Лишь в ночь на 30 августа Худ узнал, что северяне вышли к железнодорожной станции Джонсборо, далеко у него в тылу. Он бросил туда корпус Харди, усилен­ный до 24 тыс. человек, и уже 31 августа мятежники ворвались на станцию. Завязался тяжелейший бой, но части Ховарда отбили все атаки Харди, а на следующий день так разгромили его, что мятежники едва успели унести ноги. Худу пришлось спешно эвакуировать Ат­ланту. В паническом состоянии мятежники жгли паро­возы, вагоны, взрывали боеприпасы, которые не могли захватить с собой. Многочисленные взрывы и начав­шийся от них в городе пожар создали в Атланте обста­новку подлинного кошмара, во много раз превосходив­шую “ужасы” обстрелов северян, столь охотно описывае­мые позднее в мемуарах бывших мятежников. Худ увел армию на юго-восток, сумев избежать столкновения с силами северян у Джонсборо. 4 сентября он телегра­фировал в Ричмонд, что его армия теперь базируется у железнодорожной станции Лавджой милях в 30 к югу от Атланты.

В ночь на 2 сентября Шерман в волнении прогули­вался у своей штабной палатки, близ Джонсборо. Слыша грохот взрывов со стороны Атланты, он опасался, что Худ атакует оставшегося в одиночестве Слокама. Гене­ралу так и не удалось уснуть. На рассвете он услыхал поблизости оживленные возгласы, смех. Это Томас, только что получивший от Слокама сообщение о бегстве армии Худа, громко читал его оказавшимся рядом солдатам и офицерам. А 20-й корпус во главе со Слокамом как раз в эти утренние часы входил в оставленную противником Атланту.

Вечером 2 сентября Линкольн работал в своем каби­нете. Он не заметил, как задремал, но вскоре настойчи­вый стук в дверь разбудил его. Вошедший Хэллек молча протянул только что полученную от Шермана теле­грамму, в которой президенту сразу же бросились в глаза пять подчеркнутых слов: “Атланта наша и завоевана без­условно”. Зная обо всех сложностях и проблемах ва­шингтонского руководства, Шерман последним словом хотел выразить свою решимость ни при каких условиях не отдавать Атланту противнику. Этот город был на­столько важен для Конфедерации, что Ф. Энгельс счел необходимым отметить в письме К. Марксу от 4 сентября (в те далекие времена вести из Америки доходили, как вы понимаете, гораздо медленнее, чем сейчас): “Спра­вится ли Шерман с Атлантой, неизвестно, однако пола­гаю, что у него большие шансы . Падение Атланты явилось бы тяжелым ударом для Юга”. Шерман спра­вился!

Север ликовал. В честь Шермана и его армии слага­лись поэмы, сочинялись марши, а Линкольн даже рас­порядился отслужить в церквах благодарственные мо­лебны и прислал Шерману телеграмму с выражением “благодарности нации”. Получил Шерман телеграмму и от Гранта. В ней говорилось: “В честь твоей великой победы я приказал произвести салют боевыми снарядами из орудий всех батарей, направленных на противника”, т. е. на укрепления Питерсберга. Подытожим: в ходе кампании за овладение Атлантой, с 4 мая по 2 сентября, у северян выбыли из строя 31687 человек, в том числе 4423 были убиты. Потери мятежников, соответственно: 34 979 и 3044.

Пробыв несколько дней в Джонсборо в надежде “пе­рехватить” отступавшую армию Худа, Шерман (7 сен­тября) прибыл в Атланту. В ходе осады горожане терпели серьезные лишения. Но эти неизбежные издержки войны не меняют под­тверждаемого документами факта: Шерман и его солдаты не желали принести лишения и вред гражданскому насе­лению Юга. Опасаясь, что присутствие в фактически прифронтовом городе мирного населения обречет его на новые жертвы и лишения, Шерман (7 сентября) известил горожан, что они должны в кратчайшие сроки выехать из Атланты в направлении, которое сами изберут. Разуме­ется, этот шаг вызвал на Юге бурю протестов и патети­ческих обвинений в адрес Шермана, но его это мало вол­новало. Еще 4 сентября он телеграфировал Хэллеку: “Если этот народец (население Джорджии) под­нимет вой насчет моего варварства и жестокости, я от­вечу, что война - это война, а не погоня за популяр­ностью. Если они хотят мира, то им и их родственникам следует прекратить эту войну”.

