“Фигурами” могут быть отдельные цветовые пятна, фрагменты линий, участки изображения, словом, все те элементы, которые в той или иной комбинации формально вычленимы, но имеют значение только в связи друг с другом и составляют целостный знак-изображение. Связанные заданными ограничениями в сочетаемости, каждая из “фигур” имеет единственно возможное место на плоскости изображения и уникальное значение для знака в целом.

Текст-изображение как знак и фигуры, его составляющие, функционируют и описываются в трех измерениях, характеризующих в семиозисе три типа бинарных отношений Ч. Морриса: отношение знаков к объектам действительности и понятиям о них – семантика (этот тип отношений можно обозначить как “знак – объект”; отношение знаков друг к другу – синтактика (“знак – знак”, но применительно к тексту-изображению правильнее было бы обозначить как “фигура – фигура”); отношение знаков к человеку, который ими пользуется (интерпретатору) – прагматика (“знак – интерпретатор”). Синтактика – внутреннее свойство текста, семантика и прагматика – внешние его аспекты.

Прагматическая сторона любого текста задана самим его социальным функционированием, иначе текст не существует как знак (А.А. Залевская, В.А. Пищальникова, В.А. Лекторский, А.А. Брудный). Синтаксические и семантические измерения периодически превалируют друг относительно друга, характеризуя различные стилистические направления в изобразительном искусстве – от натурализма до абстракционизма (Ю.К. Лекомцев, М. Шапиро, К. Леви-Стросс, Г. Гадамер, Ю.С. Степанов, Р.О. Якобсон).

Таким образом, текст-изображение, являясь знаком, имеет уникальные семиотические свойства. Накладывающаяся на данную систему вербальная семиотическая система текстов-интерпретаций рассматривается, естественно, как совершенно особенная знаковая система, построенная на конвенциональном функционировании знаков-символов. Однако обе знаковые системы, каждая из которых имеет 1) набор основных единиц – словарь; 2) правила их сочетания – грамматику (В.В. Иванов, В.Н. Топоров), сближаются друг с другом по следующим критериям: и в языковой, и в изобразительной системах основополагающей структурной единицей является материальный знак (субзнак, фигура), различна только его природа; языковая и изобразительная системы являются средствами передачи сообщения; и языковой, и изображенный объекты представляют собой систему только тогда, когда составляющие их элементы взаимодействуют, соотносятся друг с другом синтаксически: равноправно и соподчиненно (структурно и системно); и в системе языка, и в системе искусства знак связан с означаемым (предметом, денотатом), т. е. имеет значение, наполняется смыслом, что позволяет системам быть семантическими, смыслообразующими; обе системы существуют только тогда, когда находятся в парадигматическом измерении (относятся к говорящему, слушающему, смотрящему субъекту-интерпретатору; базой для построения как языковой, так и изобразительной систем является действительность в той или иной форме; языковой код, приложенный к словесному искусству, и код изобразительного искусства представляют собой особые системы, в которых на первый план выходит их самостоятельная эстетическая ценность, воспринимаемая реципиентом прежде всего.

Восприятие изобразительного искусства имеет особенности, отличающие его от восприятия живого окружающего мира с трехмерными объектами и объемлющим светом. Парадоксальность восприятия ПИИ состоит в необходимости одновременного постижения двух объектов – картины как плоской поверхности и той же картины как объекта, передающего (симулирующего) информацию о другом объекте. В первом случае речь идет о физической реальности, во втором – об объекте восприятия (Д. Гибсон, Р. Барт, С. Ватанабе).

