Сохранение всех комических и эксцентрических моментов содержания невозможно без изящества игры слов, точнее, игры с английским языком, без манипулирования глагольными послелогами и фонетического сходства разных слов, необычным обыгрыванием значений слов. Опираясь на это, можно сделать вывод, что при переводе поэзии и прозы С. Миллигана не может быть стандартных решений, при которых не учитывается конкретный контекст, его индивидуальные особенности и цель перевода. Также следует выделить постоянную необходимость отступать от дословной точности при переводе в целях сохранения авторского стиля.

В процессе анализа двух вариантов перевода «Гарри Поттера и Тайной комнаты» М. Литвиновой и М. Спивак, можно было заметить, что у каждого из переводчиков были творческие удачи и недоработки, переводы отличаются друг от друга по стилю. Несмотря на некоторые погрешности и отдельные попытки «улучшить» оригинал перевод М. Литвиновой выгодно отличается меньшим количеством русифицированных выражений, приближенностью к языку и стилю К.Дж. Роулинг, большей продуманностью в переводе говорящих имен, особым подходом в переводе реалий. В ее переводе сохраняется элемент сказочности и таинственности, свойственный при чтении классических сказок. Ряд переводческих ошибок заключается в пренебрежении имплицитной информацией, в результате чего становится невозможным верное понимание намерений автора и, следовательно, адекватное понимание и восприятие читателем художественного текста.

Перевод М. Спивак содержит массу стилистических, смысловых и даже языковых ошибок. Ее перевод изобилует современным молодежным сленгом и просторечиями, несвойственными нормативной литературной речи, что снижает качество перевода, внося элементы узнавания определенных прослоек современного российского общества и этим делая его похожим на пародию. Следование современной русской речевой моде в переводе М. Спивак привело к стилистическим шероховатостям и, в некоторых случаях, к потере национального британского колорита и характера. Несмотря на большое количество недостатков и ошибок, эпизодическое «улучшение» авторского текста, излишнюю, а иногда и неправильную интерпретацию и оценки, в переводе М. Спивак есть оригинальные и интересные решения, не расходящиеся с авторским содержанием и замыслом. Но необоснованная русификация текста перевода создает, на наш взгляд, нежелательные барьеры в межкультурной коммуникации, ставя под сомнение саму возможность понимания реалий и культуры иноязычного народа. Приведем пример.

На уроках травологии учащиеся часто посещают теплицу, где растут диковинные растения. Пребывание в этом месте требует внимания и осторожности, растения могут вести себя непредсказуемо.

She gave a sharp slap to a spiky, dark red plant as she spoke, making it draw in the long feelers that had been inching sneakily over her shoulder (p.73).

Говоря это, профессор довольно сильно шлепнула темно-красное колючее растение, тянувшее исподтишка к ее плечу длинный щуп, - щуп мгновенно убрался (пер.М.Литвиновой, с.133).

При этих словах она звонко шлепнула ползучее, темно-красное растение по щупальцам, которые воровато ползли ей за плечи, и те отпрянули (пер. М. Спивак).

Рассмотрим варианты перевода. В оригинале упоминается наличие колючек или шипов у растения (a spiky, dark red plant). В переводе у М. Спивак растение из колючего по неизвестным причинам превращается в ползучее. Предположим, что это потребовалось, чтобы красиво перевести gave a sharp slap как звонко шлепнула, ведь колючее растение невозможно шлепнуть звонко, не уколовшись и не причинив себе боль. Но введение в контекст слова ползучее привело к первой в этом примере речевой ошибке, а именно к тавтологии: шлепнула ползучее, темно-красное растение по щупальцам, которые воровато ползли ей за плечи. М. Литвинова безболезненно для всего отрывка перевела словосочетание gave a sharp slap как довольно сильно шлепнула. Неудачен, на наш взгляд, выбор слова воровато для перевода sneakily в данном контексте, М. Литвинова подобрала ему эквивалент исподтишка, который идеально характеризует движение растения.

