— А смела! — сказал царь, остановившись перед красавицей.— Как тебя зовут?

— Марфа, отца Сабурова,— отчетливо ответила девушка.

Царь ничего не сказал и отправился дальше. Через четверть часа думный боярин возвестил, что государь выбрал себе в жены боярышню Марфу Сабурову.

Боярский род Сабуровых не отличался родовитостью. Отец царской невесты, Иван Сабуров, числился сокольничим, но в действительности был далек от дворца и постоянно проживал в своей дальней вотчине. Выбор царя был для него полной неожиданностью. В его небольшом московском доме начались спешные приготовления. Как-то случилось, что к нему стал вхож брат покойной царицы Марии, князь Михаил Темгрюк. Князь Михаил стал часто бывать у Сабуровых. Марфа к нему привыкла. Однажды вечером Темгрюк предложил боярышне несколько засахаренных фруктов.

— Это с царского стола, от сегодняшнего обеда,— сказал он.

Марфа приняла подарок. С этого дня она, никогда не отличавшаяся полнотой, заметно начала худеть. Кроме того, с ней начали делаться припадки. Об этом доложили царю, но он заявил, что обвенчается с Сабуровой, несмотря ни на что.

Свадьба состоялась. Через две недели Марфа скончалась.

Начались расправы. Иоанн узнал, что болезнь Марфы началась после того, как молодой князь Темгрюк подарил ей засахаренные фрукты, Михаила посадили на кол. Кроме него казнили еще некоторых бояр, заподозренных в соучастии.

VII

Смерть Марфы Сабуровой искренне опечалила Иоанна. Может быть потому, что третья жена еще не успела ему надоесть. Целых две недели он провел в уединении, не допуская к себе никого, кроме Скуратова, который по несколько раз в день доносил ему о результатах допросов и пыток.

Наконец, царь появился в приемной палате. Извещенные об этом, главари опричнины и уцелевшие бояре собрались во дворце без исключения. В палате стоял тихий гул от шепота, которым собравшиеся обменивались впечатлениями. Скуратов успел сообщить им, что государь «зело болен душой», а это означало, что Иоанн находится в мрачном настроении, которое сулит мало хорошего.

Дверь из внутренних покоев распахнулась. Вышли двое рынд

и стали около возвышения, на котором находился трон. В палате воцарилось глубокое молчание. Через несколько секунд раздались медленно шаркающие шаги и в дверях появился царь. При виде его мысленно ахнули даже такие близкие к нему люди, как Басманов, Колтовский и другие. К трону медленно двигалось зловещее привидение. Иоанн был одет в черную рясу, стянутую кожаным поясом. На голове возвышался шлык. В правой руке он держал длинный посох. За спиной тянулась мантия. Бескровное, желтое лицо, изрезанное глубокими морщинами, было совершенно безжизненно. Глазные впадины казались черными, как у черепа, и только в их глубине тускло светились потухающие глаза.

Сгорбившись, не обращая ни на кого внимания, не отвечая на почтительные поклоны, царь прошел к своему месту и опустился в кресло. Молчание продолжалось. Иоанн закрыл глаза и, казалось, начал засыпать. Так прошло несколько минут. Вдруг веки царя поднялись и из-под них сверкнул знакомый злобный огонь. Иоанн быстрым взглядом окинул стоявших перед ним и остановил его на Григории Грязном. Опричник, хладнокровно принимавший участие во всех кровавых оргиях, почувствовал, как от. этого взгляда у него на лбу начинает выступать холодный пот, а по спине пробегают мурашки.

— Подойди ко мне, Гриша,— едва слышно произнес царь.

Грязной приблизился к трону.

— Сказывали мне, Гриша,— тем же тоном умирающего продолжал Иоанн;—что любил ты Марфу Сабурову допреж того, как опознал я ее. Скажи мне, была ли она тогда хворою?

Все насторожились. Такой вопрос в приемной палате, в присутствии бояр, был совершенно необычен. Очевидно, предстояло нечто особенное. Грязной так растерялся, что не находил слова для ответа. Иоанн терпеливо ждал несколько минут, затем снова заговорил, стараясь придать своему голосу оттенок ласки:

— Что же ты молчишь, Гриша? В том, что ты любил Марфу, не вижу ничего дурного. Ведь и я ее любил. Хочу только дознаться, не была ли она хворой раньше.

