Польское фашистское правительство установило тес­ное сотрудничество своих полицейских организаций с фашистским террористическим аппаратом Италии и Германии. Как сообщалось в печати, 31 января 1938 г. Варшаву посетил один из палачей немецкого народа, начальник фашистской полиции генерал Далюге. Во время бесед с начальником польской поли­ции генералом Заморским они обменивались опытом подавления революционных выступлений трудящихся. 7 сентября 1938 г. Заморский был приглашен в качестве гостя на съезд фашистской партии в Нюрнберг и был принят Гитлером. На Нюрнбергском съезде фашист­ской партии присутствовал также начальник кабинета польского министра иностранных дел Лубенский.

7 октября 1938 г. начальник польской полиции генерал Заморский выехал в Рим на съезд фашистской полиции. По пути он сделал остановку в Берлине и был принят Далюге. 15 декабря Варшаву посетил министр юстиции Германии фашист Герман Франк, а 18 фев­раля 1939 г.— начальник гестапо Гиммлер.

Так, несмотря на то, что гитлеровцы все более откры­то заявляли о своих агрессивных целях в отношении Польши, ее антинародная правящая клика не прекра­щала сотрудничать с германским фашизмом. Это сотруд­ничество двух фашистских клик облегчало Германии подготовку нападения на Польшу.

После отказа Германии от договора о ненападении германо-польские отношения обострялись с каждым днем. Германия концентрировала войска на польской границе и строила там укрепления. По указанию мини­стерства пропаганды немецко-фашистская пресса от­крыла яростную антипольскую кампанию. 8 и 15 мая на конференции в министерстве пропаганды Германии представителям прессы было дано указание печатать как можно больше материалов о конфликтах между поляками и немцами в Польше. В позднейших ин­струкциях прессе восточных районов Германии было предложено “писать о бегстве “Фольксдейче” из Поль­ши, не указывая численности и места расположения лагерей перебежчиков”. Угрозы германской прессы по адресу Польши стали исключительно резкими.

5 мая 1939 г. в сенате с ответом на речь Гитлера по поводу одностороннего расторжения Германией договора с Польшей выступил Век. Он говорил о тех уступках, которые польское правительство согласилось сделать Германии в Поморье, и выразил сожаление о “недостаточных компенсациях Польше с германской, стороны”. “Где же взаимность?” — спрашивал поль­ский министр, невольно раскрывая подоплеку поли­тики правительства в связи с германскими требова­ниями. Выступление Века показывало, что польское правительство продолжало использовать вопрос о Гданьске и коридоре для торга с гитлеровцами, тре­буя реальных компенсаций за счет территорий СССР.

В опубликованном в тот же день официальном ответе польского правительства на германский меморандум от 28 апреля 1939 г. о расторжении германо-польского договора 1934 г. говорилось, что польское правитель­ство готово к возобновлению переговоров с Германией с учетом замечаний, сделанных в речи министра ино­странных дел Бека.

Политика сговора с гитлеровскими агрессорами была глубоко враждебна национальным интересам польского народа. Поэтому правящие классы буржуазно-поме­щичьей Польши всячески маскировали ее. Вопреки воле народа лидеры санации и после разрыва Герма­нией договора о ненападении не прекращали попыток восстановить контакт с гитлеровской кликой. Такие попытки предпринимались через посредство дипломати­ческих представителей Болгарии, Японии, Италии.

В середине мая 1939 г. к болгарскому послу в Вар­шаве Троянову явился заместитель министра иностран­ных дел Польши Арцишевский и просил устроить ему секретную встречу с германским послом Мольтке. С согласия Гитлера такая секретная встреча состоялась в одном из варшавских кафе. Арцишевский, исходя из инструкции Бека, пытался убедить правительство фашистской Германии, что Польша, заключив времен­ное соглашение с Англией, окончательно не закрыла дверь, и что руки для переговоров с Германией у нее не связаны. Арцишевский уверял Мольтке, что извест­ные переговоры Липского с Риббентропом происходили под влиянием событий, связанных с захватом Герма­нией Чехословакии и Клайпеды, что вызвало большое беспокойство в Польше. Главной целью беседы была попытка Арцишевского оправдать в глазах гитлеров­цев позицию Бека, занятую им на пленарном заседании сейма. Он просил Мольтко уведомить Гитлера, что Бек вынужден был 5 мая произнести речь “под давлением общественного мнения, но он по-прежнему верен Гит­леру”. Арцишевский признал, что данная речь — “это только дипломатическая игра Бека”. Мольтке холодно заявил Арцишевскому, что все это не меняет сущности дела.

