Монады рассматривались и описывались Лейбницем по аналогии с человеческими "я". Их жизнь заключается не только в деятельности, но и в сознании. Спиритуалистический смысл понятия "монада" у Лейбница и основанной на нем онтологии, то есть монадологии, пос­тоянно раскрывался философом через аналогии и примеры из области фактов психологии личности. Лишь рассмотрев свойства души, под­черкивал Лейбниц, можно понять особенности монад, тем более что человеческие души также монады.

Так, личность, изменяясь на протяжении всей жизни человека, остается именно данной личностью, сохраняющей сознание непрерыв­ности своего существования во времени. "Движение" каждой монады есть ее духовное изменение, развитие. Вся огромная совокупность монад напоминает "народ", сознание которого есть сочетание сознаний составляющих его отдельных монад-личностей.

Имея общую духовную природу и общее происхождение, все мона­ды не тождественны друг другу, подобно тому, как различаются ха­рактеры, ум и взгляды людей. Различия между монадами, как и меж­ду человеческими душами, могут быть указаны по крайней мере по двум основным параметрам - по "углу зрения" на мир, т. е. по ори­гинальности структуры сознания, и по степени общего развития, ак­тивности и совершенства.

Согласно принципу постепенности, монады не только отличаются друг от друга, но и в той или иной мере похожи друг на друга именно так, как это бывает у людей, в результате чего образуются различные группы и виды монадного царства.

Всеобщая совокупность монад похожа и на республику: ведь по­добно душам людей каждая из них - обособленный мир, обладающий своим содержанием, в которое не может внедриться никакое духов­ное содержание извне и из которого не может ничего "просочиться" вовне. Каждая монада - замкнутый космос, и отсюда знаменитое из­речение Лейбница: "Монады вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти". Монады не могут воздействовать ни на что вовне себя и сами не подвержены никако­му внешнему влиянию - в этой самодостаточности их совершенство, а в их само ограниченности гарантия того, что мир представляет со­бой не хаос, а систему.

Лейбниц мечтал как о гармоничной координации монад, так и об их субординации, образующей систему управления. Но все это недос­тижимо, поскольку противоречит само замкнутости монад, а объясне­ние Лейбница, что одни монады охотно подчиняются другим, если близки их взгляды на мир, крайне искусственно. Если монады само ­замкнуты, то невозможна не только их организация в систему руко­водства и подчинения, но и диалог.

Изъяв монады из реального вещественно-протяженного мира, Лей­бниц обособил тем самым существенные отношения от феноменальных: факт взаимодействия между вещами перестал быть в его глазах сви­детельством связей между монадами. "Метафизическим точкам" невоз­можно общаться друг с другом, если нет пространства для их обще­ния и сами они внепространственны.

Перенесение решения проблемы на монады, по которому бог, беспрерывно воздействуя на них, гармонизирует и приводит во взаимно однозначное соответствие их состояния, не вполне удовлетворило Лейбница. Оставалось именно в собственной внутренней деятельности каждой монады искать причину ее единства со всеми остальными монадами и описать процессы, ведущие к этому единству. Отсюда вытекала задача охарактеризовать эту внутреннюю деятельность монад именно как определенную историю их жизни.

Данный замысел содержал в себе некоторое диалектическое зерно. Оценка этого замысла носит двойственный характер. Акцент на бес­предельную неисчерпаемость содержания каждой монады усиливает то качественное многообразие мира, которое определяется фактом раз­личия всех монад друг от друга. И если их оригинальность и непов­торимость говорит скорее против мирового единства и гармонии, чем в его пользу, то бесконечное многообразие внутри каждой из них дает надежду на обретение этого единства и гармонии вновь, пото­му что в каждой монаде может быть нечто такое, что соответствует в тот или иной момент времени состояниям и изменениям всех ос­тальных монад.

Если же ограничиться лишь самодостаточностью для каждой мона­ды ее внутреннего индивидуального мира, то тем самым закрепляют­ся метафизические черты всей системы Лейбница. Внутреннее в та­ком случае обособляется от внешнего, монада ревниво замыкается в своем личном и неповторимом, хотя в этом неповторимом всегда мож­но найти что-то, приблизительно соответсвующее неповторимым чер­там каждой из всех прочих монад. Иного результат и не могло быть, коль скоро субстанция Спинозы - весь макромир, а субстанция у Лейбница - это частный и строго индивидуальный микромир.

Как Лейбниц понимал внутреннее развитие монад? Каждая из них живет более или менее интенсивной жизнью, которую можно объяс­нить опять по аналогии с психической жизнью людей: ощущения, со­зерцания, представления, самосознание - вот ее ступени. Монады как бы двулики: стремление и восприятие - это две стороны их жиз­ни. Саморазвитие каждой монады - это переход ее ко все более вы­соким ступеням сознания, что совпадает с прогрессом ее познания. Впоследствии эту идею Лейбница сделал центральным принципом своей философии Гегель: развитие субстанции, ее самосознания и позна­ния есть одно и то же.

