И удивительно: польскому посольству в Москве и командованию армией не пришло в голову, что этих людей уже нет в живых, а, следовательно, никакого ответа от советского правительства ожидать не следует. И все же слухи о массовом истреблении польских офицеров стали просачиваться, правда, в несколько искаженной советскими органами версии. Рассказывали о какой-то довольно большой группе офицеров, потопленных якобы на старых судах то ли в Белом море, то ли в Северном Ледовитом океане. Эту группу позднее стали связывать с пленными из лагеря в Осташкове. Конечно, ничего подобного не было, но это способствовало направлению поисков по ложному пути. Надежда найти хоть кого-нибудь не угасала. Все это не могло не повлиять на дальнейшее развитие польско-советских отношений и ставило под угрозу сам договор Сикорский-Майский.

Один факт особенно важен. В течение всего 1941 года никто из членов советского правительства, не исключая и Сталина, ни словом не обмолвился о том, что польские военнопленные трех лагерей могли попасть в руки немцев во время летнего наступления Вермахта в 1941 году. Об этом не было и речи. А ведь судьбой этих людей в течение многих месяцев занимались различные инстанции НКВД, в Москве находились тысячи личных дел польских военнопленных. Впрочем, было бы нелепо утверждать, что в ходе немецкого наступления польские пленные были предоставлены собственной судьбе, так как было хорошо известно: отступая, части НКВД либо истребляли заключенных, либо гнали их на восток. Никто не поверил бы, что немцам был сделан такой «подарок» — несколько тысяч человек, которыми столь основательно занимался НКВД.

Во время аудиенции у Сталина (в присутствии Молотова) 3 декабря 1941 г. Сикорский и Андерс затронули этот вопрос. Советский диктатор повторил «старую песню», что де в советских лагерях не осталось ни одного польского военнопленного. На вопрос об их судьбе последовал ответ, который, если бы не трагические обстоятельства, можно было бы считать просто смешным: «Убежали». Куда? «Может, в Маньчжурию.» В Маньчжурию из-под Смоленска и Харькова! Не стоит даже смотреть на карту, чтобы понять абсурдность подобного предположения.

Сталин, однако, сообразил, что шила в мешке не утаишь. И когда 18 марта 1942 года генерал Владислав Андерс и полковник Леопольд Окулицкий снова спросили Сталина о судьбе польских офицеров, последовал неопределенный ответ: «Может быть, они находятся на территории, занятой немцами .» И тут же Сталин вернулся к прежнему утверждению: «Все они уже освобождены».

В апреле 1942 года в польском приемном пункте в Кирове появился профессор Станислав Свяневич, который, несмотря на «амнистию», продолжал отбывать в Коми АССР свой восьмилетний срок. Польское посольство в Куйбышеве ходатайствовало об его освобождении из лагеря, а правительство в изгнании неоднократно обращалось по этому поводу к советскому послу в Англии Боголюбову. Благодаря неимоверным усилиям, проф. Свяневичу в конце концов удалось выбраться из Советского Союза. Его судьба имела огромное значение. Ведь он был единственным уцелевшим! Свяневич дал подробные показания, в которых особенно подчеркнул, что пленных из Козельска вывезли не на восток или север, а на запад, в район Смоленска. Следовало бы незамедлительно поручить разведке Армии Крайовой, оперировавшей на советской территории, оккупированной немцами, тщательное расследование этого дела. Но польское правительство, к сожалению, отнеслось к показаниям Свяневича без должного внимания.

Тем временем приближался момент трагического открытия. На железнодорожных ветках под Смоленском в немецких бригадах в то время иногда работали поляки. От местного населения, крайне несловоохотливого, они узнали, что в катынских лесах, в районе «Косогор», на берегах Днепра, в 15-ти км. на запад от Смоленска, несколько лет назад расстреливали поляков. На этом месте зазеленела сосновая поросль. Раскопали какой-то холмик и обнаружили останки человека в польском мундире. Могилу зарыли и поставили на ней крест. Наступила зима 1942-43 года и приостановила дальнейшие поиски.

