Таким образом, НесТ подчиняются общим законам продуцирования и функционирования искусствоведческих текстов, интерпретирующих ПИИ, несмотря на отсутствие в них профессиональной составляющей. Искусствоведческие универсалии, которые полностью приложимы к “наивным” текстам, выявились в данной группе интерпретаций более отчетливо, чем в профессиональных текстах: типологическое (по разным критериям) сходство текстов обусловлено объективной принадлежностью их общему литературно-интерпретационному жанру. Отсюда – высокая степень установочности интерпретаций, основанной на общих для многих реципиентов “картине мира”, социально-культурном контексте или их фрагментах и выявляющаяся как в общей направленности рассуждений, так и в подобии или тождественности оценок и выводов.

В заключении подводятся итоги исследования.

Рассмотрение семантической и структурной организации искусствоведческих текстов подтверждает практическую невозможность адекватного перекодирования визуального эстетического сообщения в вербальный текст. Мы исходим из того, что невозможно выделить в изображенном объекте сколько-нибудь определенные минимальные элементы, которые можно было бы рассматривать как самостоятельные изобразительные знаки, обладающие значением: художественное произведение в своем изобразительном коде представляет собой непрерывную структуру, отдельные части которой не имеют четких границ и точных значений. В ходе создания вербальной интерпретации ее автору приходится руководствоваться законами композиции и семантики иного, вербального кода, неизбежно разрушающего своим дискретным последовательным вмешательством целостную неделимую структуру пространственного изображения. Следствием этого является феномен, согласно которому при перекодировке художественной системы на нехудожественный язык всегда остается “непереведенный” остаток – та сверхинформация, которая возможна лишь в художественном тексте (по Ю.М. Лотману).

Текст-интерпретацию можно представить как результат мысленного наложения вербального описания на изображенный объект. При таком наложении остается бесконечно много лакун и “несовпадений” (“непереведенный” остаток), а немногие “совпавшие точки” составляют вербальное толкование, которое к тому же всегда ограничено и различается в разных текстовых вариантах – и содержательно, и объемом: знаки-“фигуры”, составляющие целостный объект, не являются самостоятельно значимыми и автономными элементами и потому вычленяются и варьируются интерпретатором произвольным образом.

Оставшееся множество “пропущенных и не совпавших точек” (“фигур”) обусловлено тем, что каждый фрагмент произведения изобразительного искусства имеет тончайшие особенности конфигурации и единственно возможное место в общей изобразительной структуре, для описания которых вербальные возможности недостаточны. Можно сколько угодно вербально дополнять, уточнять изображенный объект, поскольку всегда есть возможность по-разному вычленять (или игнорировать) знаки-“фигуры” (вплоть до регистрации несуществующих, ложных “фигур”), что дает возможность создавать новые тексты-интерпретации.

Однако тексты-интерпретации решают задачу-минимум: знакомят реципиента с изображенным объектом. В интерпретационных текстах, стремящихся вызвать у реципиента доверие к изложенному материалу, или создать иллюзию адекватного восприятия произведения, используются описанные механизмы, как универсальные, так и факультативные: композиционная многоуровневость интерпретаций, создающая семантически глубокое, многослойное описание по типу привычного литературного текста, обращение к экстраживописному контексту, привносящему неожиданные нюансы и новые смыслы, антиципирующая роль непластических атрибутов, выразительность описательных средств – все перечисленные текстовые особенности диктуются стремлением не к точности вербального воссоздания ПИИ, а к воздействию на читателя самим вербальным текстом.

При этом задача достижения адекватности интерпретационных текстов изображенным объектам, объективно заявленная наличием самой интерпретации, снимается (как невыполнимая и нерелевантная) и заменяется задачей достижения общего эстетического эффекта от целостного, связного литературного текста, уже “отделившегося” в своем самостоятельном “печатном” (или рукописном, как в случае “наивного” текста) существовании от своего эстетического объекта и функционирующего как результат индивидуального речетворческого процесса. Здесь вступает в силу действие литературно-стилистических, коммуникативных и прочих достоинств текста. Именно степенью выраженности этих качеств текста-интерпретации, а не успешным/безуспешным созданием адекватной вербальной эстетической интерпретации определяется в значительной мере воздействие текста на читателя.

