Определяющей чертой духовной жизни империи к середине VII

столетия стало безраздельное господство христианского мировоззрения.

Глубокую религиозность симулировали теперь не столько догматические

споры, сколько наступление ислама, которое вели арабы, вдохновляясь

"священной войной" и борьбой с язычниками - славянами и проболгарами.

Еще более возросла роль церкви. Нестабильность жизненных устоев,

хозяйственная и бытовая неустроенность масс населения, нищета и

постоянная опасность со стороны внешнего врага обострили религиозное

чувство подданых империи : утверждались дух смирения перед

превратностями "мира сего", безропотного подчинения "духовным

пастырям", безграничная вера в чудеса и знамения, в спасение через

самоотречение и молитву. Стремительно увеличивалось сословие монахов,

множилось число монастырей. Как никогда ранее, расцвел культ святых, в

особенности поклонение известным лишь в данной местности, округе,

городе ; на них как на "собственных" небесных заступников возлагались

все надежды.

Широкое распространение суеверий помогало церкви властвовать над

умами прихожан, умножать свои богатства и упрочивать свое положение.

Этому способствовало и снижение уровня грамотности населения, крайнее

сужение светского знания.

Однако торжество теологии, утверждение ее господства с помощью

насилия таили серьезную опасность - богословие могло оказаться

бессильным перед критикой иноверцев и еретиков. Как всякая

идеологическая система христианство нуждалось в развитии.

Необходимость этого осознавалась в узких кругах церковной элиты,

сохранившей традиции высокой религиозной и светской образованности.

Систематизация богословия становилась первейшей задачей, а для этого

предстояло снова прбегнуть к духовным сокровищам античности - без ее

идеалистических теорий и формальной логики новые задачи теологов были

невыполнимы.

Поиски оригинальных философских и богословских решений

предпринимались уже во второй половине VII в., хотя наиболее

выдающиеся труды в этой сфере были созданы в следующем столетии.

Характерен в данной связи тот факт, что на общем фоне упадка

культуры в середине VII в., в сущности лишь теология испытывала

определенный подъем : этого требовали насущные интересы правящей

элиты, выдаваемые за острую потребность самых широких слоев общества.

Независимо от того, что Максима Исповедника подверг гонениям сам

император Констант II, теоретические искания этого теолога отвечали

потребностям господствующего класса; без них, кстати говоря, было бы

невозможно проявление и "Источника знания" Дамаскина.

Основой богословских построений Максима составляет идея

воссоединения человека с богом (через преодоление пропасти между

духовным и плотским) как воссоединение первопричины всего сущего,

целого с его частью. В восхождении к духовному активную роль Максим

отводил самому человеку, его свободной воле.

Иоанн Дамаскин поставил перед собой и выполнил две основные

задачи : он подверг острой критике врагов правоверия (несториан,

манихеев, иконоборцев) и ситематизировал богословие как

миросозерцание, как особую систему идей о боге, сотворении мира и

человеке, определив его место в посюстороннем и потустороннем мирах.

Компиляция (в соответствии с девизо Дамаскина "Не люблю ничего

своего") на основе аристотелевской логики представляла основной метод

его работы. Он использовал и естественнонаучные представления древних,

но тщательно отобрал из них, как и из догматов своих предшественников-

богословов, лишь то, что ни ву коей мере не противоречило канонам

вселенских соборов.

В сущности творчество Дамаскина даже по средневековым меркам

лишено оригинальности. Его труды сыграли крупную роль в идейной борьбе

с иконоборчеством, но не потому, что содержали новые доводы в защиту

традиционных представлений и религиозных обрядов, а благодаря

устранению из церковных догматов противоречий, приведению их в

стройную систему.

Значительный шаг вперед в развитии богословской науки, в

разработке новых идей, касающихся проблем соотношения духа и материи,

выражения мысли и ее восприятия, отношения бога и человека, был сделан

во время ожесточенных споров между иконоборцами и иконопочитателями.

Но в целом вплоть до середины IX в. философы и богословы оставались в

кругу традиционных идей позднеантичного христианства.

Идейная борьба эпохи иконоборчества, принявшая острую

политическую форму, распространение павликанской ереси сделали

совершенно очевидной необходимость повышения образованности

духовенства и представителей высших слоев общества. В обстановке

общего подъема духовной культуры новое направление в научной и

философской мысли Византии обозначилось в творчестве патриарха Фотия,

сделавшего больше, чем кто-либо иной до него, для возрождения и

развития наук в империи. Фотий произвел новую оценку и отбор научных и

литературных трудов предшествующей эпохи и современности, основываясь

при этом не только на церковном вероучении, но и на соображениях

рационализма и практической пользы и стараясь посредством

естественнонаучных знаний объяснить причины природных явлений. Подъем

рационалистической мысли в эпоху Фотия, сопровождающийся новым

нарастанием интереса к античности, стал еще более ощутимым в XI-XIIвв.

Примечательно, однако, одновременно с этой тенденцией, как это весьма

часто бывало в Византии, разрабатывались и углублялись сугубо

мистические богословские теории. Одной из таких теорий, созданной на

рубеже X-XI вв. и не получившей широкого признания в XI-XII вв., была

определена крупная идейная и политическая роль в последующем : она

легла в основу могущественного течения в православной церкви в

XIV-XVI вв. - исихазма. Речь идет о мистике Симеона Нового Богослова,

развившего тезис о возможности для человека реального единения с

божеством, соединения чувственного и умственного (духовного) мира

путем мистического самосозерцания, глубокого смирения и "умной

молитвы".

Еще во времена Фотия ясно обнаружились противоречия в

интерпретации идеалистических концепций античности между приверженцами

Аристотеля и Платона. После эпохи длительного предпочтения,

отдававшегося византийскими теологами учению Аристотеля, с XI в. в

развитии философской мысли наметился поворот к платонизму и

неоплатонизму. Ярким представителем именно этого направления был

Михаил Пселл. При всем своем преклонении перед античными мыслителями и

при всей своей зависимости от цитируемых им положений классиков

древности Пселл оставался тем не менее весьма самобытным

("артистическим") философом, умея, как никто другой, соединять и

примирять тезисы античной философии и христианского спиритуализма,

подчинять ортодоксальной догматике даже таинственные прорицания

оккультных наук.

Однако, сколь ни осторожны и искусны были попытки интелектуальной

византийской элиты убереч и культивировать рационалистические элементы

античной науки, острое столкновение оказалось неизбежным: пример

тому - отлучение от церкви и осуждение ученика Пселла философа Иоанна

Итала. Идеи Платона были загнаны в жесткие рамки теологии.

Рационалистические тенденции в византийской философии воскреснут

теперь не скоро, лишь в обстановке нарастающего кризиса XIII-XV вв., в

особенности в условиях ожесточенной борьбы с мистиками-исихастами.

Общий упадок творческой активности в "темные века" с особой силой

отразился на состоянии византийской литературы. Вульгаризация,

отсутствие литературного вкуса, "темный" стиль, шаблонные

характеристики и ситуации - все это утвердилось надолго как

господствующие черты произведений литературы, созданных во второй )