В части работ, специально посвященных лингвистической типологии, прежде всего, типологии языков, проблемы “классификаций” рассматриваются как методологические (Вайнрайх, 1972; Гамкрелидзе, 1974; Иванов, 1958; Морфологическая типология и проблема классификации языков, 1965; Панфилов, 1969; Скаличка, 1966; Тезисы дискуссии "Типология как раздел языкознания", 1976; Теоретические основы классификации языков мира. Проблема родства, 1980, 1982; Успенский, 1962, 1965; Якобсон, 1963 и мн. др.). Важным при этом является различение (помимо ареальных – Кузнецова, 1981) типологических и генеалогических классификаций. Последние, в свою очередь, могут трактоваться исторически и генетически (Грушин, 1961; Розова, 1986).

Следует отметить, что со времен А.Шлейхера, генеалогические классификации в лингвистике формируются под влиянием филогенетических классификаций в биологии. Однако, при этом заимствуются поверхностные, а иногда и устаревшие идеи биологов. Это отличает и современные работы как традиционно лингвистические (например, по индоевропейскому языкознанию – Bichakjian, 1988) или ориентированные на рассмотрение генезиса языка из среды других знаков (Hoffmeyer, 1996). Аналогичные работы опирающиеся на современные идеи биологии – эволюционной диатропики (Чайковский, 1991), филогенетики (Platnick, 1977), филоценогенетики (Жерихин, 1997) или типологии (Любарский, 1991, 1992, 1993 а, б) неизвестны.

Далее следует отметить цепочку довольно разнородных направлений исследований, которые касаются проблем “классификации” как одного из возможных предметов своего исследования. Сопоставление результатов таких исследований интересно для понимания сути собственно классификационных исследований.

При этом, однако, надо иметь в виду следующее обстоятельство.

Все, что обсуждалось ранее, предполагает ясное понимание исследователем того, что он занимается созданием “классификации” (как бы ни понималось, что это такое). В известной мере каждый исследователь может достаточно ясно описать, что он при этом делает, т.е. как он занимается “классифицированием”. В таком случае классифицирование идет по правилам и соответствует некоторым инструкциям[3]. Тем не менее, для того, чтобы получать “классификации” надо заниматься не только классифицированием, но и какими-то сопутствующими действиями, обеспечивающими классифицирование – писанием карточек, их раскладыванием, описанием результатов и т.д. Все это можно назвать классификационной деятельностью[4]. Классификационная деятельность может быть предметом исследования психологов, когнитологов, врачей, эргономистов и т.д. Однако, классификационная деятельность – это довольно специализированный профессиональный вид деятельности, участники которой мало доступны для подобных исследований. Так, имеются специальные исследования, касающиеся только классификации как особого подъязыка науки и техники (Лейчик, 1979). Для большинства исследователей доступнее другое – классификационное поведение – активность, которая дает результаты, интерпретируемые как “классификации”. Занимается ли человек, порождающий такие “классификации”, классифицированием (и в каком понимании) не выясняется. Можно отметить следующие направления подобных исследований.

1. Психологические (Грегори, 1972; Звонкин, Фрумкина, 1980; Лабов, 1983; Лакофф, 1988; Ghiselin, 1966), онтопсихологические (Пиаже, Инельдер, 1963), психолингвистические (Фрумкина, 1984; Щерба, 1974) исследования классификационного поведения, на основании чего создаются различные методики психо-лингво-медико-педагогической диагностики.

2. Этносемантические (начиная с идей Сепира и Уорфа) и этнометодологические (Garfinkel, 1967), сравнительно-культурологические и когнитологические (Коул, Скрибнер, 1977; Ghiselin, 1966), а также метаблетические (Berg van den, 1960) исследования классификаций.

3. Психофизиологические и физиологические исследования рецепции и восприятия, которые дают возможность говорить об органических предпосылках особенностей классификационной деятельности и классификационного поведения (причем, не только у человека – Бехтерева и соавт., 1977 и др.; Глезер, 1985; Gleser, 1998; Pribram, 1971 и др.).