Развитие монады происходит в соответствии с принципом непре­рывности. Представления, будучи у одной и той же монады в разное время и у разных монад в одно и то же время неодинаковыми и обла­дая разной степенью ясности, постепенно делаются все более отчет­ливыми и полными. Самые низшие монады Лейбниц называл "голыми"; они составляют главным образом неорганическую природу, и их нельзя назвать ни мертвыми, поскольку смерти нет, ни живущи­ми той жизнью, которой живут сознающие души. Эти монады "спят без сновидений", и они составляют камни, землю, траву и т. п. Между так называемой неживой природой и живой существует не­прерывная связь через цепочку посредствующих звеньев, т. е. про­межуточных существ. Здесь вступает в силу принцип непрерывности метода Лейбница. Ступени перехода есть и внутри органической при­роды - между растениями и животными и людьми. Второй класс монад отличается тем, что его элементы обладают ощущениями и созерцаниями. Самым неразвитым представителям этого класса свойственны пассивные, т. е. подсознательные и полусозна­тельные, смутные созерцания. Излюбленными примерами таковых слу­жат у Лейбница едва слышный для нас шорох, издаваемый падающей песчинкой, и слабый шум прибрежных волн. Но это значит, что смут­ные перцепции, по Лейбницу, имеются не только у низших, но и у развитых монад (душ). Основной состав второго класса - животные. Их деятельность преимущественно страдательна, пассивна; самосоз­нание им не свойственно. Третий, самый высокий из известных нам класс монад образуют души людей. Это духи - активные сознания, обладающие памятью, способностью к рассуждению. Усредненный элемент третьего класса был для Лейбница той моделью, по которой он формировал учение о монадах вообще. Итак, монады при всем безграничном их качественном разнообра­зии, составляют всеобщую последовательность, систему. Развитие монад низшего класса имеет целью достижение состояния монад бо­лее развитых, животных, а развитие последних устремлено к состоя­нию духов. Но и у высших, духовных монад, т. е. людей, наблюдает­ся та же картина - их сознательной жизни, ориентированной на раз­витие научного и философского мышления, предшествуют довольно примитивные состояния как в детстве, так и на начальных стадиях познания ими любого объекта, поскольку оно начинается с пассив­ной чувствительности. В монаде более высокого ранга всегда при­сутствуют низшие состояния. В свете этого учения Лейбница полу­чает новое осмысление теория Аристотеля о трех уровнях (видах) души - растительном, животном и разумном, т. е. мыслящем. Рацио­нальное содержание этой теории в том, что высшие функции организ­ма не могут осуществляться иначе как на основе низших функций, то есть первые зависят от последних. Сходство программ всех монад выражается и в общности тенден­ций развития их эмоциональной жизни. Совершающиеся в них познава­тельные процессы внутренне связаны с желаниями, составляющими как бы их другую сторону. По мере усиления познавательной активности монад возрастают и их желания, которые в свою очередь становятся источником дальнейшего прогресса монад, их ориентации на переход во все более высокие, т. е. совершенные состояния. Монады к этой цели "страстно" стремятся, их объединяет в этом общая по содержа­нию телеология, хотя она всегда в разной мере реализуется разны­ми монадами, и иерархия по степеням совершенства имеет место так­же с точки зрения степени реализации общей для всех них цели. Каков же конечный пункт телеологического развития монад и как"далеко"он "отстоит" от людей? Каков исходный пункт их развития в мировой последовательности? Вопрос об исходном пункте решается с точки зрения непрерывно­го ряда "метафизических дифференциалов": какая бы неразвитая мо­нада не была названа, всегда можно в принципе указать какую-то другую, еще менее развитую, так что, обозначая "начало" всемирной последовательности через " dx", мы имеем в виду опять-таки не­кую разновидность бесконечного множества. Таким же подходом опре­деляется решение проблемы существования класса или классов монад post humanum - после людей. Конкретный ответ здесь невозможен, так как действует принцип "высшие монады непостижимы для низших", но общий характер от­вета намечается явственно - такие классы не могут не существо­вать, ибо нет конца ни желаниям монад-людей, то есть стремлению их к дальнейшему совершенствованию, ни общему прогрессу всего их коллектива. Лейбниц считает, что во Вселенной есть живые сущес­тва, более совершенные, чем люди. Однако высший пункт в цепи прогрессирующих монад - это не лю­ди, но и не существа, более совершенные, чем человек. А сущес­твует ли этот пункт вообще? Или это регулятивная, но объективно как раз не существующая цель стремлений? Как целевая причина ­объективная или же регулятивная - этот конечный пункт оказался бы одновременно и окончательной "пружиной" эволюции любой монады, упорядочивающей и согласовывающей ее деятельность с деятельнос­тью всех остальных монад. Для ответа на последний вопрос присмотримся поближе к миро­вой последовательности монад. Она не выражает развития системы монад в том смысле, что происходит превращение одних монад в дру­гие, - такое развитие Лейбниц отрицал. Но прогресс каждой из мо­над в едином их ряду в принципе ничем, нигде и никогда не может быть остановлен, хотя их развитие и совершает часто попятные дви­жения, поскольку от того, что в мире явлений называют смертью, а в мире сущностей - инволюцией монад, происходит временное возвра­щение их на более низкий уровень духовной жизни, и нет, кроме того, гарантии, что после каждого такого возвращения сразу же последует подъем на ранее достигнутый, а тем более на еще более высокий уровень. На условной линии развития нет завершения, если рассматри­вать ее как последовательность всех монад, расположенных в соот­ветствии с актуально достигнутой в данный момент степенью их раз­вития. Ведь та часть последовательности, которая расположена пос­ле монад - душ человеческих, безгранична, представляя собой как бы направленный луч. В безграничной Вселенной не только безгра­нично велико число более совершенных существ, чем люди, но и без­гранично велико число различных степеней совершенства, присущего различным их группам. Линия "dx" устремлена в беспредельность. У бес­предельности нет конечного предела, но есть "предел" бесконечный, если саму беспредельность интерпретировать как предел! Этот "пре­дел" саморазвития, совершенствования и самопознания монад высту­пает у Лейбница под именем "бог". )