и много других. Также вошли клишированные выражения сленгового характера: Watch it! Snit yourself! You heard! Fair enough! D’you mind? Relax! Let’s face it! I give up! A bit dodgy, That’s right, It’s as simple as that, What seems to be the matter? See what I mean? I learnt over backwards; Don’t do yourself an injury; When it comes to the crunch; I didn’t quite catch; I couldn’t agree more; He got the message; Leave it with me! и много других.

В главе 5 в пьесе Сью Таунзенд “Королева и Я” исследуется речь четырех поколений Королевской семьи. “Словарь” двух главных леди в государстве, самых старших представительниц, с одной стороны, содержит уже выделенные нами ранее особенности, с другой — отражает процесс проникновения в речь даже самых консервативных людей Англии слов и словосочетаний, относящихся к non -U words and phrases (“I wouldn’t know”= I don’t know; glasses вм. spectacles). Речь Принцессы Дианы, героини пьесы, отражает процесс демократизации литературного английского, заимствование черт Estuary English, называемого Коглом “усредненным, компромиссным” вариантом между RP и кокни, диалектом Лондона. Estuary English – это результат глубоких социальных перемен и процессов, происходящих в Англии, который устраивает как тех, кто находится на одном конце социального континиума – кокни, усмотревших для себя в новой разновидности возможность социального роста и мобильности, так и носителей RP, находящихся на другом, противоположном, конце, и увидевших в нем средство, с помощью которого они могли бы стать ближе к народу. В связи с этим дается характеристика Estuary English. Пьеса выявляет также процесс десемантизации большинства усилителей, которые раньше создавали переоценку – awfully uncomfortable, dreadfully sorry, terribly sorry, etc.; использование молодыми людьми высших классов, а также для престижности и людьми профессиональных кругов неопределенного местоимения “one” в значении “я”, “мы”, что рассматривается самими англичанами как аффектация; легкое отношение к ругательным словам, которые используются очень часто и без особого смысла; а также постоянную игру словами и двусмысленность, построенную на столкновении прямого и переносного значений слов и отражающую очень тонкий и изящный юмор англичанина.

В заключении делаются следующие выводы:

1. Язык английской аристократии на протяжении многих веков (с момента формирования английского стандартного) ассоциируется с “лучшим” английским. Язык Двора и приближенных к нему исторически приобрел статус “лучшего” и “правильного”. Объяснение этому дает тот факт, что процессы стандартизации языка (об этом пишет Р.Лэсс) всегда проходили с участием высших классов Англии, которые свое исключительное положение в обществе стремились закрепить и “лучшим” английским.

2. Английская аристократия, между тем, всегда культивировала “тонкости” и “нюансы” в использовании литературного английского, которые маркировали ее “вверх” и выступали в роли семиотических знаков, указывающих на ее исключительное, привилегированное социальное положение.

3. Уникальная образовательная система (обучение в самых престижных университетах – Оксфорда и Кембриджа), построенная на обучении классическим языкам, математике, литературе и истории, отражается и в речи аристократии, изобилующей цитатами и аллюзиями на классическую и современную литературу. Ссылка на художественное произведение была своего рода кодом для “своих”, который служил передаче новой информации тем, кто понимал его. В ХХ веке наблюдается значительное сокращение ссылок и аллюзий на произведения художественной литературы и увеличение объема социально-исторической информации.

4. Уникальная система образования в Англии для представителя высшего класса включала в себя тур по Европе, имевший своей целью отшлифовать манеры молодого джентльмена и подготовить его к “высокому” положению в обществе, для которого он был предназначен. Он получал такую подготовку во Франции. Из французских салонов пришла мода на образованность женщин, правила и нормы поведения английской аристократии, но, вместе с тем, Англия отличалась более традиционным, консервативным и религиозным характером, привносимым средним классом, который постоянно вливался в высший класс, если имел деньги, талант, манеры и умел вызвать к себе интерес.

Знание французского всегда было неотъемлемой частью общих знаний аристократа. И хотя французским владеют профессиональные средние классы, аристократию можно отличить по количеству французских слов и выражений, которым она пользуется в речи. Как тонко подметил Теккерей в “Ярмарке Тщеславия”, слишком хорошее знание французского или чрезмерное его употребление в речи является проявлением неаристократического происхождения говорящего.

Другие иностранные языки могут использоваться аристократами, но это происходит, как правило, очень редко и с определенной целью.

5. Французский язык – язык Двора – привнес определенную долю формализма в речь представителя высшего класса.

6. Склонность аристократии использовать абстрактные существительные можно рассматривать как привитую самой системой образования способность абстрактно мыслить и проявление неослабевающего интереса к вопросам морали и нравов, претерпевавших на протяжении всего рассматриваемого периода, особенно XIX века, существенные изменения.

С другой стороны, вероятно, можно говорить и об особом жаргоне высшего класса, который всегда существовал в форме абстрактности, уклончивости и замысловатости высказываний (этот вид жаргона выделяется Говардом относительно современной речи высших классов, он процветает, по его наблюдениям, среди государственных служащих, членов Парламента и мн.др.).

7. Свойством речи настоящего джентльмена является недооценка, которую Анн Лорэн называет своеобразным правилом проявления сдержанности и выдержки. Недооценка была в равной степени свойственна речи молодого и старшего поколения в конце XVIII – начале XIX века, в ХХ веке она в большей степени стала отличать речь старшего поколения и представителей мужского пола. В произведениях Фенни Берни недооценка выражается лексическими, синтаксическими средствами, а также поведенческой реакцией на ситуацию. В произведениях позднего времени – лексическими средствами (наречиями и двойным отрицанием), значительно реже синтаксическими.

8. Переоценка – противоположное недооценке явление, при котором происходит преувеличение, раздувание ситуации, положения вещей, оценки людей и т.д. В XIX веке она наблюдается в речи молодого и старшего поколения и выражается как метафорическим использованием глаголов, существительных, прилагательных, так и наречием-усилителем ( extremely, exceedingly, excessively, truly, perfectly, completely) + прилагательное . С конца XIX века переоценка становится более характерной для молодежи и женской речи, отличающейся особой эмоциональностью и восторженностью.

9. Недооценка, создающая эффект недоговаривания, явного сдерживания эмоций, а переоценка – преувеличения того, что на самом деле не стоит внимания, раздувания “из мухи слона”, – это проявление двух основных черт характера англичанина – сдержанности и выдержанности, твердости характера, воспитанного public schools, и внешней эмоциональности и восторженности представительниц высшего класса, которую скорее следует рассматривать как аффектацию.

10. Стремление аристократии блистать в обществе, быть оригинальной и неординарной, а в некоторых случаях и непонятной для “не своих”, привело к введению в “словарь” сленга и жаргонных слов и фраз, которые менялись вместе с меняющейся модой. Все же следует отметить, что в литературе XIX века сленг встречается в очень небольшом количестве, с конца XIX века его объем увеличивается и характеризует в основном мужскую речь.

11. Романы Джейн Остин вскрывают “механизм” создания светского жаргона – его источником являлась художественная литература. Особо модные писатели и произведения становились главным предметом для обсуждения в светском обществе. Наиболее понравившиеся отрывки заучивались наизусть и цитировались настолько часто и в определенном контексте, что становились жаргонными, понятными только принадлежащим этому кругу лицам. )