Характерен как для Библии, так и для житийной литературы мотив «моленного» чада. Старик Багров также трепетно ожидает рождения внука, продолжателя рода Шимона. Он не забывает заказать молебен о здравии невестки, а главное – связывает надежды на рождение мальчика с выполнением обета. Таким образом, еще до появления на свет Багрова–внука определяются его имя и судьба. Рождение мальчика – счастливое чудо, правда, не имеющее у Аксакова ничего ирреального, земное в своей основе, но в то же время трогательный акт Божественного промысла. Начало «Детских годов Багрова-внука» ознаменовано чудесным исцелением ребенка, которое пробуждает ото сна его душу. Выросший в мире взрослых, практически лишенный общества сверстников, мальчик не по годам серьезен. Непременным элементом жития также является упоминание о необычности детства святого; он избегает шумных игр, углубляется в чтение душеспасительных книг, подготавливая себя таким образом к будущему подвигу. Конечно, авторы библейских и агиографических текстов не пытались проследить эволюцию души ребёнка, детство лишь начальная ступень на пути восхождения подвижника к Божественной истине. Аксаков же пристально всматривается в процесс становления личности. Как библейские пророки и герои-подвижники, ребенок подвержен «испытаниям на прочность», определяющим и формирующим его нравственные ориентиры.

Наряду с «тёплой объективностью» (И.С. Аксаков) изображения русской действительности критики отмечали умение С.Т. Аксакова постичь внутренний мир персонажей, ввести читателей в область психологии, «не лишая свой предмет жизни и души» (В.С. Аксакова). Между Багровым-внуком и Николенькой Иртеньевым немало точек соприкосновения, хотя в целом эти персонажи различны по своему мировоззрению и стилю жизни. В произведениях обоих писателей повествование ведётся от первого лица, оба мальчика воспитываются в атмосфере барского довольства и уюта. Каждому из них уготовано «золотое детство», но вместе с тем жизнь детей далека от безмятежной идиллии. Сознание Серёжи и Николеньки очень скоро начинают будоражить вопросы, на которые родные им люди не могут дать ответы. В силу разности возраста (Николеньке исполнилось одиннадцать лет, Серёжу же мы видим на протяжении временного промежутка от младенчества до девяти лет), дети не могут одинаково воспринимать мир. Николенька подвергает суровому анализу не только поступки окружающих его людей, но и собственные мысли и чувства, маленький Багров по своему интеллектуальному складу более созерцателен. Сфера интересов Серёжи связана с миром природы, Николенька – обращён к людям. Разумеется, это различие в мировосприятии детей нельзя свести только к возрастным дефинициям. Существенное воздействие на «конструкцию» характеров данных персонажей оказывают и мировоззренческие позиции самих авторов: Аксакову не были присущи те напряженные философские и моральные искания, которые переполняли душу «молодого Толстого». Мир семьи в автобиографических повестях С.Т. Аксакова – это не просто изображение частного быта. Семейная жизнь становится фактором культурного бытия русского общества, наглядно демонстрируя неразрывность его этических и эстетических начал. Семейный идеал, по мнению писателя, заключается в диалектическом соединении естественной, природной жизни деревни с образованностью и просвещённостью, привнесёнными в патриархальный быт культурой города.

Во многом следуя традициям русской классики в изображении детства, Н.Г. Гарин-Михайловский вместе с тем отступает от сложившихся форм автобиографического жанра. Писатель стремился не воспроизвести в художественной форме свою биографию, а через частное передать то общее, что характерно не только для судьбы целого поколения, но и для становления ребёнка вообще. Автора «Детства Тёмы» волновала проблема взаимоотношения взрослых и детей как в рамках семейного круга, так и в масштабах всего общества. Ничем не могут быть оправданы нравственные страдания или физическая гибель ребёнка. Когда отец не является образцом нравственности для своих домочадцев, тогда жизнь превращается в сплошную полосу страха и непередаваемых словами душевных мук. В незаконченном наброске, получившем название «Заяц» (1910), Н.Г. Гарин-Михайловский воссоздаёт историю несчастного ребёнка, мужественно несущего свой крест. Жизнь маленького Пети – неизбывное страдание. Его отец, пристрастившийся к алкоголю, держит в страхе близких. Писатель пытается воссоздать всю гамму чувств, охвативших маленького героя рассказа. С одной стороны – Петя ещё ребёнок, он дерётся с уличным мальчишкой, гоняет на крыше голубей, с другой – он, по сути, лишён детства. Никто: ни окружающие люди, ни само государство – не в состоянии что-то изменить в жизни несчастного страдальца.

