Смыслообразующий и смыслоуказующий потенциал символа в художественном тексте обусловлен его ноэтически-ноэматическим характером. В результате ноэтических актов сознания выявляется ноэма – смысл предмета как таковой, сам предмет, взятый в сущностном, смысловом единстве всех слоев. Условия появления смысла включают, наряду с содержанием и модальностью, ноэматичность элементов, составляющих ситуацию, и возможность их перевыражения в рефлективных актах. Образующаяся при этом конфигурация отношений и связей является основанием для интендирования и в дальнейшем перевыражения ноэматических компонентов свойств отношений [Богин 2001].

Для усмотрения и освоения смыслов необходима осознанная рефлективная деятельность реципиента по созданию пространства, в котором все смысловые единицы (ноэматические элементы) связаны и соотнесены. Ноэма появляется в результате этой деятельности, извлекающей чистые смыслы из парадигм, воспоминаний, воображения и наборов предметных представлений о мире. Ноэматичность предмета позволяет видеть его как единство всех его проявлений, и это существенно для понимания символа как ноэтически-ноэматического формата текста, способного взаимодействовать с другими ноэмами и выявлять и связывать смыслы в художественном тексте в единое смысловое пространство. Критически важным для выхода к идее как наивысшему смыслу, метасмыслу произведения является переживание частных смыслов в рефлективном акте.

Смыслы тесно связаны с содержаниями, но не заменяют их – содержание служит основанием для рефлективного акта, ведущего к обнаружению => переживанию => освоению смыслов в рефлективной реальности, способной порождать ноэмы и на этом основании включаться в процесс смыслообразования.

«Освоить смысловую единицу – это освоить все ноэмы смысла в том виде, как он представлен нам в рефлективной реальности. Ноэмы разбросаны во всей деятельности с текстами. Ноэмы выступают в самых различных функциях, в том числе в функциях реактиваторов аффектов, памяти предметных представлений, "образов" (Р/мД), реактиваторов отношений и оценок (Р/М), реактиваторов памяти о значениях, содержаниях, текстах (Р/М-К)» [Богин, там же].

Множественность смыслов образует бесконечное пространство, континуум, в котором возникают все новые смыслы, которые, взаимодействуя в процессе человеческой коммуникации, создают мир человека, цивилизацию, культурное пространство.

Понимание ноэтически-ноэматической природы символа, концентрирующего в себе множественные смыслы и реактивирующего память о значениях, содержаниях и текстах, вскрывает сущность символа как «семиотического конденсатора» и «механизма памяти культуры» [Лотман 1992], способного разворачиваться в тексты культуры в процессе взаимодействия с другими элементами текста и с контекстом.

Представление о символе как о вербально выраженном ноэтически-ноэматическом формате позволяет рассматривать его как инструмент создания вертикального контекста произведения, интертекстуального включения нового текста в пространство смыслов культуры и расширения его рамок в вертикальной плоскости через ноэтическое взаимодействие с другими текстами культуры и ноэматическое воздействие на контекст самого произведения: «Символ никогда не принадлежит какому-либо одному синхронному срезу культуры – он всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее» [Лотман 1992:192].

В третьей главе освещаются подходы к пониманию символа и символического и на примере интерпретации дробей литературных текстов демонстрируются возможные схемы действий реципиента по освоению смыслов текста, опредмеченных символически.

Оказаться «в ситуации понимания» символа, по Мамардашвили, означает встретиться с впечатлением и в его топосе распредметить, десемиотизировать символ, чаще всего являющийся нам в жизни как знак, но принципиально отличный от знака свой глубинной непрозрачностью [Мамардашвили, Пятигорский 1997: 99-100]. Следовательно, «ситуация понимания символа» — это, в конечном счете, его исполнение в себе (ведь, как говорил Мамардашвили и о чем свидетельствует нам обычный жизненный опыт, понять что-то человек может только сам – никто другой в целом мире не может сделать это за нас). Механизмом понимания символа и освоения смыслов текста через символ как смысловую единицу текста является рефлективный акт и интерпретация как его высказанная форма: «Всякая интерпретация символа сама остается символом, но несколько рационализированным, то есть несколько приближенным к понятию. < .> Истолкование символических структур принуждено уходить в бесконечность символических смыслов» [Бахтин 1986: 382]. В континууме художественного текста ценностным ориентиром интерпретации выступает авторский смысл образа-символа, понимание которого определяется диалогическим взаимодействием читателя с автором и прочитывания им авторской точки зрения.

Единый символический комплекс можно прочесть в целой совокупности текстов, принадлежащих одной или разным культурно-историческим эпохам (символ, по Лотману, реализует механизм культурной памяти). Сквозное, проходящее по вертикали исследование функционирования символа в разных текстах (будь то «тексты» культур, конкретных произведений или целостных художественных миров) позволяет представить эту диахроническую экспликацию какого-либо символа как интертекст, в котором все рассматриваемые «воплощения» символа в индивидуальных текстах служат для символа формой выражения. Вне этого конкретно-текстуального или вещно-предметного выражения той или иной содержательности сознания символ превращается в «чистый смысл» или ноэму – предел цепочки трансформации семиотических сущностей в языке.

Бытование символа сравнимо с бытованием текста в его современном понимании. «Интерпретировать текст вовсе не значит наделить его неким конкретным смыслом (относительно правомерным или относительно произвольным), но, напротив, понять его как воплощенную множественность» [Барт 1994:14]. Символ в не меньшей степени, чем текст, есть «воплощенная множественность», это заложено в его природе. И потому толковать символ можно бесконечно. В качестве необходимых условий функционирования символа как свернутого ноэтически-ноэматического формата мы рассматриваем его принадлежность культуре (архаичность), многозначность содержания, способность к выявлению смысла в контексте и, с другой стороны, культурную компетенцию реципиента, его способность воспринимать и распознавать символ как текст, образ или идею.

На основе предположения о возможности существования и сосуществования в тексте прямой и непрямой номинаций символа, именуемых собственно «символом» и «символическим», эти виды номинации рассматриваются как два различных типа символизации смыслов в тексте. Соответственно, работа реципиента по пониманию и освоению опредмеченных смыслов строится в разных направлениях. Прямо номинированные символы, опредмечивающие смыслы в форме вербального знака, должны быть распознаны как таковые для интерпретации и выхода к пониманию cмысла/смыслов и, далее, метасмыслов текста, через простраивание смысловых связей как внутри самого текста, так и, интертекстуально, вне его. Критерием определения вербального знака как символа является его соответствие вышеназванным основным признакам символа, а также идентификация вербального знака как герменевтического указателя в тексте.

В случае непрямой номинации символический формат/образ, опредмечивающий смысл, создается комплексом лексико-стилистических средств и приемов текстопостроения и должен быть сначала усмотрен реципиентом в ходе анализа текста как целостность, затем в процессе ноэматического акта распознан как символ, для последующего выхода в рефлексию и интерпретацию и дальнейшего освоения опредмеченных в образе смыслов.

Так, анализируемый в исследовании текст романа Оскара Уайлда «Портрет Дориана Грея» является примером развертывания некоторых смыслов через символические форматы, представляющие собой непрямо номинированные символы.

Воссоздание картины райского сада относит культурного читателя к библейской символике рая и связанным с ним религиозным смыслам искушения и греха. Образ Лорда Генри в тексте Уайлда создается с помощью лексических и стилистических средств в художественном соответствии с библейским образом Змея-искусителя: гипнотизируя парадоксальностью своих суждений, которые подчас полностью противоречат здравому смыслу, он одновременно выступает с еретическими речами. )