Символический характер показателей эмотивности может быть проанализирован на примере рассказа Р.Пилчер “The White Birds” (К, р. 13–33). Его заглавие “Белые птицы” выступает как показатель эмотивности, значение которого эмоционально наполняется на протяжении всего текста и становится стратегически важным при его интерпретации.

Twelve white swans. She had watched them come and watched them go. Gone forever. She knew that she would never witness such a miraculous sight again.

She looked up into the empty sky. <…> Twelve white swans. She buried her hands deep in the pockets of her coat, and turned and went indoors to telephone her husband. (К, р. 33)

Встреча героини с белыми птицами в момент, когда решается вопрос о жизни и смерти её дочери, становится своеобразным предсказанием благополучного исхода. Образ двенадцати белых лебедей, соответственно, знаменует собой сбывающиеся надежды и символизирует счастливый финал рассказа. При этом происходит семантическое приращение значения эмотивно заряженного текстового компонента “white birds”, за счёт чего данная фраза ассоциируется с положительными эмоциями гипотетического читателя. Наряду с характерной для анализируемого компонента текста символичностью, ему как заглавию рассказа, в силу первоначально заданной текстовой неполноты и неоднозначности, присуща симптоматичность. Благодаря использованию параллели “белые птицы” – “счастливые события” не только происходит эмоциональное наполнение показателя эмотивности, но и раскрывается его иконичный характер. Размытость границ между симптоматичностью, иконичностью и символичностью показателей эмотивности основывается на тесной переплетённости знаков, в основе разделения которых, как указывал Р.Якобсон, лежит не наличие или отсутствие подобия или смежности между означающим или означаемым, а лишь преобладание одного из этих факторов над другими.

Указанная выше лингвосемиотическая специфика показателей эмотивности и их превалирующая соотнесённость с одним из основных типов понимания текста (семантизирующим, когнитивным и распредмечивающим), согласно типологии, предложенной Г.И.Богиным, позволили нам выделить три разновидности показателей эмотивности – сигналы эмотивности, эмотивные ситуации и эмотивные топики. Исходя из того, что при семантизирующем понимании происходит означивание единиц текста (Г.И.Богин), мы предполагаем, что воздействие на эмоциональную сферу адресата осуществляется с помощью эмоционально значимых языковых средств, использованных в тексте. Текстовые элементы, семантика которых является узусно эмоционально значимой или становится такой окказионально в результате нарушения языковых и/или речевых норм, рассматриваются нами как сигналы эмотивности (СЭ). СЭ характеризуются симптоматичностью в силу того, что служат своеобразным указанием на возможность возникновения эмоциональных реакций гипотетического читателя в ответ на узусную эмотивную заряженность текстовых элементов или на определённые отклонения в ткани текста. Идентификация сигналов эмотивности в тексте основывается на знании читателем значений единиц языковой системы и правил их употребления (знания о языке и в языке).

Для того, чтобы показать, с помощью каких языковых средств возможно воздействие на эмоциональную сферу предполагаемого читателя, обратимся к рассказу Д.К.Фишер “The Bedquilt” (AP, p. 41–47), где в качестве СЭ выступают ряд фраз, посредством которых описывается положение одинокой, уже немолодой женщины, живущей в доме своих родственников на правах приживалки.

Of all the Elwell family Aunt Mehetabel was certainly the most unimportant one. <…> The Elwells were not consciously unkind to their aunt, they were even in a vague way fond of her; but she was so insignificant a figure in their lives that she was almost invisible to them. <…> As a matter of fact she had been the same at twenty as at sixty, a mouselike little creature, too shy for anyone to notice, or to raise her eyes for a moment and wish for a life of her own. <…> Her sister-in-law, a big hearty housewife, who ruled indoors with as autocratic a sway as did her husband on the farm, was rather kind in an absent, offhand way to the shrunken little woman. (AP, p. 41)

