В ряде исследований изучается явление «положительной интерференции» в творчестве В. Набокова. Оригинальность стиля писателя на английском языке, в частности, по мнению М. Устинова, «может объясняться присутствием так называемых “субстратов”». К выводам о том, что писатель-билингв для создания своего оригинального стиля может в равной степени использовать возможности обоих языков, приходит в своей работе и М.Н. Шахнович, исследуя творчество Э. Триоле.

Писатель может говорить на нескольких языках, но серьезные произведения, как показывает история литературы, создаются на одном языке, родном или благоприобретенном, и в плане литературного творчества понятие «билингв» представляется не вполне корректным. Полагаем, есть смысл выделить в градации «продуктивный билингвизм» уровень, позволяющий использовать второй язык в литературном творчестве, т.е. такое безупречное знание языка, которое превосходит эту способность у большинства природных его носителей, и, более того, дает возможность создавать на этом языке художественные шедевры. В данном случае имеет место не просто совершенное владение двумя языками, а их употребление в стилистических целях. При этом возможно одновременное использование двух языковых систем (осознанно или нет), причем первый язык может оказывать субстратное воздействие как на уровне лексики, грамматики, синтаксиса, так и на культурологическом уровне. В контексте литературно-художественного билингвизма термин “смена языка” с уходом в другую языковую систему для создания литературных произведений мы предлагаем заменить термином “транслингвизм” и выделить две его формы: полный и неполный. В первом случае будет иметь место полное вытеснение родного языка как на творческом, так и на коммуникативном уровне, во втором – использование (сознательное или нет) возможностей двух языковых систем.

Многие писатели-билингвы в своих произведениях или комментариях описывают ощущения от «билингвальности», возможности пользоваться разными языками в процессе творчества. Исключительный интерес для нашего исследования в этом плане представляют признания В. Набокова, Ж.Грина, К. Эстебана, Э. Триоле, Э. Чорана, Б. Дадье. Их высказывания интересны с нескольких позиций. Прежде всего – это свидетельства самих двуязычных авторов о явлении, которое психологически им знакомо; во-вторых, в большинстве случаев они так или иначе приходят в своих размышлениях к сепиро-уорфовскому пониманию контакта двух языков в своем сознании: языки по-разному раскрывают реальность человеку, ими владеющему. Кроме этого подчеркивается идея использования языками разных средств выражения одной и той же мысли.

В свете сказанного исключительный интерес представляет литературный язык Андрея Макина, творчеству которого и посвящена настоящая работа. В задачи исследования входило, в частности, выяснить – насколько часто допускаются в его романах явные языковые погрешности, насколько заметен русский языковой субстрат в его французской грамматике и синтаксисе, дает ли это присутствие положительный результат? Создал ли писатель (неосознанно для себя) «третий неороговевший язык» (Л. Жанвье о С. Беккете), который кажется французам очень свежим и необычным? Каким образом и с помощью каких средств в его произведениях будет отражен русский языковой и культурный мир? Будет ли прослеживаться взаимовлияние двух языковых и культурных систем? Кроме того, поскольку А. Макин довольно поздно стал французским писателем, можно предположить, что «конфликт» двух лингвокультурологических систем в его сознании имеет достаточно конкретные проявления, и тогда возникают другие вопросы: перешел ли он в «круг другого языка» (В. Гумбольдт) или находится между двух кругов и одновременно в каждом из них? В какой степени это возможно и доступно для изучения?

Если писатель – билингв, то неизбежно в его творчестве и в его сознании будут соприкасаться два видения мира. Их взаимопроникновение в разной степени будет наблюдаться и в культурном плане, и в языковом. Когда человек, чья родная культура – российская, а родной язык – русский, создает произведения только на французском языке, встает вопрос: каким образом в нем сосуществуют две разных культуры, два разных языка и как это отражается на его творчестве? При анализе литературного творчества писателя, использующего исключительно французский язык, неверным было бы предполагать «равноправие» французского и российского полей. Задача, таким образом, сводится к выявлению русского компонента во французском литературном произведении, а также к определению объема и уровня использования типично французских литературных конструкций. Особый интерес представляет также соотношение этих компонентов – русского и французского. У каждого из них свои особенности и отличительные признаки, и здесь не обойтись без краткого сопоставления характерных проявлений психологии, менталитета, мировосприятия обоих народов, которые, несомненно, имеют свое отражение в их культурах и, в частности, в языках.