Эта парадоксальная двойственность восприятия ПИИ, как правило, рассматривается как противоречие между трехмерным предметом и двухмерной тканью изображения, организующим перспективное видение (Г. Вельфлин, Р. Грегори, В.М. Петров, Б.В. Раушенбах). Однако нам представляется недостаточно убедительным противоречие между иллюзорной объемностью изображаемого и плоскостностью поверхности, поскольку некоторые виды изобразительного искусства лишены перспективы и не предполагают передачи объема, например, абстракционизм, новые и древние искусства (Г. Гадамер, Р. Арнхейм, А.Ф. Лосев). Следовательно, дело не в иллюзорной трехмерности изображаемого (так как это не универсальная категория), а в принципиальном несовпадении ПИИ-сцены и ПИИ-предмета, идеального и материального. При этом условность реальности, ее мнимость – важнейшее свойство восприятия ПИИ, которое накладывает определенные ограничения на передаваемое содержание, но эти ограничения приобретают видимость “естественных”, безусловных норм (Ю.М. Лотман, Т.С. Нарский, А. Лилов, Б.Р. Виппер).

Высокая степень активности восприятия ПИИ связана с эстетической реакцией на изображение, которая является целью любого ПИИ. Эстетическое наслаждение (катарсис) – завершающая психофизическая стадия эстетического восприятия – представляет собой взрыв противоположно направленных аффектов (аффектов содержания и формы), ведущий к разряду нервной энергии. Ю.М. Лотман рассматривает явление катарсиса как переключение “правополушарного” типа сознания на “левополушарное”, подтверждающее в психофизиологическом аспекте описанное Л.С. Выготским катартическое вытеснение содержания формой. Правополушарность трактуется Ю.М. Лотманом как обращение к содержательной, смысловой интерпретации – к семантичности, левополушарность – как десемантизация, возрастание семиотичности, “свободной игры” знаков. Неслучайны результаты нейролингвистических экспериментов, подтверждающие десемантизацию образа при угнетении правого полушария испытуемых и замену ими рисунка словесным обозначением – левополушарная “знаковая” функция (Н.Н. Николаенко, Г. Баумгартнер, Д. Леви, Л.В. Сахарный, Г.Г. Москальчук, К.Ф. Седов). При этом переживание жизненных ситуаций переходит в компетенцию таких семиотических структур, которые аналогичны левополушарному сознанию, теряют связь с непосредственной реальностью и воспринимаются как условные знаки, имеющие содержанием условную “как бы реальность”. Происходит резкое повышение меры условности – так наступает катартическая разрядка (Ю.М. Лотман, Л.С. Выготский, Я. Мукаржовский).

Процесс восприятия ПИИ как единый целостный акт, состоящий из нескольких соподчиненных уровней (слоев), имеет сходную структуру в различных способах его рассмотрения. Например, операциональная модель восприятия ПИИ предполагает три последовательные коммуникативные фазы: 1) предкоммуникативную (художественно-психологические установки); 2) коммуникативную (непосредственно восприятие); 3) посткоммуникативную (оценка произведения) (Е.П. Крупник). Когнитивная модель эстетического восприятия расчленяет единый процесс на отдельные чувственно-мыслительные акты: 1) психофизическое восприятие знака; 2) узнавание знака; 3) понимание его значения; 4) оценка, формирование эстетически ценностного образа (М.М. Бахтин, Р. Ингарден).

Данные структуры восприятия ПИИ должны трактоваться следующим образом: первый акт понимания ПИИ соотносится с восприятием поверхностной фактуры изображения, линий, цветов, структуры мазков (если она зрительно воспринимается), “знаков” и – таким образом – с восприятием визуального ряда на плоскости; второй акт – предметное соотнесение изображения (“семантических единиц”) с денотатом, узнавание визуального ряда – сличение его с хранящимися в памяти понятиями и представлениями (или отрицательный результат попытки такого соотнесения, когда изображение остается не узнанным, так как субъект не находит для него соответствующего денотата); третий акт восприятия ПИИ предполагает наделение визуального ряда определенным содержанием, смыслом, образностью, дающими возможность выхода на различные ассоциативные связи; четвертый акт понимания – установление определенных отношений между субъектом и ПИИ (условный “диалог”), при котором субъектом окончательно дается эстетическая оценка изображению, т.е. реализуется индивидуальное понимание визуального ряда в виде развернутой рефлективной интерпретации изображения. )