Концепт “тоска” в силу национальной специфики своего содержания обладает большим количеством культурных коннотаций. Анализ выявленных коннотаций свидетельствует о значимости данного концепта для русской лингвокультуры, а также позволяет нам дать описание концептуализации чувства тоски русским языковым сознанием. Среди наиболее ярких коннотаций – вещные коннотации ‘глаза’, ‘лицо’, коннотации ‘голос, звук, речь’, ‘вздохи’, ‘слёзы’, ‘сердце’, ‘душа’ и т.д. В своей сумме культурные коннотации, стоящие за концептом “тоска” и его вербальными репрезентантами, составляют важную часть культурного кода русской лингвокультуры.
Во втором параграфе представлены результаты сопоставительного изучения фрагментов концептуальных систем русского и французского языков, осуществлённого методом концептуального моделирования. Сопоставлению были подвергнуты русский концепт “тоска” и его французские эквиваленты. В данном параграфе даётся также сравнительная характеристика культурных коннотаций русского концепта “тоска” и культурных коннотаций его французских эквивалентов.
В содержании концепта “тоска” нами выявлены следующие смыслы: ‘томление’, ‘грусть’, ‘печаль’, ‘скука’, ‘уныние’, ‘хандра’, ‘тревога’, ‘тоска по Родине’, ‘сожаление об утраченном’, ‘стремление к чему-либо, пока не происходящему’, ‘тоска по любимым, близким людям’. Эти смыслы, эмотивные по природе, могут транслироваться во французскую лингвокультуру: каждому из них можно найти вербальную оболочку во французском языке. Слова же, способного объединить в своей семантике всё содержание русского концепта “тоска”, нами во французском языке не обнаружено. Именно поэтому эквивалентность французских концептов по отношению к концепту “тоска” мы квалифицируем как частичную, и фиксируем концептуальную асимметрию, характеризующую русскую и французскую лингвокультуры. Концепт “тоска” и его французские эквиваленты – “angoisse”, “tristesse”, “chagrin”, “ennui”, “détresse”, “cafard”, “anxiété”, “inquiétude”, “abattement”, “tourment”, “nostalgie”, “désir”, “regret”, “trouble”, “spleen”, “désespoir”, “langueur” и др. – обладают различным смысловым потенциалом. Смысловой потенциал концепта “тоска” покрывается только сочетанием смысловых потенциалов его французских эквивалентов.
Французские эквиваленты концепта “тоска” также обладают культурными коннотациями. Во многом эти культурные коннотации совпадают с коннотациями изучаемого нами русского концепта. Так, для французских эквивалентов концепта “тоска” также характерны коннотации ‘глаза’, ‘лицо’, ‘голос, звук, речь’, ‘вздохи’, ‘слёзы’ и др. Но при этом есть и расхождения: французское языковое сознание допускает, например, что можно делать вид, что испытываешь чувство, близкое к тоске. Различны представления в русской и французской лингвокультурах о поведенческих реакциях, связанных с данными чувствами. Например, испытывая angoisse или inquiétude, француз может дрожать, чувствовать озноб, потеть, тогда как для русской тоски это не характерно. Для русского языкового сознания чувство тоски связано с душой, сердцем, грудью, для французского – не только с душой, сердцем и грудью, но также головой (tête) и горлом (gorge) и т.д. Возможности передачи тех или иных эмотивных смыслов русского концепта “тоска” не ограничиваются при этом несовпадением концептуальных систем двух языков, их асимметрией. Эта асимметрия сказывается на понимании этих смыслов носителями французского языка: в рамках французской лингвокультуры французские эквиваленты русского концепта “тоска” реализуют не только культурные коннотации, бытующие в русской лингвокультуре, но и чуждые ей.
Содержанием третьего параграфа является анализ содержательных трансформаций эмотивных смыслов русского концепта “тоска” при трансляции во французскую лингвокультуру, а также описание функциональных и выразительных характеристик французских эквивалентов данного русского концепта.
