Данная метафора в рамках мифологической парадигмы могла развить значение «линия судьбы», то, чего нельзя миновать, рок. Существительное рок, восходит к праславянскому *rokъ – «срок», развившему в разных славянских языках значения «судьба» (рус.), «год» (укр.), «срок, рок, предзнаменование» (словен.) и т.п. Еще в древнерусском данное существительное проявляло полисемию: «срок, год, возраст, правило, судьба». Все эти значения оказываются соотносимыми с понятийным комплексом «Жизнь человека» - «Время жизни» и могут быть репрезентированы через концепт «Судьба».

Мифологизация комплекса «Вода» - «Судьба», в свою очередь, обусловила восприятие воды сквозь призму представлений о судьбе, вследствие чего воде приписывается способность пророчествовать, откуда дошедшие до наших дней обряды, связанные с гидромантией (ср. также: волхв – «предсказатель» - и гидроним Волхов), что позволяет предположить взаимное родство слов вода, вести, ведать (*vod-/*ved-/ *ved-). Традиционно существительное вода связывают с др.-инд. uda, odman – «поток». В то же время семантически поток связан с направленным движением – «то, что ведет». Таким образом, в славянских корнях вод-а (отглагольное образование) и вод-ить можно усмотреть факт разошедшейся полисемии, где лексема вода (по нашему мнению, буквально - «ведущая») репрезентировала вторичное - метафорическое - значение, что хорошо коррелирует с образом моря как пути и с выражением концептуальной связи «Вода» - «Судьба».

Исходя из существования в русской МКМ концептуальных соответствий «Вода» - «Судьба», «Вода» - «Знание», мы усматриваем этимологическое родство лексем река (др.-рус. рѣка) - реку («говорю») – рокотать (ср.: рокот воды) - рок (с учетом возможных корневых чередований ѣ–е-о) и полагаем, что широко распространенная этимология, согласно которой слово река родственно таким образованиям, как Рейн и подоб., плохо согласуется с наличием в славянском корне рѣк- взрывного -к-, которое здесь является исконным.

В этом отношении представляет интерес родственный глагол рекотать «громко хохотать», соотносимый с распространенными в восточнославянской гидронимике названиями Рекотка (Смол. обл.), Ректа, Рехта (бывш. Могилев., Смол., Архангельск. губ.) и Нерехта (Тверск., Костромск., Владимир.). Данные гидронимы выявляют семантическое основание «рекочущая, т.е. рокочущая, шумная река» (Ректа, Рекотка) или - с отрицанием – «тихая река» (Нерехта), репрезентирующее понятийную связь «река» - «речь», где обе лексемы представляют собой производные от одного глагола. Равным образом, праславянское *ruk- (ср. рус. ручей) сравнивают с рычать. Ассоциативно звук движущейся воды мог восприниматься носителем мифологического сознания как речь, ср. метафорические говорливая река, рев воды, шепот вод. Соответственно, слово река может быть этимологизировано как «издающая звуки» > «говорящая», откуда общность семантического комплекса «река – речь», описывающего эти два феномена: уста как источник речи и устье реки; губа – «рот» и губа – «бухта, небольшой залив»; а также южнорус. и укр. гирло (гiрло) – «устье, горловина, дельта (реки)». Здесь мы разделяем мнение Д.Н. Шмелева, заметившего, что, когда какие-то значения квалифицируются в словарях как «переносные», это свидетельствует о том, что они воспринимаются в связи с какими-то другими значениями, то есть являются деривационно «связанными».

В целом, наличие указанных концептуальных соответствий свидетельствует о тщательной разработанности и широкой мифологизации концепта «Вода» в восточнославянской, а затем и русской картине мира, его антропоцентричности и включении в концептуальное поле «Вода» обширного корпуса концептов и мифоконцептов, что позволяет рассматривать концептуализацию воды как базовую, вбирающую в себя основные моменты бытия.

Менее разработанным в русской языковой картине мира является кластер «Астронимы» [Cм.: Русский семантический словарь, Т.1]. В русском языке имеется крайне мало исконных астронимов и близких к астронимам слов: звезда, Луна, светило, созвездие, Солнце, месяц, полумесяц, Млечный путь. В то же время все они в диахронии соотносятся с мифологической картиной мира.

