Канонисты, опираясь на закрепленные в церковном праве пре­цеденты, разработали теорию о непогрешимости пап, о том, что именно папы выносят окончательные решения по вопросам дог­матики и церковной дисциплины. Такие решения оформлялись в виде декреталий (указов) папы, не требовавших одобрения цер­кви. Декреталий составили важнейший раздел канонического права и во многом обладали большим авторитетом, чем постановления Вселенских соборов или Священное Писание.

Во многом усиление власти папы с конца XI в. основывалось на вере, что именно римский епископ, имеющий ключи от царства небесного, в состоянии обеспечить спасение, открыть дорогу в рай. Это, в частности, давало возможность папству предоставлять пол­ное отпущение грехов — индульгенцию — сначала всем участникам крестовых походов, а с конца XII в. и тем, кто хотя бы пожертво­вал деньги на их организацию. Место в раю, таким образом, мож­но было купить за деньги, перечисленные римской курии. В XIII в. теологи разработали учение о «сокровищнице церкви» — неиссяка­емом запасе благодати, накопленном благодаря усилиям святых и мучеников. Папай иерархи церкви, принимающие от него свою власть, могут распоряжаться этой благодатью и выдавать индуль­генцию за деньги или различные услуги всем мирянам вообще и даже умершим, находящимся в чистилище. На практике эта тео­рия вела к обожествлению папы и церковной иерархии.

Цистерцианский орден. Движение регулярных каноников в XII в. К концу XI в. реформированные монастыри, прежде всего клюнийские, уже были далеки от тех идеалов, за которые некогда боролись теоретики монашеской реформы. Но именно высокий моральный авторитет монашества эпохи реформ привел к неве­роятному обогащению монастырей. В разросшихся монастырях все труднее было обрести уединение, особенно учитывая то, что громкая слава некоторых обителей нередко привлекала туда лю­дей, пытавшихся продвинуться по социальной лестнице. Роскошь, изнеженность многочисленной братии порождала теперь тоску по первоначальной простоте бенедиктинского уклада жизни. Неслу­чайно поэтому параллельно с усилением реформированных мо­настырей развиваются и те или иные формы отшельничества. По­началу, в первой половине Х в., к бегству от мира побуждали, прежде всего, пороки клира и епископата. Позднее отшельниче­ство все больше становится реакцией на обозначившиеся изъяны в образе жизни большинства бенедиктинских аббатств, приняв­ших реформу.

Так, в конце XI в. группа аскетически настроенных монахов покинула свой монастырь и удалилась в уединенное место Сито (лат. Цистерций) в Бургундии. Эта обитель и дала позднее назва­ние ордену цистерцианцев. Орден являлся новой формой орга­низации монашества. Цистерцианцы не реформировали старые монастыри, но закладывали новые, тем самым резко противопо­ставляя себя прежнему монашеству. Это противопоставление зримо отражали белые, «ангелические», одеяния цистерцианцев, кон­трастировавшие с черными одеждами, введенными в бенедиктинском монашестве клюнийцами. Новые монастыри образовывали замкнутую централизованную организацию — орден. В отличие от клюнийского объединения, главой которого являлся аббат Клюни, верховной властью в ордене цистерцианцев обладал не насто­ятель Сито, а генеральный капитул — ежегодное собрание всех аббатов цистерцианских монастырей. Их уклад полностью регу­лировали статуты ордена, утвержденные генеральным капиту­лом, тогда как клюнийский «обычай» был обычаем, прежде всего самого Клюни и в других монастырях объединения наслаивался на местные монашеские традиции. Впоследствии по образцу цис­терцианцев все монашество, включая и клюнийское, организует­ся в различные ордена, каждый из которых предписывал своим членам особый уклад жизни, те или иные виды деятельности, определенный цвет одежд и т.д. Орденские статуты при этом до­полняли и комментировали монашеский устав.

Цистерцианцы, хотя и отталкивались от устава св. Бенедикта, во многом отошли от традиций, сложившихся в реформирован­ных бенедиктинских монастырях. Они выбирали для основания своих обителей еще не обжитые человеком места. В задачи монахов входили, таким образом, расчистка лесов, осушение бо­лот, обустройство монастырского хозяйства. Физический труд цистерцианцы считали основой монашеского служения. В отличие от прежнего бенедиктинского монашества, цистерцианцам не дозво­лялось жить чужим трудом, владеть деревнями, иметь зависимых крестьян, вассалов из числа мирян. В результате цистерцианцы больше времени проводили в поле, на скотном дворе или в вино­граднике, чем в скриптории, школе или в храме за богослужением.

