В результате лексикализации мифа возникла особая терминологическая система - мифологическая лексика. Элементом данной терминологической системы является мифолексема (или мифоним) – лексическая единица, обозначающая мифическое существо, объект и т.п. Иначе такие единицы называют «лексическими фантомами» (Б.Ю. Норман), полагая, что в их значении отсутствует денотативный компонент, поскольку существует слово, но нет предмета, явления, которые оно обозначает, с чем мы не можем согласиться.
В этом отношении мы разделяем мнение И.А. Стернина, полагающего, что мифонимы имеют денотативную системную отнесенность, так как в их значении есть набор признаков, которые «надо искать» в объектах реальной действительности [Стернин 1979: 38]. Более того, если отойти от традиционного понимания денотата, то, разделяя позиции когнитивистов, следует признать, что денотат есть та сущность, которая соотносит «смысл» и референт; денотат - это не объект из мира «Действительное», он представляет типовые признаки обозначаемых объектов, основанные на знании о свойствах этих объектов (действительных или вымышленных) [Телия 1996].
Подавляющее количество мифолексем содержат в своем сигнификате сему «существо», причем в большинстве случаев – «человекоподобное существо», из них большая часть эксплицирует (посредством грамматической соотнесенности) гендерные отношения (мужчина – женщина), что следует рассматривать как проявление антропоморфизма в системе архаичных представлений об окружающей действительности. В результате большинство мифологических номинаций представляют собой субстантивы: существительные или субстантивированные прилагательные. В отношении последних не вызывает сомнения наличие отмеченной А. Вежбицкой тенденции к расширению интенсионала и сокращению экстенсионала, при этом в отличие от существительных такие прилагательные продолжают нести в себе компонент «свойство», развивая дополнительную сему «лицо».
В то же время, если в языке в целом субстантивации подвергаются прежде всего качественные прилагательные, достаточно редко субстантивируются относительные и почти никогда - притяжательные (поскольку в своем происхождении они уже субстантивы, ср. сохранение именных форм в парадигме притяжательных адъективов), в области мифономинант мы наблюдаем иную картину. По нашим наблюдениям, большинство мифолексем-субстантивированных прилагательных являются притяжательными: леший, полевой, дворовой, домовой, так как репрезентируют закрепленность того или иного мифологического персонажа за определенным локусом. Происхождение таких номинаций связано с опущением табуированного имени и конденсацией семантики в устойчивом определителе. Подобно существительным, такие образования развивают категорию одушевленности (увидеть водяного) и приобретают способность определяться (злой, страшный, бородатый водяной).
Структурно мифономинанты могут представлять собой однословные наименования и более сложные конструкции, однако превалируют, несомненно, мифологические номинации, представляющие собой монолексемные образования (леший, кикимора), более сложные структуры, в частности бинары (Змей Горыныч, Баба Яга), немногочисленны. При этом мифолексемам свойственна вариативность и дублетность (Кощей и Кощей Бессмертный; шиш, шишок, шишимор и т.п.), что обусловлено прежде всего устной формой их бытования, функционированием в определенных диалектных зонах.
Характерной особенностью мифологической лексики является ее экспрессивность. В силу того, что лексика, отражающая мифологические представления, связана с эмоционально-образным восприятием, она предрасположена к метафорическому употреблению. При этом семантическим ядром, способным к развитию переносных, метафорических, значений оказываются периферийные признаки, составляющие коннотативный компонент значения слова: характеризуя основные, или исходные, значения, коннотации материализуются в переносных значениях, метафорах, сравнениях [Апресян 1995: 163]. В.И. Шаховский отмечает, что анализ эмотивных употреблений мифолексем в речи показывает, что в настоящее время многие из них уже никак не связаны с первичным денотатом [1986: 80]. Между тем особенности современной коннотации могут косвенно указывать на образное основание номинации, установление которого напрямую связано с определением семантического архетипа мифонима.
В целом мифолексеме присущи все черты фольклорного произведения: по преимуществу устный характер бытования, анонимность, традиционность (форма и содержание мифолексемы мало зависят от общественной эволюции); связь с обрядом (позволяющая ряду исследователей говорить о ритуальном происхождении языка); прецедентный характер мифологем, проявляющийся в повторяемости мифологических мотивов, образов, сюжетов; концептуальная соотнесенность (мифолексемы вербализуют соответствующие мифоконцепты); образность; экспрессивность на уровне вторичных номинаций (метафоризаций); вариантность формы и – реже – компонентов семантики, обусловленная устной формой бытования мифолексем. При этом мифолексема выступает не только как феномен устно-поэтической культуры, но и как результат самого процесса познания действительности.
Таким образом, мифологическая лексика – это особый семантический тип имен. Мифолексемы представляют собой достаточно устойчивый (в том числе – семантически) пласт лексики, о чем свидетельствует их частотность и постоянная воспроизводимость в пределах конкретного жанра. Данные номинации относятся к сфере так называемой безэквивалентной лексики, поскольку их значение сформировалось на конкретной культурно-исторической почве. Мифолексемы можно рассматривать как слова-символы, семантика которых - на уровне прототипа (семантического архетипа) - включает образное основание, выявляющее особенности культурной коннотации.
Следовательно, одним из основных средств изучения механизма мифологического осмысления бытия является реконструкция процесса номинации, генетически связанной с мифологическим типом культуры.
Характерной особенностью мифологического типа культуры являлось то, что окружающая действительность, отражаясь в языковой семантике, зачастую приобретала символическую интерпретацию. Символизм как принцип отражения реальности в символах, то есть условных единицах, знаках, составлял основу ментальности носителя мифологического сознания, вследствие этого «мифологический символизм» не есть терминологическая репрезентация точки зрения современного исследователя - это своего рода «методологическая база» МКМ.
Символическую нагрузку несли не только мифонимы, но и вполне обыденные слова, исходя из чего в ходе реконструкции МКМ невозможно ограничиться исключительно рассмотрением мифолексем. Слова-реалионимы, репрезентирующие ту часть наивной картины мира, которая может быть определена как обыденная, на понятийном уровне могли быть связаны с признаками, характерными чертами мифологических персонажей либо отражали в мифологическом ключе явления действительности. Эта информация, как правило, выражена имплицитно и поддается восстановлению только посредством реконструкции.
Поскольку возникновение в языке единиц символического характера было обусловлено развитием мифологического сознания, вскрытие механизмов порождения символического значения позволяет с достаточной точностью реконструировать мифологический образ, лежащий в основе номинации. При этом символ указывает не на референт, а на образ, репрезентируемый референтом (квазиденотат).
Устанавливая параллелизм объектов реальной и/или иллюзорной действительности, мифологическое сознание базировалось на гносеологической операции сравнения (и в этом оно не отличается от материалистического - различия проявляются лишь в выборе агентов сравнения), что, в свою очередь, обусловило метафоризацию языка. В этом ключе метафора предстает не в качестве тропа, фигуры речи, но является средством осуществления языком когнитивной функции (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, М.В. Никитина, В.В. Петрова, Н.А. Туранина, В.К. Харченко, Д.Н. Шмелев и др.), при этом в языковой метафорике могут имплицитно присутствовать мифологические символы как особая эмблематика мифа. Мифологизированная метафора транспонирует образ, сформировавшийся посредством восприятия и ментального отражения объекта одного класса, на объект, характеризующийся иной кластерной принадлежностью. В результате последнему присваиваются «чужие» признаки, которые входят «в отношение конъюнкции с остальными свойствами денотата» [Арутюнова 1999: 369]. Следовательно, метафора произрастает на пересечении концептуальных полей. )