Понятие семантической структуры, определяемой как иерархически организо­ванная, исторически сложившаяся и в то же время динамическая микросистема, объединяющая значения, связанные между собой отношениями произ­водности, является чрезвычайно важным для решения проблем, связанных с исследованием семантики полисемантов. Подобная структура, состоящая из взаимосвязанных элементов, является удобным средством упрощения исследуемого объекта.

Однако, анализ исследований показывает, что при семасиологическом подходе семантическая структура слова часто представляет собой чисто теоретическую схему, построенную на перечне значений, зафиксированных в тексте. Подобные структурно-семантические модели слова отражают содержание единицы на уровне языка и речи, при этом специфика репрезентации на уровне языка и речи, как правило, остается без внимания. Не учитываются особенности обыденного познания, связанные со спецификой восприятия, а также опыт и знания индивидуального познающего сознания. Использование подобных схем не учитывает того, что актуализируются значения в условиях режима реального времени и пространства, в жестких условиях коммуникативного цейтнота.

Следует подчеркнуть, что в рамках второго направления общим для современных теорий анализа является вопрос о количестве выделяемых семантических компонентов в составе значений и основания их отождествления.

В лингвистической литературе последних лет доминирует точка зрения, согласно которой в ходе поиска реальных единиц хранения информации о словах в памяти, т. е. на уровне лексической системы, в дефиниции должно быть отражено максимальное число компонентов плана содержания языковой единицы [Кузнецов, 1985; Стернин, 1985 и др]. Помимо референциальных сведений о лексической единице в дефиниции помещаются коннотативные, прагматические, коммуникативные семы (это связано с общим стремлением к обогащению лексикографического описания за счет компонентов, которые ранее отражались слабо и несистематично). С одной стороны, такая установка является достаточно плодотворной, так как, действительно, план содержания вмещает больше, чем это представлено в словарных толкованиях. Например, в работе А. Вежбицкой приводится наиболее полное описание денотативных значений некоторых слов с целью установления их различий. Максимально полные описания таких слов, как cup, mug, glass и т. п. занимают по 2-3 страницы, достигая «гигантских размеров» [Wierzbicka, 1985: 33-37]. С другой стороны, при всей явной избыточности таких дефиниций убедительным контрдоводом может послужить «любое указание на какой-нибудь упущенный признак» [Архипов, 1998: 15-19]. Кроме того, исследователи отмечают сложность и субъективность подобных семантических описаний.

Последователи идеи минимальных словарей пытаются ограничить количество компонентов путем редукции значения и использования в толкованиях минимального числа признаков-примитивов, не допускающих дальнейшее членение. Подобные исследования так же, как известно, проводятся А. Вежбицкой [Вежбицкая, 1985, 1996].

Учитывая такое свойство языка, как экономия, а также гештальтный характер единиц долговременной памяти [Лакофф, 1981; Степанов, 1998 и др.] можно предположить, что единицы на уровне системы языка хранятся в ментальном лексиконе человека не в форме развернутых словарных дефиниций, а в более «компактном» виде.

Исследования подобной «семантической компактности» привели к появлению гипотез в области определения содержательного ядра, как на уровне отдельного значения, так и на уровне многозначного слова (предполагающие выявление семантической общности внутри полисеманта). Подобные исследования должны предполагать сужение семантических компонентов до минимально необходимых – устойчивых, центральных. При этом значение должно быть максимально узнаваемым, а возможная субъективность полученных результатов вполне допустима.

В работах А. А. Потебни указывается, что содержательному ядру («ближайшему значению») должны быть присущи «народность» и единичность входящего в семантическое ядро признака. «Формальное понятие» С. Д. Кацнельсона должно быть общеизвестно для всего языкового коллектива. В других работах в качестве содержательного ядра значения выступает «семантический примитив» (А. Вежбицкая), «интенсионал» (М. В. Никитин), «дифференциальная сема» (В. Г. Гак) и др. В целом, этих авторов объединяет подход к значению слова как к единству, комплексный характер которого отражает специфику процесса мыслительного гештальтного отражения действительности.

