В более поздних работах диалогический текст представлен как «самодостаточная» вербальная организация, характеризующаяся не только собственно речевыми и стилистическими признаками, но и присущими только ей структурными чертами – особыми правилами построения реплик, своеобразными способами номинации, собственными функциональными параметрами [Трофимов, 1964; Арутюнова, 1970; Балаян, 1971; Васильева, 1976; ван Дейк, 1978; Йотов, 1979; Сятковский, 1984; Литвак, 1987; Богушевич, 1988 и др.].

В последнее время стали разрабатываться целостные и разносторонние психолингвистические и социолингвистические модели диалога, созданные в русле интердисциплинарных исследований. Причиной их возникновения послужило глубокое понимание того, что полное исследование диалога невозможно осуществить, не учитывая социально-психологический аспект. Так, в частности, социологический подход к изучению наиболее нейтрального вида диалога – бытового разговора – реализовался в таком направлении американской лингвистики, как конверсационный анализ, в котором разговор рассматривается, в первую очередь, не как языковое явление, а как социальное взаимодействие, регулируемое определенными договоренностями между членами общества [Sacks, Schegloff, Jefferson, 1974; Drew, Heritage, 1992; Ушакова, Павлова, 2000 и др.].

Несмотря на то, что идея членимости текста на отдельные коммуникативно замкнутые единицы является общепризнанным постулатом теории диалога, критерии выделения диалогических единиц до сих пор служат предметом споров. Так, выделяются следующие минимальные единицы, организующие дискурс: диалогическое единство [Шведова, 1956], речевой акт [Серль, 1986; Остин, 1987; Вандервекен, 1986; Почепцов, 1986; Богданов, 1990 и др.], речевое действие [Леонтьев, 1970; Изаренков, 1979; Комина, 1984; Reiss, 1985; Werlen, 1989; House, 1990; Баранов, Крейдлин, 1992 и др.].

Анализ диалогического текста только с семантической точки зрения представляется неполным и неадекватным, поскольку он не может объяснять многих особенностей диалога. Адекватное и исчерпывающее описание диалогического текста возможно, в конечном счете, только на основе привлечения его прагматического анализа [Austin, 1962; Searle, 1975; Beck, 1980; Ballmer, Brennenstuhl, 1981; Kreckel, 1981; Clark, Carlson, 1982; Partridge, 1982; Weigand, 1989; Почепцов, 1986; Романов, 1988 и др.]. Важную роль в прагматическом анализе диалогического дискурса, дополняющем семантический анализ, играет концепт диалогической модальности. С одной стороны, диалогическая модальность включает оценку содержания пропозитивного высказывания с точки зрения его истинности, адекватности действительности, условий реализуемости и т.д., что покрывается общим термином «эпистемическая модальность», с другой - субъективная модальность содержит акциональное отношение коммуниканта к действительности, реализуемое посредством деонтических - директивных, комиссивных и других речевых актов (акциональная модальность).

Прагматическое направление в изучении дискурса открыло новые горизонты для его комплексного исследования и показало, что смыслообразующие измерения диалога можно плодотворно изучать только при понимании его коммуникативной стратегии, которая имеет свою мотивационную базу, средства реализации иллокутивных интенций и достижения перлокутивного эффекта. Коммуникативная стратегия может быть направлена как на разжигание конфронтации, так и на достижение согласия даже в ситуациях, которые являются в значительной мере конфликтными. Средства смягчения конфликтов приводят к консенсусной коммуникации, которая является заветной целью во всякой коммуникации. Учитывая значимость консенсусной коммуникации, мы ниже дадим обзор доступной нам лингвистической литературы по концепту согласия / несогласия.

Одной из особенностей высказываний согласия/несогласия является то, что они всегда являются реактивными репликами на инициальную речевую либо неречевую ситуацию. Важность «вторых реплик» в диалоге показывает Н.Д.Арутюнова [1990: 176]: «Вторые реплики очень существенны не только как факт коммуникации, они имеют ряд важных последствий для развития логико-грамматических категорий языка, а также для формирования риторических фигур в поэтической речи». Практически к любому сообщению можно присоединить апеллирующий к истинностной оценке вопрос: «Не так ли?», «Не правда ли?». Апелляция к истинности в них постепенно переходит в апелляцию к согласию или даже одобрению.

