В английском и русском языках ЛФП «Продукты питания» в значительной мере анизоморфны, что обусловлено различиями в их предметных областях. При сопоставлении полей обнаруживаются лакуны (отсутствие межъязыковых соответствий: англ. hog’s pudding, curry, Scotch woodcock, etc.; рус. кисель, варенье, борщ и др.) и неполная семантическая эквивалентность многих наименований пищевых продуктов (англ. gruel ≈ рус. каша, англ. stewed fruit ≈ рус. компот и тому подобные). В основе этих полей лежат далеко не во всем совпадающие когнитивные схемы (фреймы), являющиеся фрагментами разных и притом весьма специфических культур. Коммуникант невольно использует в своем речевом мышлении привычную ему когнитивную схему из родной культуры, что приводит к коммуникативному сбою. Например, он невольно приписывает английскому слову cutlet значение русского слова котлета (поджаренная лепешка из фарша), в то время как в действительности это слово обозначает порционный ломоть мяса, часто отбивного, иногда на ребре (< франц. côtelette букв. «ребрышко») или рыбы; английскому слову soup он приписывает значение рус. суп (с большим количеством твердых ингредиентов, часто с заправкой и так далее), тогда как англичанин, употребляя слово soup, скорее всего, мысленно представляет себе протертый суп-пюре либо прозрачный бульон. Из неверной семантизации слов неродного языка проистекает их неверный выбор при построении высказываний и иногда их неверная сочетаемость (так, по-английски немыслимо сочетание, аналогичное южнорусскому диалектному насыпать борща, а по-русски никому не придет в голову составить словосочетание, аналогичное английскому to pour some soup from the kettle). Таким образом, знакомство с предметными областями лексико-фразеологических полей и точное знание семантики их единиц, свободное от интерференции родной культуры и языка, составляет необходимое условие правильного освоения неродного языка и эффективного общения на нем.

Рассмотрим особенности английского алиментарного кода. Английский алиментарный код – один из самых высокоразвитых и богатых в системе английских лингвокультурных кодов. Можно предположить, что в любой лингвокультуре этот код принадлежит к числу самых разветвленных, и в этом отношении английский и русский алиментарный коды сходны. Анализ позволяет выявить и другие общие черты сходства упомянутых кодов, обусловленные определенной общностью происхождения и культурно-исторического развития английского и русского народов, принадлежащих к одной и той же культурно-исторической и языковой семье индоевропейских народов. Эта общность определяется некоторыми схожими природно-географическими условиями жизни английского и русского народов, а следовательно – аналогией способов ведения сельского хозяйства.

Однако указанное сходство распространяется лишь до определенных пределов, за которыми начинаются значительные расхождения. Все это закономерно приводит к возникновению определенной пропорции сходства и различий алиментарных кодов. В целях выявления этой пропорции представляется целесообразным привлечь страноведческие и лингвострановедческие данные.

Основой рациона питания британцев стали злаковые культуры, мясные, молочные и рыбные продукты. Именно они осмысливались британцами как основа жизни, важнейшие условия выживания и благополучия. Это не могло не привести к мифологизации, сакрализации, символизации и поэтизации упомянутых элементов бытия. В английской лингвокультуре широко представлены образы хлеба, мяса, молока, рыбы, а также продуктов из них и разнообразных блюд с соответствующими ингредиентами. Так называемый национальный стереотип (традиционное расхожее представление об английском образе жизни, присущее другим народам) включает мнение о том, что англичане питаются преимущественно овсяной кашей, а также беконом, пудингом, мясными и овощными пирогами, и пьют ячменное пиво. Это маркеры британского образа жизни ( “Your porridge, sir” (A. Conan Doyle 1997)).

В качестве элементов алиментарного кода англичане по-прежнему применяют образы традиционных национальных пищевых продуктов. Многие из них обладают устойчивыми национально-культурными коннотациями, прочно ассоциируясь с родной культурной почвой. Это еще не символика, а лишь коннотативный ореол, служащий основой для последующей символизации. Например, в пословице Нalf a loaf is better than no bread образ хлеба символизирует практически любую ценность (материальную или духовную). При этом исходный образ, над которым надстраивается новый семантический пласт, становится той разновидностью внутренней формы знака, которая называется образной основой (Ср. англ. Фольклорно-поэтический образ John Barleycorn в обработке Р. Бернса).

