Формированию новой картины мира Петр подчинил все идеологические институты страны и, прежде всего, наиболее мощный из них – Русскую Православную церковь. Из нее император сделал нечто вроде государственного департамента по идеологии. Устами своего придворного идеолога Феофана император настойчиво старался внушить своим подданным, что церковь "не есть иное государство", что она должна наравне с другими подчиняться общим государственным правилам. Именно таким правительственным учреждением, через которое внешнее управление церковью встраивалось в состав общегосударственной администрации, и явился Святейший правительствующий Синод, заменивший в 1721г. святейшего патриарха и ставший высшим органом управления церковью. Во главе него был поставлен правительственный чиновник – обер-прокурор, а все члены Синода и епископат назначались лично императором по представлению обер-прокурора. Петр объявил себя главою церкви.
Помимо церкви, Петр активно использовал для формирования новой картины мира науку и искусство. По царскому указу в стране не только быстро строится новая столица, но и экстренно создаются наука и искусство западноевропейского типа. "Громаднее переворота не видала история, – писал И.Аксаков. – Рядом с созданием армии, флота, фортеций, сената, коллегий, магистратов, ратуш, – заказывалась наука, повелевалось быть искусству, поэзии, литературе. < .> И вот могущественною волею Петра пересаживаются науки и искусства – совсем готовые берутся под государственное покровительство, поступают в государственную службу".
При Петре I культура стала государственным институтом со всеми вытекающими отсюда следствиями. Будучи равнодушным к европейскому искусству, Петр тем не менее считал необходимым максимально использовать всю его мощь для того, чтобы сложившаяся на Руси московско-патриархальная (или славяно-византийская) картина мира была модернизирована в европейском направлении, чтобы новая жизнь, к которой он повел страну, получила ярко выраженный европейский колорит. Под его личным давлением, невзирая на сопротивление окружающих, чисто европейское искусство – живопись и архитектура – широко используются при сооружении и украшении новой столицы, при постройке крепостей, верфей, кораблей, печатании книг. Не останавливаясь перед огромными затратами, Петр выписывает из Европы зодчих и художников самых разных специальностей, в том числе и для того, чтобы они обучали русских своему мастерству.
Отныне каждый житель России должен был быть прикреплен к какой-нибудь службе. Все вольные люди, не пригодные к военной службе, обязаны записаться – в крестьяне или дворовые, "а без службы бы никто не шатался, понеже от таких умножается воровство". С этого момента и до конца XVIII в. вольный человек в России стал немыслим. Новое государственное образование, как заметил Герцен, стремительно превращалось в настоящее полицейское государство, не ведающее иных целей, кроме самосохранения. "Такого правительства, – писал он, – отрешенного от всех нравственных начал, от всех обязанностей, принимаемых на себя властью, кроме самосохранения и сохранения границ, в истории нет. Петровское правительство – самая чудовищная абстракция, до которой может только подняться германская метафизика eines Polizeistaates (полицейского государства), правительство для правительства, народ для государства. Полная независимость от истории, от религии, от обычая, от человеческого сердца; материальная сила вместо идеала, материальная власть вместо авторитета".
С помощью государственного террора у русского человека формировался новый "Я-образ", представление о самом себе. Это нельзя было сделать только хрестоматийно известным бритьем бороды – надо изменить все, что ежедневно видел вокруг себя человек. Подданные русского царя отныне обязаны были носить "указные" платье и обувь, предаваться "указным" увеселениям, подчиняться "указным" порядкам, в "указных" местах лечиться, в "указных" гробах хорониться и "указным" образом лежать на кладбище, предварительно очистив душу покаянием в "указные" сроки. Петр сумел навязать даже официальную формулу выражениям народной преданности и восторга введением венгерского крика "ура".
Итак, главный смысл реформ Петра заключался в том, что он пытался внедрить в национальную картину мира элементы западничества. Однако оно носило ограниченный и уродливый характер. Фактически в новой картине мира оно было представлено новыми техническими и административными средствами, тогда как цели оставались прежними – создать и устойчиво сохранять восточное по духу унитарное самодержавное государство. Как верно отметил Г.В.Плеханов, "к азиатскому туловищу московской Руси "царь-плотник" приделал европейские руки . Сила новых, европейских рук, оказывая России большие услуги в ее международных сношениях, невыгодно отражалась на многих сторонах ее внутреннего быта. Вздернув Россию, по выражению Пушкина, "на дыбы", великий царь раздавил народ под бременем налогов и довел деспотизм до неслыханной степени могущества".
А.С.Хомяков, один из основоположников славянофильства, выдвинул мысль, что петровские заимствования европейской культуры, затронувшие только самые верхние слои общества, отгородили образованные слои России от народа, а затем стали пытаться нести в народ просвещение. Однако "просвещение есть не только свод и собрание положительных знаний, оно глубже и шире такого тесного определения. Истинное просвещение есть разумное просветление всего духовного состава в человеке или народе". Необходимо, чтобы те знания, которые передаются народу, те нововведения, которые предлагаются для его блага, отвечали на какие-то запросы, разрешали какие-то проблемы людей именно этой конкретной культуры.
Петр добился признания за Россией статуса великой европейской державы. Но при этом, по выражению М.А.Бакунина, "Петр сделал Россию государством, направленным исключительно к насильственному расширению, машиною для порабощения иноземных наций, причем сам народ рассматривался не как цель, а как простое орудие для завоевания". Так, например, во время войн Петр не щадил своих солдат. Заградотряды, стрелявшие по своим отступающим солдатам, выдумали не Троцкий и не Сталин. Это Петр перед битвой при деревне Лесная (1708 г.) "позади своих войск поставил казаков и калмыков с строгим приказанием убивать без милосердия всякого, кто побежит вспять". Не жалел он людей, обрекая их на каторжный труд при возведении северной столицы и на других "великих стройках". В результате в годы правления Петра население страны резко сократилось.
Революция третья: большевистский эксперимент
Идея большевистского социального эксперимента, составной частью которого стала попытка строительства "новой" культуры, базировалась в конечном счете на концепции "особого пути" России, имевшей к началу ХХ в. уже достаточно протяженную историю. Почвой, взрастившей эту концепцию, было промежуточное (евразийское) положение России между Востоком и Западом, борьба между этими двумя цивилизационными влияниями, тяготеющая (за исключением разве что петровской и ближайшей послепетровской эпохи, да и то лишь в ограниченном смысле) к доминированию Востока. Из этого противоречия и родился миф о "врожденной антибуржуазности" русского человека.
Русский народ упорно защищал собственную традиционно сложившуюся картину мира, основанную на доминировании "соборного начала" и принципах уравнительного распределения. И хотя социалистические и коммунистические идеи были продуктом западной философской мысли, где в столкновениях и полемике они прошли длительный путь развития, именно они получили особую власть над умами людей в России. Видный деятель эсеровского движения Ф.Степун отмечал, что "монументальность", с которой неистовый Ленин принялся за создание коммунистического общества, сравнима разве только с сотворением нового мира в библейском смысле. Но в ответ на ленинское "да будет так" жизнь отвечала не библейским "и стало так", но российским "и не стало так". Ленин и большевики хотели "перевернуть" Россию, но в действительности Россия "перевернула" большевизм". Извечная российская проблема: хотели как лучше, а получилось как всегда. Так что большевистский период истории России стал не реализацией неких теоретических положений в конкретных условиях места и времени, но примером того, как меняющиеся обстоятельства диктовали властным структурам стратегию и тактику политического выживания, а идеологии и теории оставалось только обосновывать этот процесс. )