Яркой иллюстрацией такого рода регенерации является вос­становление России после Смутного времени. К началу XVII сто­летия высокий уровень пассионарного напряжения привел к крайне сильному кризису, поставившему под сомнение сам факт существования огромной страны. Только усилиями ополчения, руководимого нижегородским купцом Мининым и обедневшим князем Пожарским, был водворен хоть какой-то порядок и про­возглашен царем юный Михаил Романов, на простых санях при­везенный в Москву. Однако уже при Алексее Михайловиче были восстановлены засечные линии против татар, присоединена Украина, шел процесс крестьянской колонизации по Оке и Волге. Но продолжалось это недолго - растущая пассионарность вновь заявила о себе страстями раскола, кровью разинского восстания, хованщины, стрелецких бунтов и петровских казней. Пассионарный перегрев снова вступил в свои права, и снова каждый стремился быть оригинальным.

При инерционной фазе, когда идеалом является или римский Цезарь, или идеал джентльмена, или идеал святого, или идеал богатыря, также возможна регенерация. Возможно, что в крити­ческий момент найдутся какие-то люди, которые опять поставят во главу угла не свой личный эгоистический интерес, не свою шкуру, а свою страну, как они ощущают ее, свой этнос, свою традицию.

Даже тогда, когда этнос распадается и перестает существовать как системная целостность, остаются либо отдельные конвикции, либо отдельные персоны, причем последние оставляют в истории более заметный след.

Наиболее обильный материал по этой фазе, которую можно назвать "мемориальной", имеется в фольклоре и пережиточных обрядах так называемых "отсталых племен". Замечательные произведения устного творчества имеются у алтайцев, киргизов и, вероятно, у амазонских индейцев и австралийских аборигенов, хотя языковые трудности мешают разобраться в последних слу­чаях детально. Но это не беда. Главное то, что эти этносы от­нюдь не "отсталые", а чересчур передовые, т.е. уже достигшие глубокой старости. По сути дела, их память - памятник, столь же подверженный разрушительному влиянию времени, как и их наряды, некогда прекрасно сшитые и украшенные, их деревян­ные дома, называвшиеся "хоромами", их бронзовое оружие, окислившееся и рассыпающееся при прикосновении. Но это еще не конец, ибо воспоминания тоже сила.

Описанные здесь люди мемориальной фазы еще имеют кое-какую пассионарность, мучающую их от сознания безна­дежности. А их ближайшее окружение неспособно даже на от­чаяние. Им уже ничего не надо, кроме насыщения и тепла очага.

У них идеалы, т.е. прогнозы, заменены рефлексами. Они не могут и, хуже того, не хотят бороться за жизнь, вследствие чего длительность этой фазы очень мала. Их подстерегает вымирание при лю­бых изменениях окружающей среды, а так как она изменяется по­стоянно, то неуклонное однонаправленное развитие, будь оно возможно, привело бы вид Homo sapiens к депопуляции. Но поскольку этого не происходит, то следует заключить, что пассионарные толчки происходят чаще, чем финальные фазы этногенезов.

Новый пассионарный взрыв - мутация, или негэнтррпийный импульс, зачинает очередной процесс этногенеза прежде, чем успеет иссякнуть инерция прежнего. Вот благодаря чему человечество еще населяет планету Земля, которая для людей не рай, но и не ад, а поприще для свершений, как великих, так и малых. Так было в прошлом, предстоит и в будущем, во всех регионах зем­ной поверхности.

Коль скоро так, а это действительно так, то можно свести все фазы этногенезов, с учетом времени и места (эпохи и региона), в одну таблицу, каковую мы и сделали для Северного полушария.

Теперь нам необходимо вернуться туда, с чего мы начинали, а именно смыслу и задачам предмета философия истории. Понятно, что философы разрабатывали и разрабатывают вопрос о том, откуда и куда идет общество. Проблема смысла истории несколько сложнее, поскольку смысл истории можно понимать как цель истории. А есть ли цель, т.е. смысл у истории? Этот вопрос интересовал людей многие столетия. В социально-философской мысли имеются разные подходы, дающие свои интерпретации проблеме смысла и назначения истории. )