Содержание работы отражено в следующих публикациях автора:

1. Елина Е.А. Вербальные интерпретации произведений изобразительного искусства. Номинативно-коммуникативный аспект. – Волгоград; Саратов: Изд. центр. СГСЭУ, 2002. – 256 с. (16 п. л.) (монография).

(Рецензия: Дементьев В.В. Елина Е.А. Вербальные интерпретации произведений изобразительного искусства. Номинативно-коммуникативный аспект // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия “Филологические науки”, 2002. – № 1. – С. 111–113.).

2. Елина Е.А. Проблема социальных ролей и ее отражение в литературе // Философия. Метафизика. Язык. – Саратов: Изд-во Поволжского межрегионального учебного центра, 1998. – С. 82–86 (0,3 п. л.).

3. Елина Е.А. Общение как способ социализации личности // Проблемы социального управления. Вып. 1. – Саратов: СГСЭУ, 2000. – С. 8–12 (0,3 п. л.).

4. Елина Е.А. Антиципирующая роль названий произведений изобразительного искусства в искусствоведческих текстах // Язык, познание, культура на современном этапе развития общества. – Саратов: СГАП, 2001.– С.15–19 (0,3 п.л.).

5. Елина Е.А. Роль социальной установки в интерпретации изображенного объекта // Проблемы социального управления. Вып. 2. –Саратов: СГСЭУ, 2001.–С.49–53 (0,3 п.л.).

6. Елина Е.А. О многозначности вербальных интерпретаций эстетического объекта // Синергия культуры. – Саратов: СГТУ, 2002. – С. 302–308 (0,45 п. л.).

7. Елина Е.А. Функции описаний живописных объектов в литературно-художественных текстах // Бодуэновские чтения. Материалы Международной научной конференции 11-13 декабря 2001 г. – Казань: КГУ, 2002. Тезисы докладов. Т.2. – С. 162–163 (0,12 п. л.)

8. Елина Е.А. Вербальная интерпретация изображенного объекта как многоуровневая модель // Язык. Сознание. Коммуникация. Вып. 22. – М.: МАКС Пресс, 2002. – С. 15–24 (0,6 п. л.).

9. Елина Е.А. Действие эстетической синестезии в искусствоведении // Предложение и слово. – Саратов: Пединститут СГУ, 2002. – С. 102–111 (0,6 п. л.).

10. Елина Е.А. Синестетический компонент при номинациях цвета в искусствоведческих текстах // Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания. – Волгоград: “Колледж”, 2002. – С. 206–213 (0,5 п. л.).

11. Елина Е.А. Этапы декодирования эстетического сообщения и его помехи // Теория коммуникации и прикладная коммуникация. Вестник Российской коммуникативной ассоциации. Вып. 1. – Ростов-на-Дону: Российская коммуникативная ассоциация. Институт управления, бизнеса и права, 2002. – С.57–63, 18–21 (0,6 п. л.).

12. Елина Е.А. Специфика коммуникативных отношений в эстетической сфере // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск. – Самара: Издательство Самарского научного центра РАН, 2002. – С. 130–137 (0,6 п. л.).

13. Елина Е.А. Этапы восприятия изображения в его вербальной интерпретации // Язык и национальное сознание. Вып. 4. – Воронеж: Истоки, 2003. – С. 223–228 (0,4 п. л.).

14. Елина Е.А. Влияние непластических элементов картины на ее толкование // Лннгвистика. Том 9. – Екатеринбург: УрГПУ, 2003. – С.138–145. (0,5 п. л.).

15. Елина Е.А. Способы интерпретирования живописи в художественном тексте // Междисциплинарные связи при изучении литературы. – Саратов: Изд-во СГУ, 2003. С. – 235–241 (0,4 п. л.). )