Немецкие власти Смоленска, уведомленные о каких-то могилах в катынских лесах, вначале не придали этому никакого значения. Только в марте-апреле 1943 года начались в этих лесах усиленные поиски. И тогда-то разразился скандал, потрясший мир.

До революции 1917 года катынскими лесами владели две польские семьи — Ледницкие и Козлинские. После революции леса перешли в ведомство ГПУ-НКВД. По утверждению местных жителей, в этих лесах совершались массовые убийства еще в 1918 году. В 1931 году леса эти были окружены специальной оградой и вход в них был строго воспрещен. Тогда же, очевидно, в лесу построили дом отдыха, предназначенный только для служащих НКВД. Во время эксгумации 1943 года на участке «Косогор» в Катыни обнаружили тела русских и в гражданской одежде, и в военной форме образцов 15-летней давности. Следовательно, людей расстреливали тут и около 1928 года. Были обнаружены останки советских граждан, погибших здесь 10 лет назад, т.е. в 1933-34 гг., а также останки людей, расстрелянных пятью-семью годами раньше (1936-1938 гг.). В братских могилах лежали также трупы женщин.

Группа немецких экспертов во главе с профессором Герхардом Бухтцом приступила к эксгумации в самом начале апреля. После войны стало известно, что проф. Бухтц был крупным специалистом в области судебной медицины и пользовался репутацией честного человека, не имевшего ничего общего с фашистами. К сожалению, год спустя (1944) он погиб во время бомбежки; таким образом исследователи Катынского дела потеряли очень ценного свидетеля.

Хотя не все могилы были раскопаны сразу, следует отметить, что в «Косогорах», неподалеку от дома отдыха НКВД, обнаружилось в общей сложности восемь братских могил польских офицеров. Землю покрывали молодые сосенки и березки. Специалисты установили, что эти деревца были посажены три года тому назад. Под этими сосенками была погребена ужасная тайна.

Немцы знали, что поляки разыскивают более 10 тысяч пропавших без вести военнопленных, и, когда были найдены тела польских офицеров, убитых выстрелами в затылок, зачастую связанных, иногда добитых советскими четырехугольными штыками, они поняли пропагандистское значение своего открытия. 10 апреля 1943 года в Варшаве и Кракове немцы собрали группу польских общественных деятелей и интеллектуалов и отправили ее в Катынь. После своего возвращения в Варшаву члены этой группы дали отчет о виденном представителям польского правительства в изгнании и руководству Армии Крайовой. Немцы не лгали: следы преступления вели к НКВД.

13 апреля 1943 года в 15:10 берлинское радио информировало весь мир о катынской находке. Была названа цифра 10-12 тысяч, и в дальнейшем немцы строго придерживались этих данных. Немцы предполагали, что в этой местности находятся могилы польских пленных из всех трех лагерей. В таком случае число было явно занижено, поскольку жертвы трех лагерей составляли около 14 тысяч военнопленных.

15 апреля московское радио выступило со своей версией, обвинив в злодеянии Берлин. Согласно московскому радио, польские военнопленные принимали участие в строительных работах под Смоленском и во время летнего наступления немцев (1941 г.) попали в плен. Поляки были перебиты, а теперь фашисты пытаются свалить свою вину на советское правительство, известное своей гуманностью. Заявление московского радио обходило стороной вопрос о том. на каком основании польские офицеры использовались на принудительных работах. Но это уже не имело принципиального значения.

Сообщения из Варшавы о достоверности немецкой версии и сведения о всеобщем негодовании в рядах польской армии в СССР, которая наконец-то поняла причину двухлетнего молчания на запросы о судьбе пленных, — все это побудило польское правительство в Лондоне 15 апреля принять решение об обращении с петицией о расследовании катынского злодеяния в Международный Красный Крест в Женеве.

17 апреля 1943 года польский представитель в Женеве вручил Международному Красному Кресту просьбу своего правительства. Оказалось, что немцы его уже опередили: 16 апреля они попросили МКК выслать в район преступления своих представителей. )