд. Численность опричного корпуса увеличилась с 1 до 1,5 тыс. человек. Правительство не только расширяло границы опричнины, но и укрепляло важнейшие опричные центры, строило замки и крепости.

На расстоянии ружейного выстрела от кремлевской стены, за рекой Неглинной, в течение полугода вырос мощный замок. Его окружали каменные стены высотою в три сажени. Выходившие к Кремлю ворота украшала фигура льва, раскрытая пасть которого была обращена в сторону земщины. Шпили замка венчали черные двуглавые орлы. Днем и ночью несколько сот опричных стрелков несли караулы на его стенах.

Замок на Неглинной недолго казался царю надежным убежищем. В Москве он чувствовал себя неуютно. В его голове родился план основания собственной опричной столицы в Вологде. Там он задумал выстроить мощную каменную крепость наподобие московского Кремля. Опричные власти приступили к немедленному осуществлению этого плана.

За несколько лет была возведена главная юго - восточная стена крепости с десятью каменными башнями. Около 300 пушек, отлитых на московском пушечном дворе, были доставлены в Вологду. 500 опричных стрельцов круглосуточно стерегли стены опричной столицы [2, c.123].

Наборы дворян в опричную армию, строительство замка у стен Кремля, сооружение крепости в вологодском крае в значительном удалении от границ и прочие военные приготовления не имели цели укрепления обороны страны от внешних врагов. Все дело заключалось в том, что царь и опричники боялись внутренней смуты и готовились вооруженной рукой подавить мятеж земских бояр.

ГЛАВА 3

ОПРИЧНЫЙ ТЕРРОР

3.1. Разоблачение «боярской крамолы».

Решая проблемы внутренней политики Иван Грозный не забывал и внешней - он прекрасно понимал необходимость расширения страны на Восток, укрепления южных границ государства, выхода к Балтийскому морю (однако в дальнейшем ему так и не решил эту проблему). С наступлением осени он собрал все военные силы земщины и опричнины для нового вторжения в Ливонию.

Поход начался, как вдруг царь отменил его, спешно покинул армию и на перекладных помчался в Москву. Причиной внезапного отъезда было известие о заговоре в земщине.

Сведения о заговоре противоречивы и запутанны. Многие современники знали о нем понаслышке. Однако, по мнению некоторых историков только двое - Г.Штаден и А.Шлихтинг - были очевидцами. Штаден несколько лет служил переводчиком в одном из земских приказов, лично знал " главу заговора" конюшего Челяднина и пользовался его расположением. Осведомленность его относительно настроений земщины не вызывает сомнений.

По словам Штадена, у земских лопнуло терпение, они решили избрать на трон князя Владимира Андреевича, а царя с его опричниками истребить, и даже скрепили свой союз особой записью, но князь Владимир сам открыл царю заговор и все, что замышляли и готовили земские. Шлихтинг, подобно Штадену, также служил переводчиком, но не в приказе, а в доме у личного медика царя. Вместе со своим господином он посещал опричный дворец и как переводчик участвовал в беседах доктора с Афанасием Вяземским, непосредственно руководившим расследованием заговора. Шлихтинг располагал самой обширной информацией, но он, дважды касаясь вопроса о земском заговоре, дал две противоположные и взаимоисключающие версии происшествия.

В своей записке, озаглавленной "Новости",он изобразил Челяднина злонамеренным заговорщиком, а в более подробном "Сказании" назвал его жертвой тирана, неповинной даже в дурных помыслах. И Шлихтинг, и Штаден служили в опричнине и черпали сведения в опричных кругах, где взгляд на события подчинен был предвзятой и сугубо официозной точке зрения.

Противоположную версию передавали неофициальные летописи земского происхождения. Их авторы в отличие от опричников утверждали, что вина земцев сводилась к неосторожным разговорам: недовольные земские люди "уклонялись" в сторону князя Владимира Андреевича, лихие люди выдали их речи царю и недовольные «по грехом словесы своими, погибоша». )