Ситуация тех дней осложнялась тем, что Худ неожи­данно двинул остатки своей армии на северо-запад. Уйдя в сторону от Атланты, он явно рвался в штаты Среднего Запада. Некоторое время Шерман пытался преследовать его, но затем поручил это специально выделенным груп­пам Томаса и Скофилда. В письме Томасу от 20 октября Шерман так объяснял это решение: “Преследовать Худа глупо, так как он может крутиться и изворачиваться, по­добно лисе, и измотать нашу армию в ходе преследо­вания”.

Линкольн и Грант, однако, были крайне обеспокоены выпадами “недобитого” Худа. Но Шерману в длительной переписке с Грантом удалось отстоять свой план: насту­пать на Саванну, отказавшись при этом от коммуника­ций и какой-либо связи со столицей. Грант сам не раз прибегал к такому методу, в котором, несмотря на риск, было немало преимуществ. Но теперь, в споре с Грантом, Шерману пришлось доказывать, что во враждебной мест­ности (каковой и была Джорджия) содержание коммуни­каций и их охрана обходятся крайне дорого в прямом и в переносном смыслах. “ .Попытка удержать эти до­роги, - телеграфировал он Гранту 9 октября, - приведет лишь к ежемесячной потере тысячи человек и не даст никакого результата. Я могу проделать этот марш и заставлю Джорджию застонать”. Будущий решительный марш, доказывал Шерман, принципиально изменил бы всю ситуацию: “Вместо ведения обороны я буду насту­пать. Вместо раздумывания над тем, что он намеревается сделать, я заставлю его самого ло­мать, голову над моими планами”. По-видимому, эти доводы окончательно убедили Гранта. Спустя более 20 лет он писал в мемуарах: “На вопрос о том, кому при­надлежит замысел марша от Атланты к Саванне, легко ответить: это, безусловно, был Шерман. Ему же принад­лежит и честь великолепного осуществления этого плана”.

Перед началом марша Шерман отправил в Чаттанугу раненых, больных, излишки артиллерии - все, что могло помешать ему в походе. В последние дни подготовки марша была повреждена железнодорожная колея и унич­тожен проволочный телеграф, чтобы никто не мог узнать что-либо об армии Шермана. С этого момента, с 14 но­ября, все 68-тысячное войско Шермана почти на месяц исчезло для внешнего мира. Одна за другой части севе­рян покидали Атланту, и днем 16 ноября выступила в поход последняя из них.

Известия о выступлении армии Шермана из Атланты “куда-то на юг” привели в Конфедерации к взрыву как паники, так и судорожной воинственности. С призывами к населению Джорджии обращались министры и сена­торы Конфедерации. 19 ноября из Ричмонда пришло оче­редное воззвание от шести конгрессменов-южан, писав­ших: “Пусть каждый мужчина возьмется за оружие! Уводите ваших негров, лошадей, скот и продовольствие от армии Шермана! Сжигайте все, что не можете унести! Сжигайте все мосты, прочно блокируйте все дороги на его пути! Атакуйте захватчика во фронт, во фланги, в тыл днем и ночью! Не давайте ему отдыха!”.Но и эти призывы мало что могли изменить.

Гигантская армия Шермана шла вперед четырьмя мощными колоннами; при ней было 65 орудий, до 600 са­нитарных повозок, 2,5 тыс. фургонов с продовольствием и боеприпасами. Иногда на авангарды и фланги армии пытались напасть кавалеристы Уилера и милиционеры Джорджии, но северяне легко их отбрасывали. Тогда мя­тежники стали зарывать в землю на пути движения се­верян самодельные мины, на которых подорвались не­сколько солдат. Но Шерман распорядился вести перед колоннами группы пленных, которых заставляли кирками и лопатами откапывать мины. А когда пресса Юга в оче­редной раз обвинила генерала в жестокости, он ответил, что мятежники хотели этими минами убить его солдат, он же спасает их жизни, отчасти рискуя при этом жиз­нями солдат противника, которых вовсе не обязан жалеть.

Операция Шермана была секретом для всех, кроме узкого круга военно-политического руководства Севера. Но конкретных ее деталей не знал никто. А газеты Юга настойчиво уверяли читателей, будто армия северян “умирает с голоду”, мечтая скорее добраться до побе­режья и укрыться под защиту флота Союза. Взволнован­ный Линкольн как-то раз в начале декабря попросил Гранта сообщить ему хоть что-нибудь о Шермане. Не вда­ваясь в детали, Грант ответил, что огромную армию, да еще во главе с таким героем, как Шерман, победить не­возможно. С тех пор на вопросы назойливых газетчиков о судьбе армии Шермана президент отвечал так: “Грант говорит, что с таким генералом они в безопасности и что, если они не сумеют пробраться туда, куда хотят, они смогут уползти назад через нору, в которую влезли” . )