Гендерно маркированные приоритеты писательниц прослеживаются и в составе тематической группировки идеологем человек в целом (11,5%), где наиболее многочисленными являются идеологемы женщина, девушка (5,9%), тогда как концептуальные референты мужчина, юноша насчитывают 2,7%, ребёнок – 1,8%, люди – 1,1% всех идеологем. Обращает на себя внимание выраженный интерес писательниц к таким “гендерно нейтральным” аспектам бытия, как неживая природа (7,4%), феномены природы (6,6%) и живая природа (5,15%).

Идеологемы, являющиеся воплощением типично “мужских” интересов макромира, оказались значительно менее представленными в исследуемых рассказах: абстрактно-философские аспекты жизни (3,7%) и смерти (1,7%), интеллектуальная сфера психики (3,5%), архитектурные сооружения (3,3%), профессионально-духовная деятельность (2,7%), проявления волевой сферы психики (0,7%), единицы пространства (0,6%).

Аналогичные тенденции наблюдаются и в количественно-качественном составе дескрипторов идеологем, ведущей чертой которых является доминирование типично “женских” асоциаций при образном осмыслении писательницами действительности. Так, значительной частотностью и детализированностью выделяются названия “женских” объектов повседневного быта из сферы “микромира”: предметы одежды – пальто, плащ, убранство, накидка, шаль, шляпа, шарф, нижнее бельё (overcoat, cloak, garment, mantle, shawl, hat, scarf, underwear), постельные принадлежности – одеяло, диванная подушка, гамак, колыбель, простыни, подушка (blanket, cushion, hammock, cradle, bed sheets, pillow), элементы домашнего интерьера и средства ведення домашнего хозяйства – занавески, кастрюли, рукомойник, стирка, мыло (curtains, pans, sink, laundry, soap), реалии кухни: куча теста (mound of dough), картошка-жюльен (juliene potatoes), сироп (syrup), чёрствый хлеб (stale bread). Встречаются и названия украшений, интерес к которым считается чисто женским: бусы, самоцветы, пряжки, шкатулка, ленты (beads, band of gems, buckles, jeweler’s box, ribbon ends). К типично “женским” дескрипторам домашней сферы относятся названия и особенности разных тканей – объектов традиционно женского интереса: текстура, мешковина, плюш, шёлк, шерсть, бархат, золотая ткань (texture, sacking, plush, silk, wool, velvet, cloth of gold), а также тканных изделий и связанных с ними понятий: саван, покрывало, завеса, клубок, моток, ковёр, узор в горошек (shroud, coverlet, veil, skein, clot, carpet, polka dots). Референты тропов часто представляются писательницам сотканными, спряденными или связанными. Встречаются и названия типично женских рукоделий: предсмертные движения человека сравниваются с вязанием (knitting), шевеление насекомых в траве ассоциируется с вышиванием (embroidery).

Явной гендерной маркированностью характеризуется использование авторами женского физиологического опыта для образного отображения отдельных моментов бытия. Так, невостребованность некоторых человеческих качеств ассоциируется с овуляцией, происходящей регулярно, независимо от потребности в ней: the surge of protection was just a part of her sex – as natural, and as useless, as the ova that had ripened and decayed for these six years in her body (Sh.A.Grau, 93). В другом примере встречаем сравнение весенней земли с кормящей матерью, грудь которой переполнена молоком – a mother whose breasts overflow (C.Ozick, 196).

В процессе анализа дескрипторов идеологем было найдено дополнительное подтверждение значительного интереса писательниц к живой, а также неживой природе и феноменам природы. При этом часть дескрипторов идеологем, принадлежащих к тематической группе “объекты природы” (12,1%), оказалась несколько большей, чем количество дескрипторов тематической группы “феномены природы” (9,2%), что может указывать на склонность авторов анализированных текстов отмечать в окружающем мире скорее черты стабильности, чем изменение и динамику (ср. тезис Н.В.Бардиной о “мужской напряжённой энергии и женской постоянной устойчивости”).