И еще одна погрешность перевода М. Спивак в этом примере. Она переводит отрывокmaking it draw in the long feelers that had been inching sneakily over her shoulder как шлепнула ползучее, темно-красное растение по щупальцам, которые воровато ползли ей за плечи, и те отпрянули. М. Спивак перевела shoulder (плечо) множественным числом, в результате чего возникло двойственное понимание: то ли плечи отпрянули, потому что к ним ползли щупальца, то ли щупальца отпрянули, потому что по ним шлепнули. Подобные ошибки (явные стилистические и смысловые ошибки в художественном произведении, не замеченные автором) М. Горький предложил называть условным термином «авторская глухота» [Квятковский 2000, 11]. В данном случае перед нами явление амфиболии – неясность выражения, возникающая в результате ряда причин стилистического порядка. Двусмысленность данного предложения вызвана структурной неясностью в построении предложения.

Перевод реалий представляет собой существенную проблему в переводном произведении. При выборе языковых средств той или иной реалии возможно сознательное или бессознательное искажение коммуникативного намерения автора и привнесение в произведение идей, принадлежащих исключительно переводчику, т.е. формирование коммуникативного намерения переводчика, отличного от оригинала.

Выбор в зависимости от характера текста переводчики должны делать с учетом жанровых особенностей. При переводе реалий наблюдается две тенденции: сохранение реалии и ее расшифровка. В переводе реалий иногда используется транслитерация, однако, она не дает никакой информации о значении реалии без приблизительного перевода или объяснения. В детской повести следовало бы максимально воздерживаться от транскрипции/транслитерации или, вводя в текст чужую реалию, тут же пояснять ее; в приключенческом романе или сказке транскрипция или транслитерация могут оказаться хорошим решением, так как сохраняют элемент экзотики, таинственности, присущие этим жанрам.

Говорящие имена и фамилии в детской, в том числе и переводной литературе сразу выводят героев на чистую воду. Трудно ожидать что-то хорошее от героев с именами Грозный Глаз Грюм или Северус Снегг, кота Живоглота или крысы Коросты. Поэтому стоит обратить внимание на перевод определенных собственных имен, так как в нем уже заметна принципиальная установка переводчиков.

Упоминающаяся только раз фамилия Mortlake (основа: mort – смертный, смертельный; жестокий, беспощадный; разг.- скучнейший, lake – озеро.) переводится М.Литвиновой Прудсмерт, а М. Спивак – Мертвоморрис. Информации об этом герое нет, но, скорее всего, его фамилия «говорит» о его возможном проживании на территории с определенным водоемом. Заметим, что перевод М. Спивак оригинальнее перевода М. Литвиновой, так как во-первых, в английском языке действительно существует фамилия Моррис, а во-вторых, слова море и Моррис имеют схожее звучание, что создает необычную и забавную трактовку: в оригинале lake обозначает озеро, водоем, в переводе М. Спивак Моррис косвенно напоминает море, (требуемый по смыслу водоем). Неожиданное комбинирование русского слова мертвый и английской фамилии Моррис создает дополнительный комический эффект

Перевод говорящих имен ставит сложные проблемы перед переводчиком. Несомненно, что если автор дает своим героям говорящие имена, то это должно соответствующе отражаться в переводе. И, следовательно, их перевод не возможен без настойчивых творческих поисков.

Каждая глава заканчивается выводами. Заключение подводит итоги исследования и намечает перспективы дальнейшего анализа художественного текста в свете межкультурной коммуникации, в частности диссертация и ее методы могут быть использованы в исследованиях языка и стиля английской и любой другой национальной детской литературы.

Основные положения диссертации апробированы в докладах на международных и межвузовских конференциях профессорско-препо­давательского состава Воронежского государственного и Воронежского государственного педагогического университетов (1999-2004 гг.) и отражены в следующих опубликованных работах: )