Антропоцентрический подход в лингвистике и семантике внес некоторую сумятицу относительно толкования, казалось бы, устоявшихся терминов, таких как “значение”, “понятие”, “смысл” [Залевская 2000; Леонтьев Д.А. 1996]. Рассматривая значение слова как достояние индивида, мы говорим о психическом эквиваленте значения слова или образе содержания слова в терминологии А.А. Леонтьева [1997]. Антропоцентрический подход к языку, в центре внимания которого находится отношение “язык - внутренний мир человека”, отражает наметившийся сдвиг от трактовки смысла как абстрактной сущности, формальное представление которой отвлечено и от автора высказывания, и от его адресата, к изучению концепта как сущности ментальной прежде всего [Фрумкина 1992]. Попытки выйти за пределы системного анализа лексики привели к широкому использованию термина “концепт”, которое тесно связано с понятием внутреннего контекста. По мнению исследователей, концептуальный анализ как один из подходов когнитивной лингвистики дает возможность интегрировать в общую систему семантического описания лексики такие факторы, как фоновые знания и другие экстралингвистические данные.

В отечественной лингвистике пока не сложилось четкого определения понятия “концепт”: он определяется как вербализованное понятие, отрефлектированное в категориях культуры [Фрумкина 1995]; как продукт человеческой мысли и явление идеальное, и, следовательно, присущее человеческому сознанию вообще, а не только языковому, при этом он “реконструируется” через свое языковое выражение и внеязыковые знания на том отрезке, фрагменте действительности, который формирует данный концепт [Телия 1995]; как единица ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике [Кубрякова и др. 1996]; как мыслительный образ, называемый той или иной лексической единицей [Стернин, Быкова 1998]. Ю.С. Степанов считает, что концепт существует в ментальном мире человека не в виде четких понятий, а как “пучок” представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, которые сопровождают слово: “концепты не только мыслятся, они переживаются. Они – предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений” [Степанов 1997: 41]. Автор акцентирует внимание на культурологическом аспекте концепта и говорит о культурных концептах: “культурный концепт - это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека” [Op. cit.: 40].

Моделирование процессов идентификации слова, распознавания стоящей за словом в индивидуальном сознании и подсознании информации предполагает также учет этнопсихологических факторов. Схемы и сценарии, трактуемые как внутренние структуры психики, хорошо соответствуют представлению о культуре как о внутренних смыслах, отделившихся от своих материальных носителей. В работах [D’Andrade 1984, 1990, 1995] понятие схемы распространено таким образом, чтобы оно включало представления и явления психологической антропологии. Там же выдвинута идея культурных схем – культурных моделей, отражающих не только мир физических объектов, но и более абстрактные миры социального взаимодействия, рассуждения и значений слов. .Культурная схема представляет собой сочетание элементарных схем, составляющих значимые системные характеристики культурной группы. В значениях, которые функционируют в деятельности и сознании конкретного индивида, мы можем искать особенности мироощущения и самооценки представителя той или иной культуры. Образы сознания – это те единицы, из которых строятся национально-культурные структуры сознания [Уфимцева 1995].

С позиций психолингвистики при помощи метафоры “носитель национальной культуры” обычно описывают качества сознания человека, которые сформировались при присвоении определенной национальной культуры. Под этими качествами сознания обычно имеют в виду знания – перцептивные (сформированные в результате переработки перцептивных данных, полученных от органов чувств), концептуальные (сформированные в ходе мыслительной деятельности, не опирающейся непосредственно на перцептивные данные), процедурные (описывающие способы и последовательность использования перцептивных и концептуальных данных) [Seel 1991; Spinner 1994]. Например, носитель русской культуры имеет сознание, состоящее из психических образов и представлений, бытующих в русской культуре. Эти знания в виде образов сознания и представлений (которые в лингвистике описываются чаще всего понятием значения слова, в когнитивной лингвистике – понятием “концепт”), а также ассоциированные со словами знания используются коммуникантами для построения мыслей при кодировании и декодировании речевых сообщений [Тарасов 1996].

Полученные при проведенном нами экспериментальном исследовании микроконтексты интерпретировались как частично вербализованный внутренний когнитивный контекст языкового и практического опыта испытуемых, который дает более полное представление о том фрагменте индивидуального знания, который, актуализируясь в процессе идентификации нового слова, служит для нее опорой, тогда как отдельные ассоциативные реакции и субъективные дефиниции констатируют факт установления связи с одним или несколькими опорными элементами, что подтверждается примерами многократных пересечений и дублирования материалов основного и дополнительного экспериментов, несмотря на то, что они проводились в разных группах испытуемых.

Как показывает анализ интегративных полей прилагательных-стимулов, микроконтекст может быть реализован ситуацией, которая представлена статичным объектом или динамичным процессом, где прилагательные характеризуют сам процесс, включенные в него объекты, а также связанные с ним эмоционально-оценочные переживания. Таким образом, под ситуацией здесь понимается некий фрагмент объективной действительности, представленный в памяти индивида в единстве всех переживаемых им чувственных, когнитивных и аффективных характеристик, фрагмент индивидуальной картины мира, единица индивидуального знания.

Среди внутренних факторов, обусловивших идентификацию стимулов, можно назвать возраст наших ии., что отражается и в тематике микроконтекстов, и в выборе в качестве опорной мотивирующей основы слов, употребляющихся в молодежной среде (в приводимых ниже примерах пояснения в скобках давались самими ии.): “Он хотел выглядеть обрубистым” (сногсшибательный, печально-известный); “В кинотеатре шел обрубистый фильм” (замечательный, хороший); “Человека, который часто шутит, его называют приколист или обрубистый” (приколист); “Стеженая компания собралась на пикник” (веселый). Предшествующий опыт индивида, благодаря которому происходит идентификация нового, не встречавшегося ранее слова, формируется при непосредственном взаимодействии индивидуального и коллективного знания. Социальный аспект индивидуального знания актуализировался в следующих микроконтекстах: “За последние годы в нашей стране все более уживается тяп-ляповый метод работы” (быстрый, абы-какой, плохой); “Наша страна находится в смирупониточном периоде” (нищий); “Катастрофильное положение сложилось в нашей стране с продуктами питания” (катастрофа). Общепринятые нормы, оценки, стереотипы с учетом национально-культурной специфики также определяют “угол зрения”, который высвечивает тот или иной фрагмент индивидуального знания, ставший опорой для идентификации прилагательного-неологизма: “Николай шел домой и думал о том, что старушки, сидящие возле дома, осудят его с ног до головы, ведь им все надо, у них вездесуйный характер” (любопытный).

Мы рассматривали процессы, обеспечивающие выбор опоры для идентификации стимула, путем анализа различных, условно разграниченных мотивирующих элементов. Тем не менее, анализируя возможности выбора опоры, мы постоянно возвращались к тому, что тот или иной выделенный нами мотивирующий элемент не является единственно возможной опорой для идентификации. Так, при анализе опоры на графический образ было отмечено, что при организации поиска по началу слова опознанная словообразовательная модель стимула может обеспечить сужение числа слов – кандидатов на распознавание. Отмечается взаимосвязь процессов анализа морфологических компонентов стимула и опознания его словообразовательной модели и взаимообусловленность их результатов. В ряде случаев просто не представлялось возможным выделить приоритетные опорные элементы, так как реакции ии. свидетельствуют об опознании и графического, и фонетического образа стимула, и его словообразовательной модели, и семантического компонента. Все это говорит о взаимодействии (интеракции) разных видов знания в индивидуальном лексиконе в процессе распознавания слова. )