Так называемые хайдеггеризмы (abschildern; allein (в начале предложения); allererst am Ende (где возможно); Anmessung an, in; anzeigen (вместо aufzeigen); begegnen (без объекта); Entfaltung, entfalten; freigeben; Freilegung, freilegen и др.) – слова, наиболее любимые Хайдеггером, - как правило, выполняют в тексте функцию пояснения абстрактных элементов.

Все рассмотренные выше случаи являются выражением хайдеггеровской философской «языковой игры». Языковая игра философов, которая на уровне смыслов представляет собой своеобразную «игру в бисер» со смыслами культуры, в плане структурных языковых характеристик проявляет себя самыми разнообразными способами. Свободное установление и нарушение собственных правил и предписаний является ее характерными приемами. Этим, заметим, собственно философская языковая игра отличается от игры вообще, где неукоснительное выполнение регламентирующих установок необходимо. Импровизационный игровой аспект в «языковой игре» Хайдеггера проявляется на всех языковых уровнях. Разнообразные «нарушения» нормы, затрагивающие все языковые уровни, в философском тексте играют роль предельного заострения смысла, которое адекватно может быть передано именно средствами «языковой игры».

В заключении осуществляется обобщение результатов диссертационной работы, формулируются положения, выносимые на защиту, и обсуждаются перспективы дальнейших исследований.

Высказывание Л. Витгенштейна «Границы моего языка означают границы моего мира» как нельзя лучше выражает сверхзадачу проведенного нами исследования. Мы попытались, с одной стороны, теоретически описать концепцию «языковой игры» Витгенштейна, а, с другой, провести анализ «границ языка» одного из самых «свободных» мыслителей – Мартина Хайдеггера.

В основе понимания «языковой игры» лежит представление о ней как о процессе направленного (программирующего) ассоциативного воздействия на адресата, достигаемого при помощи различных лингвистических механизмов.

Способ мыслительной работы Хайдеггера представляет собой, по сути, «игру в бисер» со смыслами человеческого существования на основе создаваемых им самим языковых «правил». Поэтому выбор для анализа хайдеггеровских текстов, на наш взгляд, позволил наилучшим образом продемонстрировать идеи «философии в действии» самого Витгенштейна.

Отметим также, что при изложении концепции «языковой игры» Витгенштейна мы обращались лишь к тем ее моментом, которые наиболее ярко способны проявиться в собственно «языковой игре» философов.

Как мы знаем, философия, в принципе, требует нестандартного отношения к передаваемым содержаниям, поскольку по определению должна вести к расширению границ познания. Логика движения философских смыслов с неизбежностью приводит к нестандартному «использованию» языковых возможностей.

При изучении проблемы «языковой игры», как её общей концепции, так и философского языка Мартина Хайдеггера, мы были поставлены перед рядом проблем разного уровня, решая которые, мы основывались на деятельностном понимании языка В. фон Гумбольдтом, на описании языка не изнутри его самого, а в тесной связи с сознанием и мышлением, культурой и духовной жизнью человека.

Прежде всего, мы определили для себя характерные моменты концепции «языковой игры» Витгенштейна. Для того чтобы наилучшим образом понять сущность данной концепции, мы, далее, показываем специфику вербализованного мышления на примере философских текстов М. Хайдеггера и представляем для этого как бы три плана: отношение текстов к общеязыковой норме, к философскому узусу, анализируем непосредственно речеязыковой узус данного философа как «языковую игру».

Отметим, однако, что в силу «популярности» философии Хайдеггера некоторые из его новообразованных слов и неузуальных оборотов в данное время вошли в сферу нормативности в немецком языке, и активно «проникают» в другие языки, поскольку употребляются философами всего мира, не являющимися носителями немецкого языка.

В целом, при анализе «языковых игр» философов мы сталкиваемся с двумя радикально различными ситуациями - со словом отрефлектированным и со словом нерефлектированным. В первом случае слово рефлектируется самим создателем «языковой игры», во втором случае этого не делается. Именно этот последний случай чаще всего присущ философским текстам.

Мыслительные акты, выражаемые философскими высказываниями, самими философами понимаются нерефлективно (т.е. на уровне «здравого смысла») и должны определяться нами. В нашем распоряжении имеется только один научный способ их определения - лингвистический. Всякое другое исследование зависит от лингвистического материала и должно на нём базироваться. Собственно научными данными или материалом может быть только лингвистический материал. Поставленная в работе цель исследовать философскую «языковую игру» в рамках научного предмета лингвистики определила использование методологического аппарата лингвистики в рамках герменевтико-семасиологического подхода.

Философский язык представляет собой попытку придания движению мысли языковой формы. Поскольку мысль философа устремлена к «схватыванию» сущности Бытия, то мышление всегда осуществляется на пределе возможностей – мыслительных и языковых. Этим и определяется тот факт, что «языковая игра» заложена в самой сути феномена философствования.

Феномен «языковой игры» чрезвычайно ярко проявляется в философских текстах, созданных М. Хайдеггером. Парадокс философского языка заключается в том, что он стремится к проявлению трансценденции, которая сама по себе в человеческом языке не нуждается. А потому философский язык и отличается такой изощрённостью, насыщенностью приёмов и ходов «языковой игры».

В философском тексте язык «подстраивается» под мысль, что размывает его собственные границы, но также демонстрирует его «дремлющие» (в языковой норме) потенции. В нашей работе мы постарались показать, как в текстах философа проявляется «языковая игра», каким образом ее приемы и механизмы «ограничивают» либо «освобождают» мышление философа.

Ориентированность Хайдеггера на использование аномальных, отклоняющихся от канона лексических единиц, намеренное моделирование словообразовательных, грамматических, синтаксических "ошибок" и их тиражирование в текстах, создают предпосылки для включения читающего в «языковую игру». Автором создается игровая ситуация, которая подразумевает ответное моделирование текста читателем.

Чтение таких текстов требует активного восприятия и соучастия, и поэтому философская «языковая игра» - это всегда проблема герменевтическая. Доступными нам средствами мы попытались в какой-то, весьма ограниченной, мере ее решить. Полученные результаты мы подаем как положения, выносимые на защиту.

1. Методологический характер концепции «языковой игры» Витгенштейна определяет возможность «технического» отношения к языку философии и исследования средств философской «языковой игры» в рамках научного предмета лингвистики.

2. Нормативный аспект значения слова в философском тексте определяется постоянным «размыванием» значений слов, что приводит к постановке следующих вопросов: «как в принципе возможно философское языковое мышление?»; «какие языковые возможности в плане нарушения традиционных языковых норм и правил существуют для осуществления философского движения смыслов?».

3. Философское смыслопорождение приводит к созданию особого рода текстов, которые можно считать репрезентативными в отношении «языковой игры». Тексты Мартина Хайдеггера по своей сути представляют собой философскую «языковую игру», которую можно назвать «мышление на пределе языка». Традиционный для языкознания вопрос соотношения мышления и языка принимает вид: «Какими свойствами должен обладать язык для осуществления мышления, на которое ориентирован Хайдеггер?».

4. Свободное установление и нарушение собственных правил и предписаний является характерным приемом философской «языковой игры». Морфологические характеристики новообразованных слов обусловлены синтаксисом – контекстными употреблениями, сопровождающимися развертыванием новых смыслов. «Языковая игра» на уровне синтаксиса обнаруживает себя разнообразными грамматическими приемами, обслуживающими формы философской мыслительной деятельности. )