Поиски содержательного ядра многозначного слова начинались с установления «общего значения» слова, понимаемого по-разному. По мнению ряда лингвистов [Шмелев, 1973; Новиков, 1982; Палмер, 1982], поиск общего значения многозначного слова, т. е. смыслового ядра, которое, присутствуя в значении каждого из его вариантов, остается их неизменной основой, является одной из самых трудных задач.

Так, предпринимая попытку определить общее значение слова cвинья В. А. Звегинцев указывает, что в нем несомненно наличествует понятие о животном, но когда это слово соотносится с другим классом предметов, т. е. с человеком, то это понятие не изменяется. Называя человека свиньей, «мы как бы указываем, что этот человек обладает качествами свиньи» [Звегинцев, 1957: 158].

Понимание общего значения в таком виде вызывало возражение у С. Д. Кацнельсона, полагавшего, что когда понятие о животном переносится на человека, возникают две взаимоисключающие друг друга ситуации: 1) само понятие при этом не изменяется, неряхи и подлые люди подводятся под единое понятие «свиньи»; 2) понятие существенно отличается от прежнего, так как оно применяется в этом случае к разным классам предметов. Между тем, по мнению автора, непосредственной связи между двумя переносными значениями («грязный, неопрятный человек» и «грубый, низменный человек») и первым значением, связанным с физическими признаками данного животного в полном объеме нет [Кацнельсон, 1986: 41-42]. Таким образом, С. Д. Кацнельсон указывает на два возможных способа «добывания» «общего значения»: в отождествлении его с главным значением и в конструировании нового понятия, охватывающего разные классы предметов, чего-то вроде «человеко-свиньи», и наделяемого чертами и признаками «как свиней, так и неопрятных и непорядочных людей». Автор считает, что оба приема неадекватны, так как «с их помощью учиняется произвольная расправа над реальным многообразием актуальных значений» [Кацнельсон, 1986: 42].

Эта дискуссия свидетельствует о том, что «общее значение» постулируется как не совсем четко очерченное явление: отсутствует общепринятое приемлемое определение и не выделен набор составляющих его компонентов. Одни исследователи приравнивают общее значение к первому значению (Р. А. Будагов, Р. Якобсон), другие называют его абстрактной схемой, теоретическим построением (Е. Курилович, К. Бальдингер, Л. А. Новиков), третьи в качестве общего значения принимают ядерный семантический признак (В. А. Звегинцев, Д. Н. Шмелев, Э. В. Кузнецова). Это обусловлено тем, что не было четко определенных критериев и механизмов выделения общего значения. Вследствие недостаточности проанализированных данных остается неясным, насколько это явление универсально, характерно ли оно действительно для всех или большинства многозначных слов. Кроме того, авторы «не учитывали возможность понимания актуальных значений как состояний сознания, независимых друг от друга и служащих лишь отправным пунктом для вывода последующих ассоциаций на основе одного или нескольких признаков» [Архипов, 2003: 46-56], т. е., очевидно, общее значение предполагает более высокий уровень абстракции, отвлечения от конкретных признаков, характерных для отдельных значений.

Однако, интерес к поиску содержательного ядра многозначного слова не ослабевает и в наши дни. Семантическую общность значений полисемантов называют «семантическим центром» [Беляевская, 1987], «центральным» или «ядерным значением» [Степанов, 1966; Палмер, 1982], но чаще «инвариантом» [Апресян, 1995; Лещева, 1996; Перцов, 2001; Уфимцева, 2002 и др.]. По мнению авторов, игнорирование содержательного ядра в исследовании многозначности слов и сосредоточенность на локальных значениях приводят к затемнению реальной языковой картины мира. Постулирование обобщенных значений у грамматических форм так же находит приверженцев (Е.В. Падучева, В. Г. Гак, и др.). При этом, авторы отмечают, что отсутствие обобщенного грамматического значения привело бы к чрезмерной перегрузке памяти говорящего. )