При этом образы дневного и ночного светил являются одними из самых частотных художественных символов. Так, по нашим подсчетам, в текстах народных песен из собрания П.В. Киреевского [1983], слово солнце употреблено 64 раза, слово месяц – 21 раз, луна – 3 раза (низкая частотность последней номинанты имеет экстралингвистическое обоснование). Фольклорная символика наиболее полно отразила творческую общность восточнославянских народов вплоть до употребления однотипных символов: луна, ночь – «печаль»; солнце, день – «радость».

Поскольку миф описывался системой основных содержательных двоичных противопоставлений (бинарных оппозиций), дуалистический принцип символического противопоставления реализовывался чаще всего в персонифицированных членах оппозиций. Одной из таких оппозиций является противопоставление «солнце - луна (месяц)», вскрывающее напластования разных эпох - от самых архаических до новейшего времени. Противопоставление «солнце - луна» в символическом значении эквивалентно концептуальным оппозициям «День» - «Ночь», «Свет» - «Тьма», «Тепло» - «Холод», в конечном итоге «Жизнь» - «Смерть». Наличие данных символических соответствий получило закрепление на собственно языковом уровне. Так, слово день (и.-е. корень *dei- с суффиксальным расширением *-n-) этимологически связывается с лит. degti - «гореть» (огонь, как известно, является одним из дериватов солнца); др.-инд. ni-dagha - «лето, жара» - соотносится только со светлой частью суток, о чем свидетельствует этимологическое родство заря (как время «прозрения») - зрение, зоркий, в то время как лексема вечер может быть реконструирована как производная от веко, ср. лит. vókas – «веко», apvakti – «скрывать», voka – «крышка»; лтш. vāks – «крышка», отсюда закат солнца, вечер – это время, когда «закрывается солнечный глаз» (ср. закатить глаза).

Влияние солнца на жизнь и хозяйство земледельцев обусловило ведущее значение солнечных богов и годовых празднеств, связанных с определенными «состояниями» Солнца, в связи с чем персонификация солнца выступала под разными именами (обилие названий для одной реалии в разных ее проявлениях - свидетельство ее концептуальной значимости).

Так, Сварог (от *svarъ – «ссора», «распря», «брань», «свара» от о.-слав. *svariti) характеризовал солнце как верховного грозного владыку Вселенной и огня. Дажьбог (Даждьбог) - дающий бог (ср. с архетипической семантикой слова бог), солнечный бог жатвы, закрывающий землю на зиму и открывающий ее весной. Солярный теоним Авсень (Овсень, Баусень, Таусень, Усень) – персонификация возрождающегося зимнего солнца, - по нашему мнению, на уровне символа сближается с Волосом/ Велесом – покровителем домашних животных (коров, лошадей). Наряду с Перуном, Волос относился к высшему уровню славянской мифологии [Иванов, Топоров 1995]. День божества приходился на 24 февраля по новому стилю, одной из его ипостасей является конь. При этом и.-е. корень *ekuo-s - «лошадь» - непосредственно соотносится с и.-е. корнем *ag-/*eg- - «огонь» [Маковский 1998: 171], свидетельствуя наличие символического соответствия солнце – конь – огонь, исходя из которого, допускаем возможность семантической общности мифономинант Усень и Волос (ср.: рус. усы и о.-слав. *vǫsъ (>ǫsъ) – «волосы», «шерсть», «борода», где архетипическая полисемия отражает недифференцированность «человеческого» и «животного» в системе древнейших представлений славян) и прототипичности формы Усень по сравнению с Авсень.

Следующий период годового солнечного цикла соотносился в русской МКМ с Ярилой (родственно ярый, яркий) – богом весеннего яркого солнца, утреннего света, пробуждающейся природы. Согласно историческим данным, культ Ярилы сохраняется у русских вплоть до новейших времен. Так, нижегородцы чтили Ярилу до второй половины XIX века, отождествляя его с Иоанном Крестителем (ср. нижегородские топонимы: пос. Ярило (существовал до поглощения его Нижним Новгородом), Ярилова/Ярилина Гора, Ярилово/Ярилино Поле). )