Главный советский аргумент состоял в следующем: всем хорошо известно, что демократическое и гуманное правительство в СССР вообще не в состоянии совершить никакого преступления, немцы же способны на все! И только поборники фашизма могут думать иначе! Советское сообщение сопровождалось показаниями свидетелей (которых вообще никто не видел), утверждавших, что они собственными глазами видели польских пленных под Смоленском летом 1941 года, но немцы принудили их давать другие показания. Вся суть аргументации советского коммюнике сводится к дате: не весна 1940 года, а 1941 год, лето, осень или зима. В Смоленске демонстрировались документы (девять предметов), якобы найденные на только что эксгумированных останках. Это были почтовые открытки, отправленные после мая 1940 года, и несколько квитанций с дополнительными штемпелями 1941 года. Ни один из этих документов, однако, не имел никакого отношения к жертвам Катыни, опознанным в 1943 году.

Советское заявление утверждало, что с 16 по 23 января 1944 года в Катыни дополнительно эксгумировали 925 тел поляков, необследованных в 1943 году. Результаты последних исследований стали основой заключения советской медицинской комиссии. Нам предлагается поверить на слово, что эти останки действительно откопали и обследовали, поскольку советские органы никогда не публиковали списков с фамилиями, равно как никогда не пытались объяснить, почему шесть тысяч немецких жертв не были эксгумированы и опознаны, если общая цифра составила почти 11 тысяч человек. Трудно понять, откуда взялись эти 925 новых жертв. Советские врачи демонстрировали западным дипломатам и журналистам эти катынские останки, подчеркивая, что они пролежали в земле около двух лет. И тут один факт заслуживает особого внимания: журналисты и дипломаты, которые побывали в Катыни в январе 1944 года, в один голос утверждали, что останки поляков были не в офицерской форме, а в солдатской. Для англичан и американцев это имело второстепенное значение, но с исторической точки зрения эта деталь объясняет суть проблемы. Скорее всего, эти 925 жертв Катыни не имели ничего общего с расстрелянными тут в 1940 году польскими офицерами. Возможно, что этих людей расстреляли летом 1941 года, может — в июле, при отступлении советских войск. Можно даже допустить, что это были останки группы поляков, работавших на смоленских дорогах до начала войны. Территория Катынского леса огромна, «Косогоры» же занимают только ее незначительную часть. Зарубежные гости точно не знали, побывали ли они в «Косогорах» или другой части леса. Немцы тщательно обследовали территорию «Косогор», они не успели эксгумировать только 200 тел убитых офицеров, а этой цифре далеко до 925. Интересно, что советские органы хорошо знали, где в этом районе нужно искать тела убитых летом 1941 года. Советские «открытия» в январе 1944 года вносят в Катынское дело еще одну зловещую тайну.

Только трагизм всех обстоятельств не разрешает назвать советское сообщение от января 1944 года смехотворным. Короче говоря, было сфабриковано советское заключение и скреплено аргументами и документацией, проверить которые не представлялось возможным. СССР правильно рассчитал, что международное положение в начале 1944 года предотвратит любую попытку опровержения их заключения.

Как уже было сказано выше, Катынь посетила группа английских и американских журналистов, к которой посольство США в Москве подключило двух своих делегатов. Одним из них был Джон Мельби, третий секретарь посольства, вторым — 25-летняя Катлин Гарриман, дочь тогдашнего американского посла. Им показывали трупы, при них производилось вскрытие с целью доказать, что все эти останки пролежали в земле всего два года (что по отношению к демонстрируемым телам могло быть и правдой). Тогда-то именно зарубежные журналисты подметили отсутствие жертв в офицерских мундирах. Возникавшие вопросы свидетельствовали о большом недоверии западных журналистов. Все их репортажи, посылаемые в Англию и Америку, подвергались строжайшей цензуре, вычеркивавшей любую фразу, отличную от советской версии или хотя бы ставящую эту версию под сомнение. Околпачить Катлин Гарриман, однако, удалось. Она с советского голоса написала рапорт, обвиняющий во всем Германию. Несколько лет спустя, в 1952 году, госпожа Катлин Мортимер-Гарриман наконец-то призналась, что писала под диктовку советских специалистов. К сожалению, отчет 25-летней девушки больше всего пришелся по вкусу вашингтонской администрации. Готовясь в 1945 году к поездке в Польшу, американский посол Артур Блисс Лейн попросил Государственный департамент проинформировать его о катынском деле. Из всей обширной, засекреченной документации его ознакомили только со злополучным отчетом Катлин Гарриман.