Проблематике согласия/несогласия на материале английского языка посвящен ряд работ [Щедрина, 1984; Баскова, 1992; Восканян, 1986; Розанова, 1994; Терихов, 1995 и др.]. В диссертации Т.П.Щедриной [1984] исследуется функционально-семантическое поле «согласия» в английском языке с ономасиологической позиции. В работе предпринимается попытка выявить языковые категории представления концепта «согласие», основной признак которого определен как «положительное волеизъявление на предложение». На основе анализа двучленных диалогических единств выделяются пять микроконцептов согласия: разрешение, повиновение, договоренность, признание истины и сходство точек зрения.

В диссертации М.Е.Басковой [1992] исследуются интеракциональные свойства высказываний несогласия с позиций прагмалингвистики, а именно, теории речевого общения. Несогласие определяется как проявление интенции неприятия речевого действия адресата и относится к иллокутивно «опасным», но одновременно необходимым для успешного общения речевым актам.

Определением места речевых актов согласия/несогласия в общей системе речевых актов занималась Г.Р. Восканян [1986]. Она относит речевой акт согласия/ несогласия сделать что-либок комиссивам и подразделяет согласие на 1) объективированное (вынужденное), появляющееся в ответ на а) распоряжение, б) повеление, в) официальную просьбу, и 2) субъективированное (добровольное), идущее в ответ на а) бытовое требование/повеление, б) просьбу, в) мольбу. Показателем субъективного характера данного контекста коммуникации считается возможность выражения отказа. С.А.Терихов [1995] при анализе места конфронтационных речевых актов в классификации речевых актов также относит их к комиссивам, использующимся для неприятия точки зрения партнера по коммуникации или для отказа совершить то, что выражено в пропозиции речевого акта.

Л.Г.Розанова [1994] при рассмотрении лексико-фразеологических средств выражения согласия/несогласия в научных дискуссиях проводит следующую градацию согласия: частичное выражение согласия; на пути к согласию; допущение согласия; согласие-договоренность; согласие с позицией автора; полное согласие.

Высказывания со значением согласия/несогласия широко исследуются на материале русского языка [Булыгина, Шмелев, 1997; Озаровский, 1976; Поройкова, 1976; Михальчук, 1989; Ахадов, 1992; Свиридова, 1994; Галактионова, 1995; Баделина, 1997; Михайлова, 1999; Лукин, 2003 и др.]. На материале немецкого, французского и других западноевропейских языков, а также в сопоставительно-типологическом ракурсе исследования высказываний со значением согласия/несогласия представлены единичными работами [Сотникова, 1986; Хмелюк, Серова, 1996; Морозова, 2000].

Во второй главе проводится парадигматическое и синтагматическое описание лексико-семантического строения глагола agree и особенностей его функционирования в диалогических текстах драматургии и прозы. Глагол agree функционирует как реактивное средство или реагент эпистемических/ алетических и директивных актов, представленных инициальными высказываниями. Иначе говоря, персонаж может согласиться либо с мнением партнера по коммуникации, либо с просьбой, предложением, советом и набором других директивных актов, которые предполагают равноправное общение или, по крайней мере, общение с учетом мнения реактивного лица.

1. Эпистемические микродиалогические единства

Речевые акты со значением мнения, суждения, предположения, мнения-предположения в большинстве случаев не выражены соответствующими эпистемическими / алетическими средствами, к которым традиционно относятся эпистемические глаголы английского языка (think, believe, suppose и др.), эпистемические наречия, как сильные (certainly, of course, sure, surely и др.), так и слабые (maybe, perhaps, possibly и др.). Мы устанавливали значения эпистемических высказываний на основе привлечения широкого контекста, а также оценочной лексики пейоративного / мелиоративного характера. )