Материал также показывает, что неодинакова в современном городском общении на литературном языке и в традиционном деревенском общении на диалекте значимость одних и тех же компонентов ситуации общения, например пола говорящих.
Закрепленные в диалектах формы обращений и номинаций лиц позволяют утверждать, что традиционная сельская система речевого этикета отражает осознание живущих и умерших, лиц реальных и воображаемых (домовых, банных, леших и под.) в качестве единого социума, поскольку в диалектной речи существуют и специальные этикетные формы упоминания умерших (свекровушка-покойная головушка), специальные этикетные формулы и правила обращения к воображаемым существам (ср., например, обращение к банным: Хозяин и хозяюшка и малые детушки! Спасибо на баенке, на хрустальной каменке и т.д.), свидетельствующие о включенности взаимодействия с ними в общую традиционную модель общения. Собственно обрядовый (вербальный и невербальный) этнолингвистический материал подтверждает, на наш взгляд, и в значительной мере мотивирует эту особенность семантики традиционного деревенского общения на диалекте.
Таким образом, анализ накопленного к настоящему времени русской диалектологией в специальных исследованиях, словарях и картотеках огромного материала по номинации лиц в русских говорах и диалектным обращениям требует в аспекте коммуникативной диалектологии перехода с преимущественно дифференциальной, сопоставительной точки зрения на социально-коммуни-кативную, изучающую диалектные номинации лиц и обращения как фрагменты “языка социального статуса“ (В.И.Карасик) на основе разработанных в общем языкознании, социолингвистике, психолингвистике, семиотике, культурологии и, конечно, — в самой коммуникативной диалектологии теоретических понятий и методик.
При этом неизбежно дополнительное полевое обследование диалектной речи на основе специальной программы и изучение номинаций и обращений не только (и не столько) как словарных единиц, но и как компонентов функционирующей речи, текстов. Исходным пунктом такого изучения является детальное описание каждой фиксируемой ситуации общения (полный учет всех адресантов и адресатов, а также упоминаемых лиц, установление их коммуникативного и социального статуса, ролевых отношений в социальной парадигме и конкретных отношений в контексте данной ситуации (“синтагматических” ), ее общей направленности и интенций участников речевого взаимодействия. Аппелятивы и собственные имена рассматриваются во всем богатстве их форм как соотнесенные подсистемы общей системы обозначения лиц, включающей субъективные и объективные по значению формы, именование, самоименование и обращение. Этикетные явления в сфере обозначения лиц непременно сопоставляются (взаимно интерпретируются) с другими проявлениями речевого и неречевого этикета, что позволяет полнее воссоздать свойственную диалектному взаимодействию структуру семантики общения.[6]
Описание ситуаций общения включает в себя в качестве обязательного компонента установление социально типизированных коммуникативных ролей. До тех пор, пока исполнение ролей адресанта, адресата, ретранслятора, наблюдателя и подобных в принципе равно возможно для каждого члена коллектива и имеет непостоянный, временный характер, пока каждый член коллектива свободно выступает то в одной, то в другой из коммуникативных ролей и их распределение каждый раз зависит лишь от конкретных по-разному складывающихся обстоятельств, коммуникативные роли остаются ситуативными (следует оговориться, что в чистом виде подобная организация общения, конечно, едва ли существует). Однако по мере усложнения форм социальной жизни и соответственно — коммуникативных потребностей происходит автономизация отдельных сторон коммуникативных актов. Процесс создания текста может быть отделен от процесса или процессов его потребления; ретрансляция текстов, наблюдение за нормативностью коммуникативных процессов, кодирование и декодирование текстов, их хранение, толкование, комментирование и т.д. могут выделяться в самостоятельные виды коммуникативной деятельности. Автономизация затрагивает и компоненты коммуникативной роли, приводит к расщеплению коммуникативных ролей. Параллельно идет с большей или меньшей интенсивностью процесс разделения труда в коммуникативной сфере и превращения коммуникативно-ситуативных ролей в коммуникативно-социальные.[7] Часть коммуникативно-социальных ролей превращается в профессиональные.
Общение в пределах народа, страны, государства протекает в гораздо более сложных формах, чем в минимальных коммуникативных группах, диадах, хотя и сохраняет на более высоком уровне организации типологически универсальные черты коммуникативных ситуаций. Деятельность общения делается все более профессиональной, коммуникативные роли приобретают социально-профессиональный характер, создается система социальных институтов и специальных учреждений, обслуживающая коммуникацию. В работах [Гольдин 1987, 1995в] нами обосновывается идея существования наряду с различными экономическими, политическими и т.п. формами организации социума, изучаемыми историками, социологами, политологами, экономистами, и различных информационных его структур. Общению принадлежит такое важное место в человеческой жизни, что раскрытие одних только экономических, социальных, классовых структур не исчерпывает сущности общества. Каждое общество имеет и собственную коммуникативную структуру, заключающуюся в системе социальных ролей, институтов, норм, средств воплощения, передачи, хранения и обработки текстов. Одна из важнейших, но пока еще не решенных проблем коммуникативной диалектологии — определение информационной структуры социумов, обслуживаемых современной русской диалектной речью.
Изучение диалекта как средства общения в традиционной деревенской культуре предполагает в частности анализ народных наименований социально-коммуникативных ролей. Понятно, что не все роли получают в диалектной среде специальные словарные обозначения, но бытование отдельных номинаций показывает, осознание каких коммуникативных ролей наиболее актуально для носителей диалекта. Характерно, что словарь говора обычно включает специальное наименование для деревенского “оратора”, умеющего хорошо и убедительно говорить, славящегося мастерством речи, особенно публичной, и выступающего в необходимых случаях от имени односельчан (в дореволюционной России это происходило во время обычных крестьянских сходок); для деревенского острослова, балагура, хранящего в памяти, исполняющего и постоянно актуализирующего разного рода потешки, шутки, “бухтины” и подобное; для деревенских колдунов, “бабок”, “бабушек”, выступающих посредниками в общении обычных членов социума с лешими, полевыми, домовыми, а также с умершими, с которыми они “знаются”; для полупрофессиональных знатоков и исполнителей фольклорных и в их числе обрядовых текстов; для исполнителей специальных коммуникативных ролей в церемониях сговоров, свадеб, в хороводах и под.
Специальные этнографические исследования традиционных норм поведения и форм общения русских крестьян (например, работы Т.А. Бернштам, М.М. Громыко и др.) содержат значительный материал номинаций коммуникативных ролей диалектного общения, однако он отличается неполнотой системных характеристик и нуждается в сопоставлении с данными собственно лингвистического изучения. Осуществление программы такого изучения — одна из задач коммуникативной лингвистики.
III. Образ ситуации в диалектной речи. Будучи, безусловно, лингвистической дисциплиной, коммуникативная диалектология исследует речевые проявления коммуникативной специфики диалектного общения. Эвристические достоинства такого подхода исследованы автором на материале отражения “ситуации-темы” в диалектной речи [Гольдин 1993, 1995, 1995а].
Различаем ситуацию как некое положение вещей, то есть множество явлений, соотносимых между собой в один момент времени, и события как явления, следующие во времени одно за другим. Например, на вопрос о том, как проходило когда-то венчание, следует ответ:
(1) ну как / налой тут такой стоит / там батюшка / нас поставил вот сюды / жениха в эту сторону / невесту в эту / ну и около налоя водят / поют // (с. Лема Вологодск. обл.) )