Результаты этих исследований позволяют делать предположения о различных аспектах детерминации классификационной деятельности – органических (психофизиологических), социокультурных, профессиональных и т.д. (Chebanov, 1993, 1998, 1999).

К числу детерминантов особенностей классификационной деятельности относится и естественный язык, который является универсальной классификационной системой. Его универсальность заключается в том, что, во-первых, с его помощью могут быть описаны все типы многообразий существующих вещей (естественно, с разной степенью детализации – ср. гипотезу Сэпира-Уорфа), а во-вторых, в том, что с представления вещи в естественном языке начинается всякое иное ее классифицирование (Варшавская и др., 1991). Таким образом, любое классификационное исследование есть экспликация определенного пласта семантики, присущей естественному языку. Специально изучены с этой точки зрения родо-видовые отношения в языке (Гинзбург, Крейдлин, 1982 а, б, 1983). В итоге можно утверждать, что всякая специальная классификационная деятельность порождает не “классификации” (они даны в естественном языке), а “переклассификации” определенной совокупности единиц, причем при этом выделяются новые единицы. Этоявляется еще одним проявлением итеративной связи таксономии и мерономии.

Помимо того, что рассмотрение языка как универсальной классификационной системы наиболее близко к проблемам этносемантики и психолингвистики. Естественный язык интересен тем, что именно он обычно является языком экспертных оценок – заключений, способы получения и обоснования правильности которых не ясны, а содержание заключений весьма ценно (Бешелев, Гурвич, 1980; Статистические методы анализа экспертных оценок, 1977; Тюрин, 1976). Часто весьма ценные классификации строятся именно экспертным путем. Таким образом, речь идет о высоко интенсиональных классификациях с неэксплицированным архетипом. Такие классификации задаются экспертным присвоением имен экземплярам (наречением – см. следующий раздел).

Итак, проблемы классификаций в лингвистике и их логико-семиотического статуса представляет собой весьма плотное пересечение исследований самых разных дисциплин. При этом в каждой из них используется свой подъязык, дополненный по необходимости искусственными языками. С другой стороны, сам язык обладает свойствами универсальной классификационной системы. Для того, чтобы эксплицировать и описать ее необходимо воспользоваться естественным языком в его метаязыковой функции. Наконец, всякое “классификационное” построение есть особый вид формализованного языка (“классификация” как язык). Таким образом, существует три области рассмотрения соотношения лингвистики и классификационной деятельности – “классификаций” лингвистических объектов, языка как образования, включающего в себя универсальную “классификацию”, и “классификации” как формализованный язык.

1.2. Виды упорядочивающе-систематизирующей деятельности.

Теперь предстоит дать строгое определение классификации и других сходных видов деятельности. Это будет сделано на основе таксономо-мерономического анализа существующих построений (Мартыненко, Чебанов, 1988, 1996; Чебанов 1983, 1996, табл.3 – о разнобое терминологии см. Введение о терминах-гиперонимах).

Всю совокупность работы с многообразиями можно обозначить как упорядочивающе-систематизирующую деятельность. Она распадается на две области – упорядочивание и систематизацию (табл.2).

Упорядочивание занимается соотношением интенсионалов – архетипов друг с другом, архетипа и конкретного индивида. Вопрос о множественности индивидов при упорядочивании не поднимается. Существуют разные виды упорядочивания.

Диагностика позволяет на основании диагностического синдрома признаков индивида соотнести его с некоторым архетипом. К диагностике относятся и атрибуционные задачи (Vasak, 1980). Статистическими методами диагностики являются регрессионный и факторный анализ, методы корреляционных плеяд и главных компонент и др. Так, к примеру, можно свернуть признаковое пространство в пространство наиболее информативных признаков стиля (Мальцева, 1969, Марусенко, 1987). )