Понятия, связанные со стереотипно мужской деятельностью, хотя и не очень многочисленные, представлены довольно разнообразно, что можно рассматривать как свидельство постепенного стирания чётких граней между гендерными ролями.

Нарратемы интенциональности как показатели особенностей коммуникативного стиля авторов исследуемых текстов анализируются с позиций количественной представленности, тематической специфики и особенностей языкового оформления комментариев-обобщений.

Ведущей коммуникативной стратегией, прослеживающейся в комментариях-обобщениях, выступает тенденция интимизации речи как художественного приёма, создающего впечатление дружеского общения автора с читателем (А.В.Королёва). Эффекту интимизации речи способствует, прежде всего, довольно ограниченное количество обобщений (18 прим.), что можно рассматривать как признак нежелания писательниц навязывать читателю своё мнение. Во-вторых, интимное звучания создаётся в проанализированных комментариях за счёт их “приземлённой” тематики, доминирования обобщений личностного плана (72,3%), посвящённых проблемам взаимопонимания, отношениям между мужчиной и женщиной, взаимоотношениям людей в целом, а также женским эротическим фантазиям. Обобщения более “глобального” плана насчитывают 5 примеров – 27,7%. В-третьих, рассмотренные обобщенния характеризуются специфическим языковым оформлением, а именно: использованием личных местоимений 1-го лица (I, we, our), придающих личностное звучание высказанной мысли; наличием выражений смягчения высказывания (perhaps, it seems, maybe) и актуализацией различных способов иносказания как способа избежать категоричности оценок.

Например: This was disgrace, this was beggary. But what harm is in that, we say to ourselves at such moments, what harm in anything, the worse the better, as we ride the cold wave of greed, of greedy assent. A stranger’s hand, or root vegetables or humble kitchen tools that people tell jokes about; the world is tumbling with innocent seeming objects ready to declare themselves, slippery and obliging (A.Munro, 2191). Суть этого туманного философствования становится понятной в контексте сюжета рассказа, согласно которому девочка-подросток, путешествуя без сопровождения взрослых в поезде, получает первый сексуальний опыт: её тело всю дорогу под прикрытием газеты гладит довольно пристойного вида попутчик. Девочка терпит его прикосновения не столько из-за страха и стыдливости, сколько из любопытства, а позже и в силу приятности ощущений. Таким образом, опорным в данном отрывке является словосочетание “рука незнакомца” (a stranger’s hand), приобретающее ситуативное значение “средство получения сексуального наслаждения”. Контекстуальными синонимами этого выражения выступают в отрывке словосочетания “root vegetables” (корнеплоды), “humble kitchen tools” (обычные кухонные инструменты). Главная же мысль состоит в том, что нет ничего предосудительного в использовании женщинами доступных им средств сексуального наслаждения. Эффект интимизированной речи создается за счёт достаточно личностной проблемы, которой посвящено обобщение (женские эротические фантазии), а также благодаря использованию личного инклюзивного местоимения мы (we say; as we ride).

Главным моментом для выделения нарратем фокализации выступает положение о размежевании внутренней фокализации, привязанной к определённому персонажу, и внешней фокализации, ассоциируемой с повествователем как субъектом рассказывания, находящимся вне фабульного пространства (М.Баль, Ж.Женет, Ш.Риммон-Кенан, С.Фляйшман). При этом фокализация может оставаться неизменной на протяжении всего текста (устойчивая) или же распределяться между несколькими фокализаторами (вариативная) Изменение фокализатора может быть чисто внутренним – от одного персонажа к другому, хотя чаще оно проявляется в переходе от внешней перспективы повествователя к внутренней позиции персонажа/персонажей. Наличие того или иного фокализатора маркируется в тексте при помощи определённых ценностных шкал относительно презентации событий, а изменение фокализации сигнализируется языковыми средствами. )