Более того, подчас именно общественная мораль не позволяет маленьким героям повестей и рассказов Гарина-Михайловского обрести счастье. Сурово и беспристрастно относится мир взрослых к незаконнорождённым мальчикам и девочкам. Их жизнь – беспрестанная цепочка унижений. Именно такова история мальчика по имени Дим («Дворец Дима»). Мечта о всеобщем братстве и взаимной любви рождается в его душе, но возвышенное, горнее настроение ребёнка разрушает сама действительность. Библейская идиллия оказывается недостижима в мире, где царят социальные предрассудки, где люди руководствуются лживой моралью, а не Божьими заповедями. Конфликт мира взрослых и детей, как и в первой автобиографической повести Гарина-Михайловского, постепенно перерастает в конфликт внутренний: Дим не может понять, как уживаются в подлунном мире «буква закона» и заповеданные Христом истины, повелевающие людям, дабы войти в Царство Господнее, быть подобными детям. Близка по сюжету к «Дворцу Дима» и одна из сказок, написанных Гариным-Михайловским для детей – «Волшебница Ашам». Отсутствие доверия к маленькому человеку, бездоказательное признание его виновным перед миром взрослых, нежелание вдуматься и понять мотивы поведения ребёнка присущи не только сказочной тёте. Подобное Кривое Зеркало встречается достаточно часто и в реальной жизни, стоит только вспомнить историю поступления Тёмы Карташёва в гимназию. «Перевёрнутый» мир сказки, подчёркнут изменёнными именами (Маша – Ашам, Людмила – Алимдюль), именно в инобытии, а не в реальном мире ребёнок обретает самого себя.

Отрицательно относясь к идее нравственного самоусовершенствования, Н.Г. Гарин-Михайловский возлагал большие надежды на апелляцию к общественному мнению, на помощь государства в деле заботы о детях. Может ли пресловутая теория «малых дел» (стремление Тёмы и его матери помочь Абрумке и осиротевшей семье учителя Бориса Борисовича; организация бесплатных столовых и оказание адресной помощи нуждающимся детям в очерке «Наташа» и др.), претворению которой в жизнь и сам писатель отдал немало сил, что-то изменить? Вновь и вновь Гарин-Михайловский будет стараться обратить внимание мира взрослых на идеальность детской природы, изначально не ведающей зла. Сказки, написанные им и адресованные маленьким читателям, демонстрируют великую «силу детства», преодолевающую разобщённость между людьми, национальную рознь, неправду и скорбь.

Н.Г. Гарин-Михайловский не даст конкретного рецепта всеобщего благополучия, но нельзя не заметить одну закономерность, присутствующую всем его произведениям. Персонажи-дети, независимо от возраста, характера, условий жизни, являют собой лучшую часть человечества, не испорченную влиянием среды и знаменующую собой идеальную модель будущего. «Сила детства» оказывается действеннее жестоких реалий мира взрослых.

Глава II. Авторское сознание и способы его выражения в автобиографических повестях о детстве второй половины Х1Х века.

Развитие человеческой культуры неразрывно связано с формированием в ней личностного начала. Освобождаясь от власти рода, корпорации, сословия, от классового угнетения, человек постепенно обретал свободу. Данному процессу соответствовали и различные формы познания художественной литературой внутреннего «Я» индивида – от житий и летописей с их строгой регламентацией формы и содержания до автобиографических повестей, позволяющих диалектически сочетать реальность и вымысел. На становление автобиографического жанра оказали влияние различного рода жизнеописания, позволившие сначала увидеть человека как бы со стороны. Истоки биографической традиции как факта культуры восходят к IV–V вв. до н. э., к периоду классической древнегреческой культуры. Родоначальником европейских биографов считается Аристоксен Тарентейский – автор «Жизнеописаний мужей» (Пифагора, Архита, Платона). Он первый сделал предметом биографического повествования реальное лицо, а основой сюжета – жизнь персонажа от момента его рождения до смерти. Вершиной же античного биографизма является Плутарх, чьи «Параллельные жизнеописания» на протяжении многих столетий считались образцом классического письма. Принципиальным новаторством Плутарха явилось введение в повествование «морально-психологического этюда» (С.С. Аверинцев), что придавало биографиям дидактическую направленность. Следующий в хронологическом порядке тип жизнеописания – средневековое житие. Новаторство агиографического жанра заключалось в том, что житие не просто повествовало о жизни, но акцентировало смысловую связанность хронологических этапов, их ценностную иерархичность. Постепенно строгие жанровые каноны стали разрушаться. В литературе, особенно житийной, раскрывающей внутреннюю жизнь одного человека, всё большее внимание уделяется эмоциональной сфере, психологии человека. В начале XVII века появляется первая светская биография, где описывается жизнь Ульянии Осоргиной. В XVII веке создаётся «Житие протопопа Аввакума» – первое самостоятельное произведение автобиографического жанра. )