Ситуация в теории фигур по состоянию на период ХХ века характеризуется совершенной размытостью границ между фигурами поэтическими и фигурами риторичными. В этой связи возникла необходимость связать понятие риторического средства с понятием риторической цели. Риторическая цель ритора заключается в привлечении симпатии аудитории к мнению и отношению говорящего, к его понятиям и эмоциям. Риторическая цель поэта заключается в пробуждении рефлексии реципиента текста над художественной идеей, затрагивающей вопросы предельных субъективно-ценностных оснований человеческого бытия в мировом, всечеловеческом масштабе. Поэтическая функция языка в этой связи не может быть представлена ни в качестве видового, ни в качестве родового начала по отношению к функции риторической (ораторской). Следовательно, различие в целях поэта и оратора с неизбежностью указывает на требующее научного описания различие в риторических средствах.

Такой подход потребовал известной формализации риторических целей и интерпретации языковых средств как единства языкового материала и его назначения, а не механического суммирования «красивых мест», как это имело место в текстовом анализе на базе традиционной риторики фигур. Познание поэтического начала в текстообразовании опосредовано овладением схемами художественного смыслообразования и текстообразования. Поскольку метатекстовый смысл "идейности" и соответствующий ему интерпретационный формат обладают широким спектром конкретных языковых форм предметных воплощений в текстах культуры, в описании идейно-художественной программы текстопостроения потребовалось идти от смысла к форме и лишь затем, при демонстрационном анализе предметных образцов, от формы к смыслу. В условиях беллетристического текстопроизводства Нового времени основная нагрузка источника индивидуации падает на еще не получившие достаточного научного описания схемы содержательной формы интенционального начала текста. В качестве продуктивных понятий риторики фигур для построения стилистической теории собственно художественного текстообразования в работе были привлечены и переосмыслены понятия о катахрезе и об этимологической фигуре. Эти понятия интерпретируются в качестве манифестаций глубинных свойств художественной идеи в родовом приближении к последней.

Катахреза со времен Квинтилиана трактуется как косвенное номинативное средство, используемое говорящим в ситуации отсутствия в языке прямого названия для обозначаемого предмета. Художественная идея в классической немецкой философии определяется именно как нечто, чему нет точного названия, буквально как то в художественном тексте, что «… дает повод много думать, причем, однако, никакая определенная мысль, то есть никакое понятие, не может быть адекватным ему» (Кант 1966, т.5: 330). Художественная катахреза мотивирована идейностью текста, т.е. текстовой установкой на трансляцию художественной идеи.

В аспекте читательских усмотрений художественная катахреза выступает как номинативное средство текста, служащее для выбора, акцентирования и связывания в систему признаков, важных для раскрытия смысловой сферы художественной идеи. Характерной чертой художественной катахрезы служит связанная с всеобщностью идеи «нереферентность» в области предметов внешней действительности, выражающая свойство текста разрывать круг наглядных представлений и обращать рефлексию читателя на усмотрение идеального, т.е. превосходящего всякое наглядное представление идейно-художественного начала в тексте.

Этимологическая фигура как средство поэтического текстообразования укоренена в содержательной форме разработанного европейской эстетикой представления об идее. Со времен Платона образование тавтологичных пар понятий («идея идей» и т.п.) рассматривается как средство прорыва к сущностному пониманию. Этимологическая фигура удвоения в силу лингвистически маркированной нетождественности концепта самому себе создает идеальные знаковые условия для образования в поле читательских усмотрений дополнительных смыслов. Данная риторическая фигура определяет поэтический способ вопрошания как возведение глубинных смыслов культуры в степень всеобщности универсального.

Как и катахреза, этимологическая фигура является содержательной формой пробужденной рефлексии над сущностными началами (идеей) бытия. Функциональный потенциал художественной катахрезы и этимологической фигуры следует учитывать не только на уровне рассмотрения лексической сочетаемости в тексте, но и на уровне смысловых повторов. В качестве предметного образца столь широко понимаемой расширенной трактовки этимологической фигуры приведем встречающееся в текстах всех европейских языковых культур высказывание «И показал мне чистую реку воды жизни .» (Откровение XXII: 1). Здесь интересна также показательная регрессия видового понятия реки к родовому понятию воды. Скачок к усмотрению идеальных сущностей провоцируется также отсылкой к контрастным, полярным метафорическим концептам, например, к парадоксально упоминаемым «рекам огня» в данном случае. Этимологическая фигура выступает средством умножения и поляризации смысловых потоков, или, по-другому, средством пробуждения рефлексии. Показательно и другое – за определением «чистый» в той же строке из Апокалипсиса следует «светлый как кристалл». Здесь жидкое уподобляется твердому. Идеальная реальность трактуется как в принципе невыразимая в виде предметных наглядных представлений, иными словами, чуждая изобразительности. Этимологическая фигура по своим герменевтическим потенциям граничит с катахрезой, определявшейся в традиционной стилистике как «смелая» метафора.

В главе второй «Принципы текстового анализа» трактуются вопросы соотношения понятия индивидуации с понятиями языкового текста и произведения, содержательности текста, смысла, значения, содержания, когеренции, интерпретации, в том числе интерпретации идейного и понятийного начала в авторской программе текстопостроения. В качестве методологических схем индивидуации идейно-художественной программы текстопостроения выдвигаются понятия о метатекстовых смыслах-средствах «интервальность» и «всечеловечность».

Значения определяются как устоявшиеся в системе языка связи между словами и предметами. Местонахождением смыслов выступает деятельность человека, в том числе деятельность по пониманию текста. Первоисточником деятельности, согласно европейской идеалистической традиции, является дух. Переход деятельности в продукт называется «опредмечиванием» (термин Карла Маркса). Процесс освоения человеком опредмеченной в продукте деятельности (посредством применения духовных сил и способностей) называется «распредмечиванием». Распредмечиванию подлежат и смыслы и идеи текстов культуры.

Смысл целого текста может быть определен как смысл многих текстовых смыслов – устойчивых в читательском усмотрении при опоре на данные текста интенциональных образований (в терминах гуссерлианской феноменологии сознания – ноэм). От смысла текста и значений языковых единиц отличается содержание текста. Содержание текста соответствует сумме текстовых предикаций. Предикация предполагает отнесение пропозитивных имен событий к действительности. Сюда включаются как прямо номинированные в тексте в рамках пропозициональных структур (таково понятие «содержания» в трактовке Г.И. Богина – 1993) предикации, так и импликативные, т.е. извлекаемые читателем на базе эксплицитных текстовых данных при обращении к механизму логического вывода. К плану содержания относится тема как исходное, данное в структуре предложения-высказывания и получающее свою разработку в реме – том новом, что сообщается о теме. Смысл текста как всеобщая взаимосвязь всего со всем покрывает все виды источников смыслообразования, как входящие в состав содержания текста, так и не входящие, но играющие формами знаковой организации текста, в том числе передающими и содержание.

Художественная идея содержательно превосходит весь многоплановый массив текстовой содержательности от значений лексических единиц до смысла как последней конфигурации и конечного горизонта всех источников смыслообразования в тексте. Бесконечная форма идеи представляется в конечной форме текста косвенным образом. При этом не всякое неявное по способу данности в тексте содержательное начало будет соответствовать идее, а лишь такое, неявность которого входит в его содержательную форму. Идея не выводится логически, а усматривается на растяжке между противоположностями. )