В Катыни побывали и представители советской Польской армии, во главе с генералом Берлингом. И они тоже оправдали оказанное им советскими властями доверие. Они выступили в советской и польской печати со лживыми заявлениями, которые по сей день остаются на их совести.

На катынском кладбище был воздвигнут небольшой памятник, скорее — надгробье, со странной эпитафией на польском и русском языках: «Здесь похоронены невольники, офицеры Войска Польского, погибшие в страшных мучениях от руки немецко-фашистских оккупантов осенью 1941 года».

Тем временем фронт все дальше продвигался на запад. Обнаруженные в Катыни документы перевезли в Краков, где в Институте судебной медицины группа во главе с доктором Яном Робелем, судебным экспертом по медицинской химии, приступила к их изучению. Краковская ячейка АК замышляла похитить эти документы, хранившиеся в девяти специальных ящиках. Это ей не удалось. Немцы объявили, что они готовы вернуть найденные документы семьям погибших. Неизвестно, воспользовался ли кто-нибудь из родственников такой возможностью.

В январе 1945 года, когда Советская Армия приближалась к Кракову, катынская документация в 14-ти ящиках была на двух грузовиках отправлена в сторону Вроцлава. Транспортировкой руководил немецкий директор института, доктор Вернер Бек. Сразу же после вступления советских частей в Краков польские органы государственной безопасности арестовали доктора Робеля. За день до окружения Вроцлава советскими войсками доктор Бек отправил документы в сторону Дрездена. В начале мая все ящики оказались на складе железнодорожной станции Радебеуль. Доктор Бек метался между Берлином и Пильзенем и хотел (большая наивность с его стороны) передать ящики с катынской документацией американцам. При приближении Советской Армии к Радебеулю кладовщик сжег все четырнадцать бесценных ящиков. Таким образом, навсегда погибли документы, найденные на расстрелянных польских офицерах (уцелели лишь некоторые их фотокопии). Своевременно спасти эту документацию могли только отряды АК, если бы они овладели ею и вывезли за пределы Польши. Не подлежит сомнению: попади документация к американцам, они, не задумываясь, тут же передали бы ее . советским властям.

Существует, однако, и другая версия, предложенная Анджеем Корашевским в его статье, опубликованной в 1980 году («Исторические тетради» №5). Согласно этой версии, план похищения документов специальным отрядом АК увенчался успехом, благодаря помощи австрийского историка доктора Пекера, которому в Кракове были подведомственны катынские документы (мы не знаем его служебных отношений с д-ром Вернером Беком). Удачное похищение якобы имело место в ночь со 2 на 3 сентября 1944 года, в результате чего все ящики с документацией благополучно вывезли из Кракова и спрятали в надежном месте. Судьба их, увы, неизвестна. Говорят, что они и поныне хранятся где-то в Польше. Версия эта не внушает доверия. Трудно допустить, что в течение многих лет можно в тайне хранить четырнадцать ящиков с документами, добытыми из могил и поэтому издававшими резкий трупный запах. Нельзя, однако, исключить, что в 1944 году незначительную часть документации отрядам АК удалось отбить, но следы ее затерялись. Но основная часть трагической документации, и это не подлежит сомнению, безвозвратно погибла в конце войны. )