Сопоставление открывает близость многих авторских смыслов и являет рождение на базе метасмыслов «интертекстуального ангела». В результате дискурсивного анализа и интерпретации языковых средств, репрезентирующих концепт «ангел» в художественных системах разных авторов, мы пришли к следующим выводам:

-интертекстуальный ангел строится на базе сложившихся в науке архетипов, которые, в свою очередь, отталкиваются от религиозной и философских концепций данного понятия;

-перерастая архетип, литературный ангел становится символическим понятием и точкой рефлексии в текстах;

-в тех случаях, когда «ангел» представлен концептуально, он определяет структуру и когерентность текста;

-если в религии ангел являет собой крайние понятия универсума «добро» или «зло», то в интертекстуальном ангеле происходит слияние этих понятий, и тем самым меняется концепт;

-с другой стороны, интертекстуальный ангел персонифицирован и противоречив по сути, что сближает его с человеком;

-данный концепт появляется в минуты противостояния человека действительности и способствует постижению человеком мира и самого себя;

-интертекстуальный ангел открывает человеку крайние точки бытия – страдание и счастье; благодаря ему герой понимает, что смерть – это лишь обратная сторона жизни;

-он вносит в произведение дух таинственности, романтизма и рождает философскую веру;

-ангел оказывается мощной силой, воздействующей на человека и способствующей его развитию и совершенствованию. Он помогает человеку открыть в себе возможности творца, дар любви, силы противления злу, сексуальное влечение и, наконец, самое главное – способность покаяния и умиротворения;

На базе сделанных выводов мы можем утверждать, что «литературные ангелы», какими бы различными они не предстали на первый взгляд, созданы на базе одного архетипа, предполагают возможность их рассмотрения в интертекстуальном пространстве с целью постижения еще более глубинных смыслов и возможного создания интертекстуального концепта «ангел» подобно существующему уже религиозному концепту.

В третьей главе «Экспрессия как одна из важнейших составляющих концепта «ангел»рассматриваются экспрессивные лексика и синтаксис, вносящие значительный вклад в создание концептов.

Эмотивная функция языка уже отнесена в науке, наряду с коммуникативной и когнитивной, к числу основных. В настоящее время ведутся многочисленные исследования в этой области (В.И. Шаховский, Ю.Л.Левитов, В.В.Левицкий, Н.А.Лукьянова, Р.С. Сакиева, И.В.Томашева, Г.В.Шевченко, Д.Эйчисон и др.), изучаются как общие вопросы лингвистической теории эмоций, так и реализация эмоций в текстах.

Эмоциональность мысли требует для своего выражения «яркого слова». Анализируя текст, мы говорим об экспрессии. Изучение экспрессии важно ещё и потому, что она, наряду с семантикой, участвует в создании смысла. Экспрессия создаётся на базе отклонения языковой структуры художественного произведения от нейтральной, что несёт частичное изменение смысла. Изучение экспрессии способствует раскрытию концептов и концепций произведения.

Самым распространенным случаем является контекстуальная экспрессия, рождающая в рефлективной реальности реципиента разнообразные эмоции. Языковая экспрессия текстов создается за счет использования автором разнообразных языковых средств и их комбинаций. При этом каждая форма кодирования мысли и эмоции автора, безусловно, несет в себе частицу эмоционально-смысловой нагрузки всего текста, а экспрессия анализируемого нами концепта неразрывно связана с экспрессией других концептов и текста в целом.

В результате анализа контекстов, характеризующих эмоционально-смысловой мир «ангела», мы выделили языковые средства, реализующие экспрессивный аспект концепта и определили, какие из них являются более употребимыми. Следует заметить, что выделенные нами экспрессивные формы и структуры представляют собой явления формально и функционально не однозначные. Разнородность снимается художественным контекстом, в котором конструкции стилистически унифицируются, функционально уподобляются друг другу, создавая универсальные художественные системы.

