Схемам идейно-художественного смыслообразования принадлежит существенная роль в объяснении оснований когеренции художественного текста. Когеренция представляет собой целостностное (не цельное), т.е. трактуемое исходя из принципа дополнительности единство всех средств формальной связности (когезии) и собственно смысловой преемственности между частями текста (ср.: W. Dressler 1970; van T. van Dijk 1977; М.Л. Макаров 1998). Средства и способы формальной связанности могут трактоваться как источники индивидуации содержательного единства текста. Пониженная мера когезии сама по себе не является абсолютным атрибутом художественного высказывания. В то же время учет типовых схем идейно-художественного смыслообразования способен служить объяснению смысловой преемственности поэтического высказывания как в условиях «нарушенной» когезии, так и в случае «обычной» формальной связности высказывания.

«Отступление» от тривиальной тема-рематической прогрессии характерно для полихромной формы текстообразования: « . И зацветет миндаль; и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс» (Экклезиаст XII: 5). Здесь имеет место обоснованная уже в философии Платона и Плотина ступень от понятия к идее. Ритм идейно-художественного смысло- и текстообразования не объединяет сходное в различном и не обнаруживает различное в сходном, а обозначает поступь развивающейся идеи «Времени жизни в руке божьей», провозвещающей не (свойственное понятию) единство в многообразии, а единство, несмотря на разнообразие.

Эстетическая (в современной филологической терминологии – художественная) идея может выступать в качестве предельного горизонта филологической обработки текстов художественной культуры и, как идея о художественной идее, критерием (не-) отнесения тех или иных беллетристических текстов к художественному типу. Ведущим критерием применительно к постканоническому текстопроизводству выступает не жанровый канон, а художественная способность отдельно взятого текста пробуждать читательскую рефлексию над предельными субъективно-ценностными основаниями человеческого бытия, совпадающими с конечными целями культуры. В европейской эстетике идейного к таким целям традиционно относятся христианские ценности. Идея выступает основополагающим организационным принципом художественного текстообразования вообще и риторико-герменевтической программы конкретного художественного текста в частности.

Специфическая трудность индивидуации поэтической функции языка связана с необходимостью выделения последней из стихии равновеликих ей функций на основании ее инакости, часто проистекающей из наличия иных, недоступных другим функциям измерений и не сводимой к прямым противоположностям по отношению к другим. Полнота своебразия поэтической функции языка имеет место не в отдельном слове или грамматической конструкции, а в художественном качестве текста, обусловленном опредмеченной программой тексто- и смыслопостроения. Особенности индивидуации смысловой установки художественного текста обусловлены бесконечной содержательной формой художественной идеи (Г. Гегель 1977). К частным следствиям данного обстоятельства относится свойство понятия о художественной идее конкретного текста не совпадать с самим собой. Описание бесконечной содержательной формы текста с позиций лингвистической поэтики тождественно описанию схем индивидуации идейно-художественной установки беллетристического текста. Оно оптимально в единстве характерологического и контрастивного подходов.

Противоположное царству идей царство понятий характеризуется тенденцией к расщеплению на акт, процесс и результат, на объект и предмет и так далее, ведущему к обособлению понятия в отдельном термине. В пространстве интерпретации идеи отношение расщепления уступает место отношению перевыражения. Понятие стремится к конечной, застывшей форме, идея преследует бесконечность. Идея не расщепляется на самодостаточные элементы, она перевыражается в своих противоположностях, равно как и в череде частичных, или конечных «прямых» манифестаций. Данное свойство позволяет говорить о постоянном перерастании горизонтов идеи, названном немецкими романтиками «самоиронией понятия» (Ф. Шлегель).