Некоторые символические образы продуктов питания возникли не на английской национальной почве, а были заимствованы из библейской или античной мифологии либо из фольклора соседних стран и стали обладать международной семантикой. Выражение to sell one’s birthright for a mess of pottage (продать право первородства за чечевичную похлебку) и, соответственно, образ чечевичной похлебки являются чужими для английской лингвокультуры, однако, в силу знакомства британцев с соответствующим библейским эпизодом, он адекватно ими понимается. Выражение loaves and fishes (Новый завет) «земные блага» по своей символике совпадает с элементами английского кода, однако имеет чужеземное происхождение.

Символикой обладают не только образы самих пищевых продуктов, но и образы сопутствующих предметов – кухонной утвари, посуды и т. п. Она основана на устойчивых ассоциациях, образующих ореол образа и служащих основой для его символизации. Так, посуда из драгоценных металлов есть признак роскоши: на золоте едать, на серебре едать, золотая чаша да пустая каша, накрыть стол атлáсом, да на атлáсе хлеб с квасом; англ. Silver plates, cloth of gold, etc.

Интересно отметить, что самовар хорошо известен носителям английской культуры. Он прочно ассоциируется у них с русской культурой и является элементом национального стереотипа (расхожее представление иностранцев о русских). По свидетельству А.Кронина и С.Моэма, самовар бытует в некоторых состоятельных английских семьях в качестве экзотической диковинки (А. Кронин 1993, С. Моэм 1989). Таким образом, коннотативный ореол этого образа различается в русской и английской лингвокультурах.

Для того, чтобы межкультурное взаимопонимание было достаточно глубоким и адекватным, необходимо, чтобы кросс-культурная коммуникация носила поликодовый характер. Наряду с вербальным языком следует использовать целый ряд культурных кодов. Взаимопонимание достигается в тех случаях, когда разнокультурные коды в какой-то части совпадают друг с другом. Например, символика молока и хлеба хорошо понятна как русским, так и англичанам. При несовпадении кодов возникает коммуникативный сбой.

В Главе IV «Семиокультурный аспект описания лексико-фразеологического поля «Продукты питания» осуществлен лингвопрагматический подход к объекту исследования

Общение на темы, связанные с питанием, предполагает знакомство с особенностями этой сферы чужой культуры, включая и его семантические аспекты. Коммуникация в рамках этой сферы с семиотической точки зрения представляет собой взаимодействие вербального и культурного, а именно (алиментарного) кодов. Даже достижение минимального уровня коммуникативной достаточности требует хотя бы элементарного представления о специфике английской кухни, культуры питания и т. п. В целях достижения более высокого уровня взаимопонимания желательно стремиться к такому же объему знаний на данную тему, каким располагает носитель английского языка. Попытки обходиться одним лишь вербальным кодом в процессе общения приводят к «выхолащиванию» речи от культурного содержания. Поскольку речь не может быть семантически пустой, на место инокультурного содержания невольно подставляется его эквивалент из области родной культуры говорящего. Следует отметить, что аналогичный процесс происходит в рамках одной и той же культуры в ее диахронии (на разных синхронических срезах). Например, в процессе восприятия нашими современниками произведений русской классики прошлых веков наименованиям пищевых продуктов придаются неадекватно модернизированные значения, что приводит к явлению так называемого культурного анахронизма (смешения культурно-исторических эпох). Так, опрошенные нами русскоязычные информанты, знакомые со строками из романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин» («Не успеет //Остыть горячий жир котлет…»), единодушно интерпретировали котлеты как жареные лепешки из фарша, т.е. на современный лад, тогда как во времена Пушкина под этим словом подразумевалась отбивная из мяса на реберной косточке. Такие анахронизмы при восприятии старых текстов встречаются достаточно часто. Слово ботвинья, встречающееся в ряде рассказов В.В.Вересаева, Г.А.Успенского, романах И.А. Гончарова однозначно интерпретируются современными читателями как нечто изготовленное из ботвы (возможно, корм для скота), в действительности – это изысканное блюдо, представляющее собой вид супа или окрошки с красной рыбой. В результате в сознании репициентов возникает неадекватная картина описываемой автором действительности. Аналогом анахронизма в кросс-культурном общении служит нехватка так называемой актуальной культуры, или, в иной терминологии, культурной грамотности (англ. cultural literacy). )