Необходимо дать характеристику каждой из составляющих с двух позиций - русской и французской, используя представления обоих народов друг о друге и о себе. Таким образом, при анализе работ Д.С. Лихачева, И. Ильина, Г.Д. Гачева, В.В. Воробьева, З.В. Сикевич, С.Г. Тер-Минасовой, В. Ерофеева с одной стороны и А. де Кюстина, А. Фулье, П. Верлюиза – с другой выявляются отчетливые различия этих составляющих. В частности, для французского психоменталитета основополагающими являются такие качества, как активность и независимость с производными от них рационализмом, эгоцентризмом и индивидуализмом и пр., тогда как для русского – пассивность и зависимость с их производными - иррационализм, коллективизм, фатализм, терпимость и т.д.

Выявляя основные тенденции при взаимодействии двух лингвокультурологических систем, следует предположить, что в произведениях писателя-билингва эти особенности будут присутствовать более или менее явно.

Возможно, тесная взаимосвязь русской философии и литературы скорее всего приведет к появлению в произведениях писателя определенного рода «лирических отступлений». Их характер, однако, может быть разным – объективная констатация, беспристрастность (в духе французской традиции), или моральный призыв, проповедь (одна из наиболее характерных черт русской литературы). Мироощущение из глубинного процесса может выйти на поверхность; в описании человеческих характеров или возобладает глубокий психологизм, или переживания и страсти будут предельно обнажены, а герои предстанут перед читателем чувствующими, рассуждающими и действующими. Возникают также вопросы, куда будет обращен вектор отношения автора к таким понятиям, как «культ индивидуализма» и «роль коллектива», а также – какую позицию предпочитает сам писатель – «общественного человека» или маргинала. Найдется ли место в его романах для «загадочной русской души», русской духовности, веры в судьбу?

Особенности психоменталитета и культуры тесно взаимосвязаны с особенностями языка.

Для выявления тенденций, свойственных литературному языку А. Макина, проводится сопоставление и анализ основных черт рассматриваемых языков.

Анализ исследований таких лингвистов, как Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, А. Вежбицкая, Н.Д. Арутюнова, И.Е. Ким, Г.И. Стексова, С.Г. Тер-Минасова, Г.В. Елизарова, показал, что отмеченные выше черты русского менталитета (иррациональность сил, управляющих событиями, соответствующая имперскому мировосприятию; фатализм, смирение и коллективизм) отражаются в языке за счет характерной для русской грамматики бесподлежащностью конструкций, что выражается в обобщенности, неопределенности субъекта, и фиксацией отсутствия контроля со стороны данного субъекта, частого употребления безличных конструкций. Отмечается такая черта русской грамматики, как «неагентивность», акцент ставится на непроизвольность осуществления чего-либо; неконтролируемость, неуправляемость действий. Это подтверждается наличием слов «авось» и «небось», большого количества «дативных» (мне нравится, кажется, хочется), инфинитивных конструкций, безличных предложений с модальными глаголами, частым присутствием в русской речи глаголов с инкорпорированной семантикой невольного характера осуществления. Лексически это также может быть выражено через присутствие большого количества слов внезапности, странности, необычности; наречий, обозначающих неожиданность, неконтролируемость действия. Поощрение проявления эмоций, стремление «раскрыть душу» привело к тому, что категория эмоциональности также очень выражена в речи. Русский язык богат «активными» эмоциональными глаголами. Высока значимость экспрессивной деривации для русского языка и культуры, что прослеживается в частом, почти постоянном, употреблении уменьшительно-ласкательных суффиксов в именах собственных, в существительных, прилагательных. Это свидетельствует о повышенной сентиментальности, сердечности русской души и к тому же способствует формированию этих качеств. )