Со свойством перевыраженности идеи художественного текста связано понятие смыслового интервала. Это понятие является одновременно логически выводимым из классической европейской теории эстетической идеи и из практических наблюдений над организацией художественных текстов западной и отечественной литературы. Смысловой интервал определяется как явленная читателю в усмотрении неразрешимая конфликтная противоположность нетождественных ориентиров смыслопостроения при опоре на единые объективные данные текста. Если в «иронии» смысл противопоставляется значению, то в интервале смысл противопоставляется смыслу. В отличие от «многозначности» (снимающей в себе противоположность ряда смыслов текста многогранности смысла) смысловой интервал как объективно неразрешимый конфликт взаимоисключающих пониманий и интерпретаций текста возникает на базе амфиболических конструкций, лексической и жанровой полисемии в текстовой организации.

Смысловая интервальность текста, т.е. риторико-герменевтическая установка на произодство в поле читательских усмотрений смысловых интервалов рассматривается в качестве формы внутритекстового существования одновременно неявной и глубокой идеи текста. Неявность и глубина мыслятся как друг друга взаимно перевыражающие свойства поэтического способа говорения о мире, соответствующего программе именно художественного текстопостроения. «Разорванность», «интервализованность» смысловой стихии текста является важным интерпретационным конструктом, объединяющим схемы и средства риторико-герменевтической программы автора. В качестве предметного образца такой программы приведем зачин рассказа В.Ф. Шукшина «Срезал»:

«К старухе Агафье Журавлевой приехал сын Константин Иванович.

С женой и дочерью. Попроведовать, отдохнуть» (Шукшин 1980: 66).

Авторская риторико-герменевтическая программа поддерживает свернутое в понятии о смысловом интервале представление о поляризации смысловых миров текста. Поляризация эта задана текстовыми средствами способом косвенной номинации. Начальное предложение текста характеризуется соположением языковых маркеров, имеющих нетождественное социально-символическое значение. Средством манифестации интервалообразующей стихии текста выступает косвенное противопоставление в речи рассказчика социально маркированных способов именования (чествования) представителей старшего (сельского, местного, патриархального, коренного) поколения («старуха Агафья Журавлева») и младшего («сын Константин Иванович»). Разброс в языковых способах именования в первом предложении текста с точки зрения русской языковой картины мира свидетельствует о неравной по уважительности оценке говорящим достоинства называемых лиц. Здесь оказывается затронутым схематизм традиционного патриархального представления о структуре отношений в семье, включая неявное предписание к величанию старших по имени-отчеству, помноженный на патриархальную («общинную») пресуппозицию нерушимости и неумалимости родственных уз между родителями и их взрослыми детьми. Автоматизирующая чтение процедурность восприятия оказывается нарушенной формально применением полистилистической (ср.: А. Шнитке 1990) схемы организации языкового материала в тексте. Полистилистика проявляется здесь в коллажном столкновении двух качественно взаимоисключающих стилей устной речи. Конфликт стилистических и смысловых горизонтов высказывания втягивает в себя такие традиционные для русской культуры оппозиции, как «отцы (и матери) / дети», «город / село», «грубоватое / деликатное обращение», «темный / интеллигентный», «свой / чужой» и т.д. Эти многообразные смысловые противопоставления формируются на правах потенциальных интерпретационных конструктов в силу предвосхищающей рефлексии читателя над идейной риторической перспективой текста.

Заметим, что в рассмотренном случае наглядным прообразом интервальных отношений может выступать геометрическая фигура «эллипс», для которой характерно наличие двух противоположных вершин, мыслимых здесь как точки притяжения сродственных смыслов и содержаний. Логическим аналогом эллипсоидной схемы выступает противопоставление черного белому (светлого темному). В то же время интервализация имеет место и в более тесном поле отдельного очага смыслообразования. Например, применительно к приведенной дроби текста Шукшина «интеллигентность» и «деликатность» могут рассматриваться как два конкурентных родовых интерпретационных конструкта. Наглядным аналогом таких отношений может выступать представление о круглом поле, на котором идет борьба за обладание центральной позицией. Логическим аналогом полевой (круговой) схемы выступает конкуренция родовых конструктов «черное» и «темное». В таком случае мы говорим о сгущении смысловых потоков и возвращаемся к известной этимологизации романтиков «dichten-verdichten» («выражаться поэтично – сгущать»). )