Орден цистерцианцев приобрел огромное влияние в Западной Европе в первой половине XII в., чему немало способствовала деятельность выдающегося идеолога цистерцианства св. Бернар­да Клервосского (1090-1153). Благодаря проповедям св. Бернар­да, благословившего создание духовно-рыцарских орденов, цис­терцианцы нередко выступали проводниками насильственной христианизации, как было в языческой Прибалтике или арабской Испании. Идеалы уединения, бедности, физического труда не спасли и цистерцианские монастыри от постепенного обмирщения. Рачительные монахи, отводившие много времени интенсивному сельскохозяйственному труду, охотно внедрявшие различные тех­нические новшества, активно включались в торговлю, обогаща­лись. Очень скоро цистерцианцы переложили занятия физичес­ким трудом на так называемых конверсов (обращенных), рекрути­ровавшихся из сельской бедноты. Конверсы, или «бородатые братья» (в отличие от монахов, которым надлежало бриться) при­нимали монашеский обет, но жили отдельно от основной братии. Обет послушания обязывал конверсов работать столь долго, сколь это было необходимо аббату. При этом за свой труд они как члены цистерцианского ордена получали одно лишь скудное пропитание.

XII век стал переломным в истории монашества. Все существо­вавшие к этому времени формы бенедиктинского монашества, включая и цистерцианцев, были укоренены в аграрной, не городской, части христианского мира. Город издавна представлялся монахам вертепом порока. К тому же города, во главе которых, как правило, стояли епископы, таили в себе угрозу подчинения монастырей епископату. Однако с ростом городов в Западной Европе в XI—XII вв., усилением их экономического, политичес­кого и духовного влияния, все сильнее стала ощущаться потреб­ность в укреплении пастырского служения в городских общинах, сохранении монополии церкви в духовной жизни общества. Бенедиктинское монашество, исповедовавшее идеал ухода от мира, вряд ли могло стать надежной опорой церкви в новых условиях. В 20-е гг. XII в. папство отказывается от поддержки монастырей в их борьбе за автономию внутри церкви. Монастыри вновь переходят в подчинение епископов диоцеза, правда, сохраняя не­которую самостоятельность. Духовенство же, живущее в миру и занятое пастырским служением, возвращает себе ведущие пози­ции в церкви и во многом определяет политику папства.

В XII в. большого размаха достигло движение регулярных кано­ников — служителей по преимуществу соборных и приходских церквей городов, живших особыми общинами — каноникатами, в соответствии с определенным уставом. В начале XII в. происходит размежевание регулярных каноников с мо­нашеством. В качестве устава каноники избрали не правило св. Бенедикта, а устав, приписываемый знаменитому отцу церкви св. Августину. Поэтому их и стали называть августинцами. Устав св. Августина принимали практически все новые духовные орде­на, включая монашеские, возникшие в XII—XIII вв. В основу этого устава легла особая мистическая категория христианского веро­учения — любовь. Высшая любовь к Богу требовала жертвенной любви к ближнему, которая, прежде всего, выражалась в активной проповеднической деятельности в миру. Августинцы и другие ордена, принявшие устав св. Августина, чувствовали свою ответ­ственность за спасение всех христианских душ и потому им был чужд идеал монашеского уединения во имя личного спасения, характерный для бенедиктинства.

Ереси второй половины XII—XIII в. Учреждение инквизиции. Исследователи выделяют XII в. в истории Западной Европы в связи с глубокими переменами в массовом религиозном сознании. Иног­да говорят даже о внутренней христианизации Европы в XII в., противопоставляя ее внешнему, формальному утверждению хрис­тианства в предшествующие столетия. Ранее христианство воспри­нималось по преимуществу как религия сильного Бога, способ­ного, по выполнении верующим определенного набора сакраль­ных действий, защитить от сил зла, обеспечить земное и загробное благополучие. Элементы этого понимания христианства сохраня­лись и позднее, но в XII в. представители самых широких слоев населения обращаются к поискам интимного, индивидуального пути к Богу, часто отвергая привычные формы общения с потус­торонним миром, предлагаемые церковью. Пробуждается инте­рес к Священному Писанию, миряне стремятся познакомиться с ним не через посредство клира, знающего латынь, а самостоя­тельно. Библия начинает переводиться на народные языки, а ее положения своеобразно переплавляются в сознании мирян. Мас­совый религиозный подъем породил и беспрецедентное множе­ство различных еретических учений во второй половине ХЛ-ХШ в. Удобную почву они находили в городах, население которых в силу сравнительно высокого уровня грамотности было наиболее вос­приимчиво ко всякого рода духовным исканиям. )