Подчёркнутые фразы могут рассматриваться как СЭ в силу нескольких причин. Во-первых, эпитеты “insignificant”, “mouselike”, “shrunken”, “unimportant” относятся к эмотивной лексике, т.е. узусно эмоционально значимы, и отмечены отрицательной семой, которая в двух случаях усиливается интенсификаторами “the most” и “so” (знания о языке). Во вторых, все фразы, за исключением последней (the shrunken little woman), не столько идентифицируют некоторый объект текстовой действительности (в нашем случае – женщину), сколько характеризуют его (знания в языке). Лишь существительное “woman” является средством “идентифицирующего именования” (Н.Д.Арутюнова), т.к. указывает на пол и опосредованно на возраст называемого лица. Соответственно, в случае, когда уже немолодая женщина называется “незначительной фигурой” (so insignificant a figure); “маленьким, похожим на мышку созданием” (a mouselike little creature); “высохшей маленькой женщиной” (the shrunken little woman), приведенные текстовые элементы приобретают эмотивную коннотацию, стимулирующую эмоциональные реакции читателя на семантику конкретных языковых средств.

Эмоциональная значимость СЭ задаётся с помощью ресурсов языковой системы и возникает: 1) при использовании в художественном тексте эмотивных языковых средств; 2) за счёт нетрадиционности знаковых образов, представленных в тексте; а также 3) при неконвенциональном употреблении языковых знаков. В первом случае имеются в виду элементы текста, эмоциональная значимость которых определяется присущими им как языковым единицам или речевым образованиям характеристиками, не зависящими от особенностей текста, в котором эти единицы (образования) используются. Данные СЭ в работе названы узуальными. Во втором и третьем случаях к СЭ причисляются такие текстовые элементы, которые становятся эмоционально значимыми окказионально благодаря своей визуальной или семантической выделенности (визуально-акцентированные и семантически-акцентированные СЭ).

В отличие от семантизирующего понимания текста целью его когнитивного понимания является не освоение адресатом знаковой ситуации, а овладение содержанием отдельного текста и его фрагментов (Г.И.Богин). В рамках когнитивного понимания, за счёт подключения общего знания и приобретения читателем совместного с автором знания, у адресата формируется эмоциональное отношение к определённым ситуациям, представленным в тексте. Под эмотивными ситуациями (ЭС) в диссертации понимаются такие фрагменты художественного текста, которые связаны с экспликацией в тексте эмоциогенного знания о мире, а именно, с воплощением в тексте ситуаций объективной действительности, способных влиять на эмоциональную сферу читателя и формировать его эмоциональное отношение к объектам, агентам и событиям текстовой действительности. При выделении в тексте ЭС учитываются общее знание адресанта и адресата о прототипических ситуациях, сопряжённых с эмоциями человека, а также та когнитивная информация (убеждения, мнения, установки, мотивации и пр.) (см. T.A.ван Дейк, В.Кинч), которая может быть использована при обработке конкретной эмотивной ситуации. При этом ЭС выступают как эксплицитные картинно-образные, так и имплицитные (через сравнения, ассоциации, параллели, образы) характеристики объектов, агентов, событий текстовой действительности и в этом смысле отмечены иконичностью.

Для того, чтобы объяснить, каким образом экспликация в тексте эмоциогенного знания способствует формированию эмоционального отношения к объекту текстовой действительности, обратимся к рассказу Дж.Чивера “The Children” (SJC, p. 209–234). В приводимом отрывке описывается мистер Хатерли – богатый человек, руководитель фирмы и наставник главного героя рассказа.

Here and there one saw in Mr. Hatherly a touch of obsolescence. His beginnings were obscure, and, as everyone knows, he got reach to be an ambassador. In business, he was known as a harsh and unprincipled trader. He broke wind when he felt like it and relished the ruin of a competitor. He was very short – nearly a dwarf. His legs were spindly and his large belly had pulled his spine out of shape. He decorated his bald skull by combing across it a few threads of gray hair, and he wore an emerald fob on his watch chain. (SJC, p. 210) )