При трансляции во французскую лингвокультуру эмотивные смыслы русского концепта “тоска” подвергаются содержательным трансформациям. До франкоговорящего реципиента доходит лишь часть того целого, которым являются связанные между собой эмотивные смыслы данного концепта в русской лингвокультуре. Сопоставим строки стихотворения А.А. Ахматовой с их переводом на французский язык:
“Всё расхищено, предано, продано,
Чёрной смерти мелькало крыло,
Всё голодной тоскою изглодано,
Отчего же нам стало светло?”
“Tout est pillé, vendu, trahi,
La mort étend sur nous son aile –
La faim, le désespoir, la nuit.
Alors, pourquoi fait-il si clair ?”
(Пер. Г. Ларьяк)
В тексте оригинала тоска – это не просто отчаяние, отсутствие надежды, огорчение, как во французском тексте. Это и печаль, и томление, сожаление об утраченном. В виду несовпадения концептуальных систем двух контактирующих языков нарушаются внутренние связи между отдельными смыслами концепта “тоска”. Результат этого – эмотивная лакунарность французских эквивалентов русского концепта “тоска”, которая либо заполняется, либо компенсируется. При этом теряется и национальная специфика содержания русского концепта: француз воспринимает транслированные из русской лингвокультуры смыслы не как инокультурные и непонятные, для него они представлены в привычной для него вербальной упаковке.
На основании результатов анализа лингвистических средств, используемых в русской и французской лингвокультурах для репрезентации эмотивных смыслов русского концепта “тоска”, можно сделать следующие выводы:
1. В концептосфере французского языка отсутствует абсолютный эквивалент русского концепта “тоска”, поэтому мы говорим о частичных французских эквивалентах русского концепта “тоска” и фиксируем концептуальную асимметрию образов мира французской и русской лингвокультур.
2. В ряду французских эквивалентов русского концепта “тоска” – “angoisse”, “tristesse”, “chagrin”, “ennui”, “nostalgie”, “anxiété”, “cafard”, “détresse” и др. – каждый покрывает собой определённую часть эмотивных смыслов русского концепта “тоска”. Однако, только в своей совокупности они способны транслировать во французскую лингвокультуру смыслы национально-специфичного концепта “тоска”, чего в реальном межкультурном диалоге не происходит. Чаще всего передаётся лишь доминирующий эмотивный смысл высказывания, активизация других смыслов концепта “тоска” на уровне сознания, присутствующая в русской лингвокультуре, при трансляции во французскую лингвокультуру теряется, вследствие чего мы констатируем в подавляющем большинстве проанализированных нами транслированных текстов эмотивную и культурную лакунарность французских эквивалентов русского концепта “тоска”.
3. Наличие концептуальной асимметрии в отношениях русской и французской лингвокультур определяет неполное совпадение культурных коннотаций русского концепта “тоска” и его французских эквивалентов. Так, например, для французского языкового сознания angoisse связывается с физиологическими проявлениями – тахикардией, затруднением дыхания, потоотделением, тогда как для смыслов русского концепта “тоска” такие ассоциативные связи не характерны.
4. Содержательные потери, допускаемые трансляторами в отношении эмотивных смыслов русского концепта “тоска”, носят особый характер: теряется информация об эмоциональной сфере, а не фактуальная информация, Это означает, что если для коммуникантов не важен акцент на “русскости” данного концепта, то на прагматическом аспекте коммуникации эмотивная лакунарность французских эквивалентов концепта “тоска” никак не скажется. Таким образом, содержание национально-специфичного концепта “тоска” может быть транслировано во французскую лингвокультуру либо с потерей национальной специфики, либо через заполнение лакунарности в виде опоры на большое количество французских эквивалентов.
В заключении подводятся итоги исследования и кратко обобщаются его результаты.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: )