Арцишевский снова просил гитлеровского посла передать в Берлин, чтобы там не придавали особого значения последним внешнеполитическим маневрам польского правительства. Он сказал: “Польша делала далеко идущие уступки Германии и готова идти еще дальше. Однако она не может полностью передать Гер­мании экономического и политического господства над Данцигом. Польские государственные деятели не могут пойти на это, не потеряв власти над своей страной”. Арцишевский уверял гитлеровского посла в стремлении польского правительства к союзу и дружбе с фашистской Германией И результат этой беседы не замедлил сказаться. 23 мая 1939 г. Мольтке сообщил в Берлин, что так называемый поворот в поли­тике польского правительства, выразившийся в при­нятии английских “гарантий”, произведен для обмана народных масс Польши и что в речи 5 мая Бек под давле­нием общественного мнения “вынужден был защищать чуждую ему политику”. Мольтке передавал в Берлин рассказ Арцишевского о том, какое чувство возмуще­ния вызвала у Бека реакция народа на его речь в сей­ме; Получив поздравительные телеграммы от ряда общественных организаций Польши по случаю этой речи, Бек, охваченный гневом, воскликнул: “Ах, что заставляет меня делать эта польская голытьба с ули­цы!” — и рвал приветственные телеграммы.

В заключение своего донесения Мольтке передал в Берлин заявление Арцишевского о том, что “Бек остается и теперь в сущности приверженцем старой политики, но если бы он продолжал открыто политику сотрудничества с Германией, то не мог бы удержаться у власти”.

Польское правительство предпринимало попытки наладить контакт с правительством фашистской Гер­мании и через другие каналы. Как сообщал в Берлин Мольтке, один из сотрудников польского министерства иностранных дел, Кобылянский, в мае 1939 г. вел беседу по данному вопросу с японским послом в Вар­шаве Сако, который даже совершил тайную поездку в Берлин для того, чтобы вовлечь в германо-польские переговоры японского посла Того.

Польский посол в Риме Венява Длугошевский доби­вался итальянского посредничества в возобновлении германо-польских переговоров. Во время беседы с Чиано 15 мая 1939 г. он настойчиво просил поддержки Ита­лии. Однако правительство Муссолини, которое в те дни готовилось к подписанию пакта о военном союзе с Германией, не откликнулось на просьбу польского правительства.

Происки Века не остались секретом для прави­тельств Англии и Франции. Французский посол в Вар­шаве Ноэль писал в своих мемуарах: “Бек предпринял попытку начать переговоры с Германией тайно, не предавая их гласности”.

Таким образом, летом 1939 г. после разрыва Герма­нией договора с Польшей о ненападении Бек и вся правящая фашистская клика Польши продолжали проводить свой прежний прогитлеровский антинацио­нальный курс. Но для того чтобы удержаться у власти, они вынуждены были совершать различные дипломати­ческие маневры и создавать видимость “сопротивления” агрессивным требованиям Германии. Однако в связи с непримиримой позицией, занятой гитлеровцами в от­ношении Польши, все попытки польского правитель­ства возобновить контакты с германским правитель­ством в мае 1939 г. оказались безуспешными.

Оказавшись перед угрозой немецко-фашистской аг­рессии, правящие буржуазно-помещичьи круги Польши категорически отказывались от помощи Советского Союза и тем самым активно помогали правительствам Англии и Франции саботировать переговоры с СССР. Советское правительство неоднократно делало предложения правительству Польши об оказании помощи как экономического, так и военного характера. 10 мая 1939 г. польского министра иностранных дел посетил прибывший в Варшаву заместитель народного комиссара иностранных дел СССР В. П. Потемкин. “От имени своего правительства он заявил мне,— писал позднее в своих мемуарах Век,— что если Польша явится объек­том нападения, то она может рассчитывать на дружествен­ную позицию Советского Союза. Он (Потемкин.—В.Ф.) дал понять, что было бы неплохо улучшить отношения между Польшей и СССР”. )