Далее молчать было опасно. Грязной собрался с силами и сказал:

— Верно тебе оказали, великий государь Бывал я прежде у Сабуровых и думал свататься за боярышню Марфу. А что она хворая была, я не ведал.

— Так, говоришь, свататься собирался?— криво усмехнулся Иоанн.— Почему же не посватался?

— Ты, государь, изволил ее себе в супруги выбрать.

Иоанн хрипло рассмеялся:

— Ха-ха-ха! Значит, я у тебя невесту отбил? Добро. Так получи же от меня за это награду!

С этими словами Иоанн размахнулся и ударил острием своего посоха Грязного в лицо. Острие попало в глаз. Грязной дико вскрикнул и упал.

— Прикончите его,— спокойно сказал Иоанн. Скуратов, стоявший около трона, хладнокровно вытащил из-за пояса нож и вонзил его в грудь Грязному, корчившемуся на полу от страшной боли. Труп Грязного сейчас же выволокли из палаты.

Эта расправа изменила настроение царя. На губах его появилось что-то похожее на улыбку.

— С женихом покончили,— сказал он, и голос его теперь звучал гораздо добрее.— Теперь надо невест искать, Малюта! Готово?

— Все сделано, как ты повелеть соизволил, государь,— ответил Малюта, отвешивая поясной поклон.

— Ну тогда едем!— воскликнул царь.

Царю подали шубу и шапку. На царской площадке перед дворцом было приготовлено несколько саней. Иоанн уселся. Рядом с ним поместились Малюта, Басманов и князь Владимир Ростовский. В других санях разместилась свита. Никто не знал, куда едет царь и, конечно, никто не смел спрашивать об этом.

Окруженные конными опричниками, сани помчались. Выехали за город, направились к Коломенскому. Опричники думали, что Иоанн хочет развлечься в своем любимом Коломенском дворце, но царские сани миновали его, не останавливаясь. Иоанн, хранивший все время глубокое молчание, вдруг ласково обратился к князю Ростовскому:

— А мы, князь, к тебе в гости. Чай, не прогонишь?

Князь растерялся.

— Помилуй, государь,— пролепетал он.— Я счастлив . только . не упредил ты меня . боюсь, что не смогу принять тебя, как надо.

— Об этом не беспокойся, князь,— многозначительно сказал Иоанн,— угощение мы с собой везем.

В двадцати пяти верстах от Москвы находилась вотчина Владимира Ростовского, в которой жила его семья. Князь всегда старался держаться вдали от двора, особенно с тех пор, как Иоанн создал опричнину. Ростовский одно время воеводствовал в Нижнем Новгороде, но потом «по недужности» удалился от дел и жил в своей вотчине, изредка наезжая в Москву.

Царский поезд скоро прибыл в княжескую вотчину, где его появление произвело страшный переполох. Князь попросил у Иоанна разрешения на некоторое время удалиться, чтобы сделать распоряжение по хозяйству. Царь милостиво разрешил. Нежданные гости расположились в большой палате, стены которой были убраны богатой золотой и серебряной посудой.

Иоанн внимательно осмотрел палату, усмехнулся и сказал:

— Неплохо живется князю Владимиру. Не хуже моего.

— Не даром воеводствовал,— ехидно заметил Басманов.

В это время вошел Ростовский. За ним шла княгиня. Она несла большой поднос, уставленный чарками с вином. Княгиня подошла к царю, низко поклонилась, а князь сказал:

— Осчастливь, великий государь, выкушай чару вина.

Иоанн взял кубок, выделявшийся среди других серебряных и, соблюдая обычай, пожелал здоровья хозяину и хозяйке. Потом, по его настоянию, пригубила вина княгиня, осушил кубок князь, а затем взялись за кубки остальные. Когда все выпили, князь подал знак слугам, державшим наготове фляги с вином.

— Нет, подожди! — вмешался Иоанн.— Я тебе говорил, что угощение мы везем с собой. Отведай и моего вина. Да где же твои сыновья?

Ростовский велел позвать молодых княжичей. По знаку царя принесли стопу вина, захваченную из Кремлевского дворца. Скуратов сам наполнил им четыре кубка и подал их княгине, князю и княжичам. Ростовский понял, в чем дело. Он молча поцеловал жену, сыновей и залпом выпил вино. Его примеру последовали княгиня и княжичи. Через несколько минут все они корчились в предсмертных судорогах. Иоанн сидел под образами и хохотал, наслаждаясь агонией отравленных. )