Поли, так же как и отец, в анализируемой ситуации с ним говорит на диалекте, но употребляет при этом современные формы диалекта. Оба образуют перфект без приставки ge-: hast denkt (более старая форма, употребляемая Пичем), hab dacht (более поздняя и современная форма, которой отдаёт предпочтение Полли). Эти формы в литературном стандарте звучат – hast (habe) gedacht. Полли ещё употребляет hat brummt (в литературном стандарте – hat gebrummt).

PEACH Wenns stimmt, Polle, hast dir was denkt dabei?

POLLE Geh! Genug hab ich dacht! Daß mir der Kopf schon brummt hat!

PEACHE Und was? Was dachtest du? (S. 150).

Во время разговора о возможном замужестве дочери автором противопоставлены два варианта перфекта. Подключившаяся к разговору мать Полли Пичи употребляет претерит dachte, близкий по звучанию к причастию II, употреблённому дочерью. В данной ситуации правильным было бы употребление перфекта (вопрос в диалогической речи). Эта словоформа выдаёт желание матери говорить почти «одинаково» с дочерью, вызвать её расположение, она допускает при этом даже нарушение правил грамматики. Создание психологического комфорта в данном контексте для матери важнее, чем её стремление к лингвистической корректности.

Примечательно, что Полли в позднем разговоре со своим любимым Мэкки, употребляющим, как её отец, более старую диалектную форму, сама «подстраивается» под речь любимого мужчины, перенимая его способ образования перфекта.

POLLE Hast Flipper gespielt?

MECKI Ja, und denkt.

POLLE Was hastn denkt?

MECKI Politisch hab ich denkt (S. 156-157).

Полли демонстрирует «языковую солидарность» с обожаемым человеком, выбирая далёкие от литературных языковые формы.

К языковой компетенции относится и метакомпетенция.

Персонажи драм переходят на литературный язык в силу вынужденных обстоятельств. В пьесе современного баварского драматурга Х. Хильрайнер «Bloβ koon Schnaps» («Только никакого шнапса») одна из главных героинь Врони уверена, что семья выиграла в лотерею, поэтому она пытается найти для дочери более удачную, чем у них была ранее, партию для замужества. Она звонит графу, давшему брачное объявление, а трубку берёт его мать.

VRONI: … Hallo, wer is dro. Ja, grüaβ Gott, da is die Moser-Bäuerin von Einertshofen. Wia moanas. Ach so – sie verstehen mich nicht. (hält die Sprechmuschel zu). Mei is des schwierig, wenn oana koa Deutsch versteht. (spricht wieder). Ich bin die Frau Moser. Ich hab eine Tochter für den Herrn Grafen (S. 21).

Врони по привычке говорит на диалекте, но мать графа её не понимает. Закрыв трубку рукой, Врони (госпожа Мозер) замечает, что сложно общаться с теми, кто не понимает немецкий. (Для Врони немецкий – это её диалект). Затем она переходит на литературный язык с разговорным оттенком, говорит небольшими по объёму предложениями, представляется и излагает обстоятельства дела.

Анализ языковых разновидностей в аспекте изоморфизма позволил выявить и конкретизировать ранее не описанные функции диалекта (особенно в ситуативно-акциональной и психической сферах): приспособление под воздействием чужой речи, передача независимого речевого поведения, устранение непонимания, обозначение состояния алкогольного и наркотического опьянения. Для изображения упомянутого состояния более естественным является диалект. Авторы прибегают всё же в некоторых случаях к литературному языку, они передают заторможенность героев, заикание и бессвязность речи, сопровождающие это состояние, лексическими, синтаксическими средствами литературного языка. С одной стороны, как нам представляется, драматурги иногда отказываются от диалекта во избежание натурализма, с другой стороны, они ищут и находят для передачи упомянутого состояния альтернативные изобразительные средства литературного языка. Функция обозначения состояния алкогольного опьянения расширяется драматургами XX столетия в связи с необходимостью изображения наркотического опьянения, отображая изменившуюся действительность.

С диахронической точки зрения, следует отметить, что передача коммуникативной некомпетентности при помощи диалекта и литературного языка обнаружена нами лишь на материале драм XX столетия. Драматурги XIX столетия не используют литературный язык в данной функции, для этих целей у них служит лишь диалект. В XIX веке ещё сохраняется благоговейно-уважительное отношение к литературному языку, который (на тот период) относительно недавно сложился как искусственная норма. Некоторое расширение стилистических функций литературного языка в художественной коммуникации на литературно обработанном диалекте в XX веке свидетельствует о новом, изменившемся отношении членов языкового коллектива в реальной коммуникации к литературному языку, употребление которого по прошествии двух веков становится обычным явлением.

Функция устранения непонимания при помощи диалекта характерна также лишь для современных диалектно отмеченных драм, что отражает, несомненно, современные тенденции укрепления социального статуса диалекта. В настоящее время диалект никто не пытается искоренить, как это пытались сделать ревнители литературного языка в XIX столетии. Данная естественная, с точки зрения реального современного узуса, функция диалекта получила отображение в художественной коммуникации XX века.

Изучение взаимодействия диалекта и литературного языка в аспекте изоморфизма позволяет прийти к выводу, что литературный язык активно вторгается в изображение психической сферы – в эмоциональную область, исконно принадлежавшую ранее диалекту, то есть литературный язык продолжает расширять радиус своего действия. Этот вывод вытекает также из анализа драм современных авторов. Не случайно в реальной языковой действительности педагоги забили тревогу, видя чрезмерные старания учащихся во всех ситуациях применять литературный язык. Учителя словесности вновь учат учащихся в эмоциональных ситуациях прибегать к диалекту – естественной языковой форме, а не к «сухому» литературному языку. Экспансию литературного языка в эмоциональную сферу мы связываем с общим влиянием художественной литературы на стандартном языке, в которой эмоциональность выражается только при помощи литературного языка. Средства для выражения эмоциональности, получившие достаточно хорошую разработку в художественной литературе на стандартном немецком языке, находят широкое применение и в диалектных драмах.

Анализ аспекта изоморфизма позволяет выделить функции диалектных и литературных элементов, которые в диалектно отмеченных драмах становятся равноценными и приближаются к современной оценке форм существования языка в реальной коммуникации. Мы солидарны с А.И.Домашневым, отмечавшим общие черты между драматургическим и обычным, живым языком. Учёный подчёркивал, что на сценическую речь как бы накладывается вся структура национальной речи, отражающая синхронную или историческую реальность общения (Домашнев, 1986: 259).

Диалект как язык художественной литературы в двадцатом столетии вновь начинает использоваться как средство создания трагического и трагикомического эффекта (у Ф.Кусца) в противовес эксплуатируемой столетиями функции создания комического эффекта. Эта тенденция связана с укрепившимся статусом диалекта и характерна, прежде всего, для южнонемецких авторов. Использование баварского искусственного диалекта в новой народной драме (драмы Ф.К. Крёца являют собой ярчайший пример) эстетически разнообразно и отличается от преимущественно стереотипно применяемого (а именно: в функции создания комического эффекта) нижненемецкого на севере Германии.

В немецкоязычных драмах особенно наглядно проявляются метакоммуникативные функции диалекта и литературного языка. В драме Ф.К. Крёца «Agnes Bernauer» («Агнесс Бернауэр») обращается внимание читателей на баварски отмеченные слова, обозначающие транспортные средства. Херма разговаривает с Агнесс о политике, поясняя свои мысли на простых примерах. )