В результате анализа средств экспрессии, использованных в изучаемых текстах, мы выделили три группы экспрессивов. К первой группе мы относим наиболее употребимые средства построения экспрессивных миров концептов. Это однореферентные соотнесённости, открывающие смысловой мир каждого из концептов путем различных именований согласно их сути; это антитеза на разных уровнях; это всевозможные повторы, акцентирующие внимание читателя; это восклицательные предложения, указывающие на интонационную приподнятость и значимость мысли и, наконец, метафоры различного вида и объёма.

1.Однореферентные соотнесённости не просто называют, но оценивают и характеризуют концепт. Н.Д.Арутюнова обращает внимание на то, что замена одного имени предмета другим именем существенно отражается на истинном значении высказывания, что, безусловно, нужно учитывать при исследовании концептов.

Rilke: Engel – Schreckliches – fast tödlicher Vogel der Seele – Strahlendster – der Erzengel – Schönheit.

Экспрессия «ангела» на уровне референций создается за счет слияния противоположностей: прекрасное – ужасное, сияющий – железный, ангел-хранитель – смертоносный ангел. Данные структуры характеризуют «ангела» Рильке как концепт сложный и не совсем определенный. С одной стороны, он противоречив, так как содержит в себе антитезу, но, с другой стороны, он всеохватен, так как суть его простирается от одного полюса к другому.

Goethe: Mephistopheles – Schalk – Geist – Pudel – Fliegengott – Verderber – Lügner – des Chaos wunderlicher Sohn – Sohn der Hölle – Egoist – armer Teufel – Pedant – Herr – Meister – Junker Satan – Herr Baron – Kavalier – Sophiste – Schlange – Verruchter – Kuppler – Ungeheuer – Spottgeburt – Junker Voland – Verräter – nichtswürdiger Geist – Hund – abscheuliches Untier – unendlicher Geist – Narr – Schelm.

Анализ референций показывает, что экспрессия создается за счет яркости и богатства красок концепта. Это и соотносимость его с библейским образом (змея, Сатана, Повелитель мух), и с народными легендами (пудель, собака), и с миром трансцендентного (дух, бесконечный дух), и с представлениями о дьяволе вообще (сын ада, подлый дух, чудовище). В нем содержатся человеческие черты (эгоист, педант, кавалер, сводник). Несмотря на то, что большинство его имен-характеристик являются отрицательно-оценочными (плут, губитель, ублюдок, урод, предатель, шельма и др.), есть и иные, благодаря которым концепт Мефистофель получает свою привлекательность (чудесный сын хаоса, бедный черт, мастер). Названия «софист» и «шут» же неоднозначны: при оскорбительном значении, которое вкладывал в слово Фауст, «софист» все же происходит от «sophia» – «мудрость», что оказывается определяющим в данном именовании; и «шут» приобретает в контексте произведения значение «мудрец». Наконец, в «Фаусте» «господином» (Herr) Гете именует Бога, используя формы «господин» и «господин барон» для Мефистофеля, Гете поднимает концепт до уровня Бога, и лишь большое количество негативных имен-оценок останавливают это «восхождение» дьявола.

Булгаков: Воланд – неизвестный – иностранец – немец – англичанин – француз – поляк – заграничный гость – иноземец – собеседник – профессор – консультант – заграничный чудак – специалист по черной магии – мессир – софист – дух зла – сумасшедший – полоумный – маг.

В «Мастере и Маргарите» экспрессия концепта создается на базе таинственности. Один из главных концептов романа в его конце остается таким же «неизвестным», как и в начале (неизвестный, иностранец, немец, англичанин, француз, поляк, заграничный гость, иноземец и др.) Его характеризуют лишь мудрость и ум (профессор, консультант, специалист по черной магии, маг, софист) и уважение со стороны приближенных (мессир). Единственной возможностью его постичь являются единичные именования «дух зла», «сатана» и, самое главное, имя Воланд, произошедшее от средневерхненемецкого слова «valant», означающего «черт» и соотносящее его с «Фаустом» Гете, в котором Мефистофель среди других имен называет себя «Junker Voland» (юнкер Воланд). )