Особую значимость вопрос о критериях языкового родства и методах его доказательства приобретает в макрокомпаративистике, т.е. при разработке гипотез о так называемом «дальнем» родстве. Сходство затемнено тысячелетиями независимого развития и не является очевидным даже для специалистов.

IV. Прежде чем говорить о языковом родстве, имеет смысл дать определение языкового наследования. Если бы язык развивался в полной изоляции, не имея контактов с другими языками, можно было бы ожидать, что его более раннее состояние (A) и более позднее состояние (B) будут связаны системой правил, при помощи которых:

а) все фонемы состояния B выводятся из фонем состояния A;

б) все морфемы состояния B выводятся из морфем состояния A;

в) все лексемы состояния B выводятся из лексем состояния A;

г) все грамматические и синтаксические правила состояния B выводятся из соответствующих правил состояния A.

На практике, однако, эти условия никогда не выполняются в точности.

V. Отметим, однако, что даже столь сильная перестройка грамматической системы нимало не затемняет «очевидности» языкового наследования. Преимущество лексики перед грамматикой при определении тождества/различия языка осознается даже людьми, не имеющими образования. Можно сказать, что с их точки зрения язык делится на «собственно язык» и «манеру выражаться». Для компаративистики это оказывается существенным, поскольку именно мнение носителей языка отчасти задает направление его развития.

VI. Итак, несмотря на всю важность грамматической структуры для языковой истории, мы все же не рискнули бы строить определение языкового родства на грамматических критериях. Кроме того, при изучении изолирующих языков возможность обращения к таким критериям просто отсутствует. Таким образом, мы будем считать, что язык A является предком языка B, если:

а) все фонемы языка B (или их подавляющее большинство) выводятся из фонем языка A;

б) некоторая часть морфем (в том числе грамматических — если они есть) и лексем языка B выводится из морфем и лексем языка A.

Существенным здесь является вопрос о том, какова именно должна быть эта «некоторая часть». Ясно, что речь должна идти о тех морфемах и лексемах, которые в наименьшей степени подвержены заимствованию. Базисная лексика определяется как противопоставленная «культурной», часто заимствуемой из языка в язык. К базисной лексике обычно относят слова, по возможности, не зависящие от конкретной культуры и исторической эпохи и присутствующие в любом языке. Однако с отнесением каждого конкретного значения в каждом конкретном языке к базисной или небазисной лексике могут возникать разнообразные семантические и культурологические проблемы.

Строгое определение базисной лексики дать невозможно — едва ли не любое слово может быть при определенных условиях заимствовано. Существенно, однако, что вероятность обнаружить заимствование среди базисных слов намного ниже, чем вероятность найти его в области культурной лексики.

VII. На практике при сравнении языков часто пользуются стословным списком базисной лексики, составленным в середине XX в. американским лингвистом М. Сводешем. В принципе можно было бы предлагать и другие списки. Существуют 200-словный и 215-словный списки Сводеша. С. Е.Яхонтов использует модифицированный список Сводеша, из которого исключены значения. Ясно, что для любой пары языков, обнаруживающих сходства, можно набрать свой список, доля схождений в котором будет чрезвычайно велика. В таком случае все критерии родства окажутся размыты. Список Сводеша уже хорошо себя зарекомендовал на материале самых различных языковых семей, и кажется целесообразным сохранить его в качестве стандарта тестирования языкового родства.

Заметим, что точное количество морфем, сохранившихся при переходе от праязыка к языку-потомку, задано быть не может. Это величина, связанная функциональной зависимостью с временем, разделяющим моменты фиксации соответствующих языков. Существуют, таким образом, различные степени родства. Способы измерения лингвистического времени — отдельная проблема.

Если уж начинает активно заимствоваться базисная лексика, то остальная лексика языка, как правило, проникается заимствованиями в еще большей мере. Этот процесс сопровождается и активным заимствованием грамматической системы, в результате чего от исходного языка фактически ничего не остается — можно констатировать, что соответствующий народ перешел на другой язык.

Случаи отдельных заимствований в базисной лексике также известны. Ясно, однако, что число не должно превышать числа исконно сохранившихся лексем. Для того чтобы исходный язык продолжал существовать, осознаваясь носителями как целостная система, доля заимствований должна быть существенно меньше доли исконных лексем. Языках, возникших как результат контактов, большая часть базисной лексики происходит из одного языка. Отсюда, в частности, следует вывод о невозможности «смешанных» языков в рамках классической модели генеалогического древа. Любой язык иметь только одного предка.

VIII. Итак, дадим полное гносеологическое определение языкового наследования.

Язык A является предком языка B, если:

а) все фонемы языка B выводятся по определенным правилам из фонем языка A;

б) эти фонетические правила действуют на множестве базисной лексики языка B;

в) доля сохранившейся лексики возрастает, если берется выборка из более устойчивой части базисной лексики.

Из этого определения естественным образом вытекает определение языкового родства. Если имеются языки B и C, восходящие к языку A, то в силу условия:

a) большинство фонем языков B и C будут выводиться из фонем языка A, т.е. соответствовать друг другу. Эти соответствия будут соблюдаться на множестве базисной лексики языков B и C, и доля общей лексики будет возрастать по мере возрастания устойчивости сравниваемой лексической выборки. Итак, языки B и C родственны друг другу, если:

а) все фонемы в языках B и C регулярно соответствуют друг другу;

б) эти фонетические соответствия действуют на множестве базисной лексики языков B и C;

в) доля общей лексики возрастает, если берется выборка из более устойчивой части базисной лексики.

Под «общей», или «сохранившейся», лексикой мы в данном случае понимаем слова, которые соответствуют друг другу фонетически и имеют одно и то же значение. Любое изменение семантики автоматически выводит слово из сравнения. При установлении фонетических соответствий и при составлении этимологических словарей семантически неоднозначные параллели, конечно, допустимы; но при определении родства с использованием стословного списка следует учитывать только случаи взаимнооднозначного семантического соответствия. Попытка учитывать подобные случаи как «совпадения в базисной лексике» привела бы к тому, что при изучении разных языковых семей разными исследователями принимались бы неизбежно разные решения по поводу того, какие слова следует, а какие не следует считать совпадающими. Соответственно результаты таких исследований оказались бы несопоставимы друг с другом. Пункты б) и в) можно переформулировать в общих терминах. Поскольку 35-словный список является более устойчивым подмножеством стословного, а стословный — более устойчивым подмножеством всей лексики языка, в принципе можно сказать:

б) эти фонетические соответствия действуют на некотором множестве лексики языков B и C;

в) доля общей лексики возрастает, если берется выборка из более устойчивой лексики.

Данное нами определение родства не требует непосредственного предъявления исходного языка A. Случаи типа латинского и его потомков весьма показательны для теории, но редки в компаративистической практике.

IX. Гораздо чаще приходится сталкиваться с языками, которые либо вообще бесписьменны, либо получили письменность не более двух столетий назад. Работа с ними имеет ряд особенностей.

Во-первых, исследователю приходится иметь дело с данными, отстоящими от праязыка на тысячелетия. Естественно, языки за это время подверглись достаточно сильным изменениям, и родство их стало менее очевидным. )